Петр Романов - Россия и Запад. От Рюрика до Екатерины II

Если бы Средиземное море не было закрыто для американского флага, можно было бы поставлять многие виды товаров для русского флота… -

объяснял Джонс. Он даже предлагал Екатерине официально обратиться к США за помощью в войне с Турцией, учитывая, что ненавистные американцам алжирцы находятся под властью турок.

Предлагал Джонс и проект освоения Крыма с помощью американцев:

Американцы – отличные земледельцы, торговцы и воины… Я убежден, что можно было бы побудить многие их семьи переселиться в Крым; если им там будет хорошо, то они вскоре заселят весь полуостров и сделают его процветающим краем…

Появление на русской службе американца вызвало яростные протесты у морских офицеров-англичан, уже служивших Екатерине. Подчиняться Джонсу, заклятому врагу Англии, по понятным причинам было для многих из них невыносимо. Протест английских моряков поддержали и английские купцы в Петербурге, демонстративно закрывшие на время свои лавки. Холодную голову сохранил лишь командующий Балтийским флотом англичанин Самуил Грейг; он резонно заметил недовольным, что офицерам митинговать негоже: «Либо честно служите, либо подавайте в отставку».

Точно такую же позицию, узнав о «бунте», заняла и Екатерина. Результатом скандала стал скоропалительный отъезд многих английских моряков на родину. Сам Джонс к протестам англичан отнесся хладнокровно, а поддержку Грейга оценил по достоинству, крепко с ним подружившись.

Легко нашел общий язык Джонс и с Суворовым. Переписка сохранила самые лестные отзывы двух великих воинов друг о друге. «Здесь вчера с Паулем Джонсом увиделись мы как столетние знакомцы», – писал Суворов. Он высоко ценил мастерство Джонса, проявленное им при осаде Очакова.

Турецкий флот, значительно превосходивший русские силы, поначалу ставил перед собой задачу полностью разгромить русских на море, но в результате нескольких сражений турки понесли большой урон, а затем и вовсе бежали. В то время как их потери составили 1800 человек, русские потеряли 85. За блестящие действия под Очаковом контр-адмирал Пол Джонс получил от императрицы в награду орден Святой Анны.

Искренне восхищался Суворовым и американец:

Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал – и не напрасно – открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неописуемо храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческой способностью проникать в суть вещей под маской грубоватости и чудачества. Я полагаю, что в его лице Россия имеет величайшего воина, какого ей когда-либо дано иметь… Он не только первый генерал России, но и наделен всем, чтобы считаться первым и в Европе.

Предсказание Джонса сбылось. Генерал Александр Суворов действительно стал генералиссимусом, величайшим русским военачальником, не проигравшим в жизни ни одного боя, полководцем, повторившим исторический переход Ганнибала через Альпы.

К сожалению, долго сражаться вместе Джонсу и Суворову не пришлось, в Петербурге неожиданно скончался Грейг, и Екатерина вызвала американца в столицу. Предполагалось, что именно Джонс встанет во главе русского флота на Балтике. Джонс писал:

Неожиданное известие о смерти Грейга меня очень огорчило. С сэром Самуилом мы не только прекрасно понимали друг друга, но и были абсолютно убеждены в необходимости нашей службы императрице… Я мог только мечтать, чтобы мои отношения с коллегами в России были такие, как с Грейгом на флоте и с Суворовым в армии.

Не получилось. Сильное английское лобби в Петербурге, с трудом терпевшее Джонса на далеком Черном море, не могло вынести его присутствия на Балтике, в непосредственной близости от Британии. Почетного назначения командующим Балтийским флотом американец так и не получил. Вместо этого в одной из петербургских гостиниц его ждала грубая провокация: ворвавшаяся к адмиралу в номер девица легкого поведения подняла крик, обвиняя Джонса в попытке изнасилования. Скандал получился грандиозным, и, хотя адмирал сумел убедить Екатерину в своей невиновности, репутации моряка был нанесен, естественно, немалый урон.

Версий происшедшего в исторической литературе есть немало. Некоторые ссылаются на нерасположение к нему Потемкина. Независимый американец действительно мог раздражать при русском дворе многих, но очевиден здесь иной след: слишком страстно желали избавиться от ненавистного им «пирата» англичане. Лондону, как правило, и приписывают авторство провокации.

