Юрий Росциус - Дневник пророка?

2 октября Гитлер обращается к армии с воззванием, утверждая, что это последняя битва, и Москва должна пасть 16 октября. В этот день начинается наступление немцев. На севере они достигают Московского моря. 27 октября танки генерала Гота находятся всего в 25 километрах от Кремля! Геббельс дает указание газетам оставить на первой полосе место для сообщения о… взятии Москвы. Однако Москва еще не окружена! Идет пятый месяц войны, последний из «отведенных» Гитлером на уничтожение Советской России, но окружение Москвы так и не завершено… Почему? Как еще 5 июня Лева мог это вычислить? Что это? Случайность?

6 декабря при 38-градусном морозе и сильной вьюге Красная Армия переходит в наступление под Москвой. И через 40 дней после этого фашисты отброшены от Москвы на 400 километров! Так закончилась первая часть войны! Опять прав Лева! Совпадение? Да сколько же их может быть подряд? Система совпадений или… совпадение системы? Как говаривал Суворов, «раз удача, два удача! Помилуй Бог, когда же умение?»

Кстати, между прочим, еще в конце июля (?! — Ю. Р.) командующий армией фон Браухич начинает заниматься проблемой зимнего снаряжения армии, хотя Гитлер настаивает, что восточная кампания окончится в этом году! Поэтому вряд ли можно все списать на ранние и сильные морозы зимы 1941 года, приписать победу генералу «Морозу»?!

И если совпадение допустимо в том, что названный Левой Калинин располагается на линии фронта начала декабря 1941 года, является крайней точкой, достигнутой гитлеровцами на этом направлении, то как можно объяснить уверенность Левы в том, что Одесса падет гораздо позже Киева, как он писал? И в самом деле, Киев пал 19.9, а Одесса лишь 16.10 — на 27 дней позже! В масштабах, отведенных Гитлером на всю войну, 27 дней громадный срок! Конечно, можно было представить себе интенсивность боев за Киев и Одессу, учитывая их географическое положение, стратегическое значение, но…

Можно было определить протяженность фронта от Ледовитого океана до Черного моря по концентрации сил немецких войск в сопредельных странах, но названные выше детали просто непостижимы!

Остановимся еще на одном моменте. Как и на основании чего Лева определил время начала реализации плана «Барбаросса»?

Если бы Лева руководствовался элементарными соображениями о наиболее простой и легкой реализации немцами намерения завершить захват Москвы до морозов, то самым естественным представляется отнесение им начала военных действий на май (как и предполагалось немцами изначально!), поскольку апрель угрожает весенней распутицей. А тогда запись в дневнике Федотову следовало бы произвести раньше, скажем — в конце апреля, начале мая. Но он так не поступил. Почему? Просто опоздал? Если же предположить, что 5 июня запись была произведена чисто случайно (просто время было!), то он не мог, естественно, отнести дату начала грядущей войны в прошлое. Оставалось — будущее.

Как же он ощутил, понял, подумал, что это все же вопреки разуму не будет первая половина июня? Почему он с такой поразительной, ему присущей уверенностью, называет «вторую половину июня, начало июля…»? Ведь информации, как мы выяснили, нет и быть не могло? Ведь не видел же он на таком расстоянии, что происходит на нашей границе? Абсурдная мысль? А почему бы и нет? Ведь известны такие случаи! А у Левы образное мышление было чрезвычайно развито. Он — хороший художник. Побывав в опере, он, придя домой, сделал нотную запись выходного марша из оперы Аида. Специалисты утверждают — безошибочно!

Странности дневника на этом не кончаются. Как, например, Лева мог знать то, о чем в ту пору не ведал даже Гитлер, к услугам которого была, худо-бедно, разведслужба Германии? Так, западные исследователи склонны полагать, что страны Западной Европы поглощались Германией без особой предварительной подготовки.

Однако на этот раз противник был серьезный, и к захвату России Германия готовилась тщательнее. И все же фактическая информированность Германии о грядущем противнике, как утверждают западные исследователи, оказалась недостаточной. Так, в переговорах с министром иностранных дел фашистской Италии Галеаццо Чиано, 25 октября 1941 года Гитлер признался, что он, возможно, вовсе не начал бы вторжения, если бы ему заранее было известно все то, с чем немцам пришлось встретиться в России! (информация из книги сотрудника Амстердамского государственного института военной документации Л. Де Ионга «Немецкая пятая колонна во второй мировой войне». — М., 1958.— С. 361). Четыре месяца войны сбили спесь даже с бесноватого фюрера!

