Бронислав Малиновский - Магия, наука и религия

87

Ни в Омаракане, ни в Оливилеви никаких токаикайя не возводили во время миламала, которую я наблюдал в этих деревнях. Этот обычай приходит в упадок, возведение токаикайя требует значительных затрат труда и немалых хлопот. Я видел одну из них в деревне Гумилабаба, где проживает вождь самого высокого статуса (Митаката, гуиа-у статуса табалу).

В какой мере, наряду с этой явной целью, такие демонстрации побуждаются тщеславием и эстетическим мотивом, здесь обсудить не представляется возможным.

Топоры выставляются без древка.

Домашним кабанам намеренно удаляют верхние резцы, чтобы клыки беспрепятственно росли и закручивались кольцами.

Это одна из многочисленных ситуаций распределения пищи (общее обозначение сагали), которые связаны почти с каждым значительным моментом социальной жизни на островах Тробриан. Как правило, сагали устраивает один клан (или два клана), а еду принимает другой. Так, во время катукуала вначале еду раздает клан Маласи, а Лукулабута, Лукуасисига и Лукуба принимают ее. Спустя несколько дней катукуала повторяется, но на этот раз социальный порядок меняется на обратный. Двойная расстановка кланов варьирует в соответствии с районом. В Омаракане Маласи имеют такой перевес, что они сами составляют одну половину, а три других клана образуют другую. Заняться детальным исследованием социального механизма и других особенностей сагали здесь не представляется возможным.

Конечно, прежде чем отдавать что-нибудь токаи, вожди оставляют себе от свиньи столько, сколько им нужно. Но характерно, что привилегии вождя больше касаются свободы давать, чем свободы потреблять. Тщеславие является более сильным чувством, чем жадность — хотя это соображение. пожалуй, не отражает всей истины.

Порочный круг (лат.). — Прим. пер.

Так, обычно танцы торжественно открываются «освящением» барабанов (катувивиса касауса-у), которое связано с катукуала. Каидебу должны быть отдельно «освящены» посредством катувивиса каидебу.

Каждый день, ближе к полнолунию, имеет свое название. Так день (и ночь) полнолуния называется Япила или Каитауло. День до полнолуния называется Ямкевила; предшествующий ему день — Улакаива. День после полнолуния — Валаита; следующий за ним день — Воуло. Иоба происходит в ночь Воуло.

«Набор» барабанов жителей Кирнвины состоит из: 1) большого барабана (обычных для Новой Гвинеи размеров), называющегося касауса-у или купи (это последнее слово здесь означает в просторечии glans penis [головка пениса (лат. — Прим. пер.)] и 2) малого барабана, называющегося катунениа, размером в одну треть большого. Все виды барабанного боя являются сочетанием боя двух барабанов, купи и катунениа, каждый выбивает свой ритм.

На Бойове существуют два основных типа танца. Круговые танцы, когда «оркестр» (барабаны и певцы) располагается в центре, а исполнители танца движутся вокруг них, всегда против часовой стрелки. Эти танцы, в свою очередь, подразделяются на: 1) бисила (по названию длинной ленты из листьев пандануса), танцы с медленным движением, 2) китатува (так называют две связки листьев), танцы с быстрым движением, и 3) каидебу (подразумевается деревянный разрисованный щит), танцы с таким же быстрым движением. В танцах бисила могут принимать участие женщины (но только в исключительных случаях), и все исполнители одеты в женские юбки. Вторая группа танцев — это касавага, где танцуют только трое мужчин, всегда имитируя движения животных, однако весьма условно и нереалистично. Эти танцы не круговые и не сопровождаются (как правило) пением; «оркестр» состоит из пяти барабанов купи и одного катунениа.

Английский заговорщик (1570–1606), готовил покушение (взрывы — «пороховой заговор») на короля Якова I и парламент. Заговор был раскрыт и покушение предотвращено, годовщина этого события торжественно отмечается 5-го ноября.

Если деревня соблюдает траур (бола) и барабаны — табу, иоба исполняется с помощью витой морской раковины (та-уио) — пренебречь им нельзя даже при таких обстоятельствах.

Требование избегать «наводящих вопросов», без конца повторяющееся в инструкциях по этнологической полевой работе, согласно моему опыту, есть следствие одного из самых вредных предубеждений. «Наводящие вопросы» опасны в течение первого получаса или, самое большее, пары часов вашей работы с новым информатором. Но любую работу, проделанную с новым, а следовательно стесненным в общении информатором, не стоит регистрировать. Информатор должен знать, что вы хотите услышать от него точное и подробное изложение фактов. Хороший информатор спустя несколько дней опровергнет и исправит вас, даже если вы сделаете lapsus linguae [обмолвка, оговорка (лат. — Прим. пер.).], и нет никаких оснований считать, что наводящие вопросы представляют какую-либо опасность. Кроме того, реальная этнографическая работа в значительной мере связана со сбором фактических легален, которые, как правило, можно проверить наблюдением — где, опять же, наводящие вопросы ни в коем случае не представляют никакой опасности. Единственный случай, где необходимы исключительно прямые вопросы, где они — единственный инструмент этнографа — это когда он хочет знать истолкование обряда или мнение самого информатора по какому-то вопросу; а затем уже наводящие вопросы совершенно обязательны. Вы можете спросить туземца: «Как ты объясняешь такой-то и такой-то ритуал?» — и годами ждать ответа (даже если вы умеете выразить свой вопрос на туземном языке). Вы должны побудить туземца в какой то мере встать на ваше место и посмотреть на вещи с точки зрения этнографа. К тому же, стремясь выяснить факты, которые просто недоступны для непосредственного наблюдения, как, например, военные обычаи и некоторые вышедшие из употребления технические приспособления, абсолютно невозможно работать без наводящих вопросов, если вы не хотите упустить множество важных деталей. Никакой реальной причины избегать такого рода расспросов нет, и предубеждение против наводящих вопросов — явно ошибочно. Этнологическое исследование и судебное дознание существенно отличаются в том, что в суде свидетель должен выразить свое личное, собственное мнение или рассказать о своих впечатлениях — и на то, и на другое могут легко повлиять всякие намеки и предположения; тогда как в этнологическом исследовании от информатора ожидают либо изложения такого определенно закрепившегося и укоренившегося знания как знание об основанной на обычае деятельности или об устоявшемся веровании, либо же — изложения традиционного взгляда. В таких случаях наводящий вопрос опасен лишь тогда, когда имеешь дело с ленивым, несведущим или недобросовестным информатором, но в этом случае лучше совсем отказаться от его услуг.

Характерный пример, иллюстрирующий это утверждение, представляет собой один шотландец, который многие годы жил среди туземцев как торговец и скупщик жемчуга. Он никоим образом не потерял ни своей «кастовости», ни достоинства белого человека и, право же, остался исключительно доброжелательным и гостеприимным джентльменом; тем не менее, он усвоил некоторые специфические туземные нравы и привычки, вроде обыкновения жевать орехи арековой пальмы — привычка, редко перенимаемая белыми людьми. К тому же он женат на туземке из Киривины. Для того чтобы его огород процветал, он прибегает к помощи туземного товоси (специалиста по земледельческой магии) из соседней деревни, и именно по этой причине, как утверждают мои информаторы, его огород всегда значительно лучше, чем у любого другого белого человека.

Все мои широкие обобщения, связанные с земледельческой магией в Киривине, конечно же, не следует принимать даже за беглый очерк этого явления, которое, я надеюсь, будет проанализировано в другой работе.