Умер Пол Джонс в 1792 году в Париже, через три года после отъезда из России. Говорят, что, когда знаменитого моряка нашли мертвым в гостиничном номере, на нем был мундир контр-адмирала русского флота.

Тема «Екатерина II и Французская революция 1789 года» столь часто анализировалась и в России, и за рубежом, что говорить об этом было бы излишне, если бы в результате кропотливого труда появился приемлемый ответ на самый простой и естественный вопрос: «Чего же русская государыня хотела?»

Между тем версий столько, что для их подробного описания нужна отдельная книга. По мнению большинства советских историков, Екатерина стала лидером европейской контрреволюции и сделала все от нее зависящее, чтобы восстановить во Франции власть Бурбонов.

По мнению ряда западных ученых, главным мотивом, двигавшим Екатериной, был расчетливый политический эгоизм. Согласно этой версии, императрица мечтала втянуть в активные действия против революционной Франции крупнейшие европейские державы, а самой России освободить руки для решения польских, турецких и прочих дел.

То есть Екатерина, торжественно провозгласив, что «дело французского короля есть дело всех государей», затем фактически манкировала своими обязательствами в отношении «королевского интернационала», дала роялистам лишь деньги, но не послала на помощь французской монархии ни одного русского солдата.

Есть и другая версия, что Екатерина, будучи монархом просвещенным, пыталась все время (и в предреволюционный период, и во время революции, и уже предвидя возврат монархических порядков во Франции) призвать всех основных участников событий к умеренности, ратуя за конституционную монархию, за компромиссный путь выхода из кризиса.

Интересно, что все эти, казалось бы, взаимоисключающие версии опираются на подлинные документы, высказывания и обещания Екатерины. Один историк приводит екатерининскую записку о необходимости немедленной интервенции, чтобы подавить во Франции революцию. Другой в противовес рассказывает о том, как та же Екатерина раздраженно накричала на сына, когда Павел, размышляя над газетой о событиях в Париже, заявил: «Я тотчас бы все прекратил пушками». «Vous étes une béte féroce (Ты жестокая тварь), – заявила императрица сыну по-французски. И добавила: – Или ты не понимаешь, что пушки не могут воевать с идеями? Если ты так будешь царствовать, то недолго продлится твое царствование».

Подобных противоречий множество, и если попытаться вычертить на бумаге вектор движения политических шагов и заявлений Екатерины по поводу французских дел, то получится странный рисунок, чем-то напоминающий следы, оставленные на снегу не очень трезвым человеком.

Впечатление, однако, обманчивое: так бывает, если не видеть того лабиринта, в котором на самом деле движется человек. Если представить лабиринт, то окажется, что все эти странные зигзаги вполне естественны. Логику поступков (шагов) навязывает человеку непреодолимая и извилистая стена.

Екатерининский лабиринт был выстроен, конечно, не из камня, речь шла о политике, философии, психологии и морали, но и этот материал свободное движение человека ограничивает иногда до чрезвычайности. Более того, Французская революция – это лишь заключительный фрагмент того длинного лабиринта, по которому Екатерина шла с момента своего прихода к власти. Основные параметры этого лабиринта очень точно указал императрице еще Дидро: справа – самодержавие, слева – народовластие, а посередине со свечой просвещенного абсолютизма в руках сама Екатерина.

Что-либо делать в таком положении сложно. Свобода маневра предельно ограничена как реальными политическими рамками, так и внутренним цензором. В этом, наверное, вся суть Екатерининской эпохи. При любом порыве ветра пламя свечи – просвещенного абсолютизма – начинает колебаться то в ту, то в иную сторону, отбрасывая на стены лабиринта причудливые тени.

Именно эти тени и пытаются подчас анализировать: тени-слова и тени-поступки, ускользающие, непоследовательные, необязательные. Жизнь и царствование Екатерины полны такими неопределенными тенями. Колеблющуюся на стене картину легко толковать, но трудно разгадать. Она и умерла, начав, но не завершив шага: собрала 60-тысячный корпус под командованием Александра Суворова, но так и не решилась отправить его во Францию.