Так, начиная войну, немцы считали, что у русских не более 200 дивизий, а к исходу шестой недели войны их оказалось …360! Аналогично недооценивалась мощь ВВС СССР. То же касалось танков. Гитлер вынужден был признать: «Когда мы вступили в Россию, я ожидал, что против нас будет выставлено не, более 4000 танков, а их оказалось 12 000!» Правда, Гудериан в 1937 году говорил о 10 000 танков России, но ему не поверили!

Несомненно, что Германия располагала мощным и разветвленным разведывательным аппаратом и ее возможности несоизмеримо выше возможностей любого штатского, пусть даже гениального, одиночки, полагавшегося в сборе информации даже о своей стране лишь на собственные силы, случай и милость официальных органов страны, несомненно заинтересованных в сохранении тайны. Кроме того, начни Лева самостоятельный сбор информации об СССР по своим каналам — это бы кончилось печально, мягко говоря!

Итак, получение потребной для блестяще изложенного в дневнике Левы прогноза, основанного на логическом анализе ситуации, оценке потенциала противостоящих сторон, затруднительно и опасно по ряду причин. Поражает легкость раскрытия Львом Федотовым немецких секретных планов, закрытых в суперсейфах германского рейха, окутанных проводами сигнальных устройств.

Ведь чародей Лева Федотов в свои восемнадцать лет с поразительной легкостью безошибочно оценивает военную мощь противостоящих государств, отдает предпочтение Родине, предвидя грядущие трудности, опровергает возможность реализации непостижимо ставших ему известными секретных военных планов Германии.

Но если, простите, совершенно непредставимы, непостижимы пути получения им информации о военной мощи Германии, то тысячекратно труднее на основе той куцей информации, которой он мог располагать, неведомо откуда взявшейся, сделать идеально подтвержденный последующими событиями вывод о несостоятельности этих пла нов, их ущербности, гибельности для их же создателей. Парадоксально!

Добавим к этому, что уже во время войны, 3 июля 1941 года, начальник генерального штаба германской армии Гальдер пишет в своем дневнике:

«Не будет преувеличением, если я скажу, что поход против России был выигран в течение 14 дней»!

Германский профессиональный военный высокого ранга, как видим, жестоко ошибся в оценке ситуации уже в ходе войны, 3 июля 1941 года, тогда как Лева расписал все четко до того — 5 июня 1941 года и… не ошибся ни в чем! Непостижимо!

Конечно, можно сказать, что сообщенное выше лишь подтверждает тезис о том, что-де «человеку свойственно ошибаться»! Но как же получилось, что профессиональные военные, руководители крупных государств раз за разом ошибались, явно не имея права на столь дорогие ошибки, а безусый школьник Лева практически во всем был загодя безупречно прав!?

Итак, проведя скрупулезный и педантичный анализ дневника, обстоятельств и времени его написания, анализа информационных каналов, доступных Леве Федотову, снова приходим к обескураживающему выводу о невозможности однозначного утвердительного ответа на вопрос о реальности аналитического решения в данных условиях несомненно блестяще решенной Львом Федотовым задачи прогнозирования исключительно важной в жизни каждого народа ситуации — войны, вторжения иноземных захватчиков.

Однако неопровержимо ясно одно, что краткое и емкое сообщение дневника поразительно точно во всех деталях совпало с рисунком, темпом и очередностью последующих серьезных событий, занявших почти четыре года жизни народа и обошедшихся ему в 20 миллионов человеческих жизней! 20 000 000 могил, каждая из которых занимает 2 метра в длину, опояшут земной шар по экватору!

Неисчислимы поразительные записи в дневнике. Так, с приведенными ранее записями как-то нелепо диссонирует запись в тетради XV:

«22 июня 1941 года. Сегодня я по обыкновению встал рано. Мамаша моя скоро ушла на работу, а я принялся просматривать дневник, чтобы поохотиться за его недочетами и ошибками в нем.

Неожиданный телефонный звонок прервал мои действия. Это звонила Буба.

— Лева! Ты слышал сейчас радио? — спросила она.

— Нет! Оно выключено.

— Так включи его! Значит, ты ничего не слышал?