Юрий Азаров - Семейная педагогика. Воспитание ребенка в любви, свободе и творчестве

– Встань! – приказал отец.

Петя встал. Я не могла говорить, простилась и ушла, едва заставив себя выслушать короткий разговор отца с сыном. Впрочем, никакого разговора не было.

– Понятно? – только спросил Бугаев и, когда Петя, опустив голову, ничего не ответил, грозно переспросил: – Понятно?

– Понятно, – еле слышным шепотом ответил Петя».

Позднее, уже дома, проклиная себя, «тетушка Ло» вспомнит эту «отвратительную сцену» и скажет, сомневаясь: в этой сцене «было что-то безнравственное, заставляющее думать, что сын, в сущности, недалеко ушел от отца».

Я читал эту фразу сто раз. Что это – редакторская ошибка? Или кредо автора? На глазах учителя вершится чудовищное, а она – «что-то»? Может быть, Каверин лишь подтвердил то, что традиционно развертывается в литературе: заложенные в детстве злоба или ласка потом вырастают в тот фундамент, на котором строятся семья, общество. Неужто свинцовая мерзость всегда будет в Бугаеве-младшем?

Каверин как бы восстает (это я понял потом) против такого линейного, однозначного мышления. Гражданский смысл литературы – непременный бунт против мерзости.

В приведенной сцене вывернуты наизнанку поэтика и обычная правда, может быть, потому и каверинская авторитарная безапелляционность вдруг воспринимается мной как проклятие, которое носится в воздухе над нами, и в первую очередь над школой и семьей: что бы вы ни делали, но пока стоят вот так рядом отец сын и учитель, вот так ненавидяще разят друг друга, пока вот так разрушается родственность, будет расти разобщенность.

Обратимся к другой сцене, которую наблюдает Галина Петровна из окна школы.

Старшеклассник Паша Перов – художник, талант, влюбленный в Нину Порошину, – написал ее портрет: «На задумчивом, слегка порозовевшем лице лежала волшебная прозрачная тень, которая как бы одновременно и существовала, и не существовала. Таинственно сгущаясь, она лежала на верхней части лица, на опущенных глазах, и вы чувствовали, что она непреодолимо, неотразимо нужна. Зачем? Кто знает». Нину непристойным словом оскорбляет Петя Бугаев, и Паша Перов вступается за честь школьной красавицы. Жестокая драка. И снова неоправданная педагогическая гнусность: «училка» спокойно наблюдает кровопролитие.

Двери распахнуты настежь… И я думаю: а что, собственно, может сделать милая, тонкая, нежная, добрая Галина Петровна, у которой в жизни нет ничего, кроме этих сердечных забот о детях?! Может ли она повлиять на жизнь Олега Рязанцева, который, с презрением взглянув, прошел мимо дерущихся? Может ли «тетушка Ло» изменить что-либо в жизни Пети Бугаева, который порывается вдруг понять Галину Петровну: «Галина Петровна, завтра я вам тоже цветы принесу». – «Нет, Бугаев, я от тебя цветы не возьму». Как может повлиять Галина Петровна на мысли и чувства Паши Перова, влюбленного в Нину, когда та, должно быть в отместку Олегу, решила провести время с юным художником? Бросившись на зов Нины, Паша погибает. Кто-то ночью разрезал на куски портрет Нины с волшебной тенью. Кто? Бугаев? Олег Рязанцев? Загадка! Да и какая разница – кто! Портрет с прозрачной тенью – символ идеального, этот портрет растерзан, и не восстановить больше никогда этого портрета, потому что будущий великий художник Паша Перов погиб и унес с собой тайну мерцающей тени, которая как бы одновременно и тень, и свет. Вот оно то, что ведет к постижению философии автора «Загадки» и к некоторым ответам на загадочные философские проблемы сегодняшнего воспитания.

Реформа современного образования, помимо прочих, будет решать проблемы духовного обновления школы. Вопрос стоит так: могут ли быть осуществлены педагогические преобразования, если нравственно и профессионально не подготовлен тот, кто их осуществляет?

Я понимаю, сколь обнаженно я ставлю вопрос, но другой постановки в такой важной сфере, как воспитание, быть не может. В свое время А. В. Луначарский, как бы полемизируя с философом Фихте (Фихте говорил: какой смысл воспитывать гармоничных людей для дисгармоничного общества, да и кто воспитает?), ответил на этот вопрос так: разорвать замкнутый круг можно только одним способом – преобразования духовные в самой личности должны совпадать с преобразованием обстоятельств.

Каверин затронул важнейшую проблему школьного дела. Он подвел нас к подножию нравственных вершин. Он верит в молодое поколение: «все эти Нины, Олеги и Паши, в сущности, прекрасные люди, которые инстинктивно ждут, что мы им напомним…» А о чем? Кстати, в этом перечне прекрасных людей автор не назвал Петю Бугаева. Может быть, это прием?

Не побоюсь сказать: школа как битва. И выигрывается битва не только числом кабинетов, технических средств, количеством компьютеров, кинокамер и телеустановок. Многое решает дух школьного войска. Школьная реформа обращена к духовной ответственности взрослых и детей, обращена к педагогам и к учащимся. Всколыхнуть детские силы, силы молодежи, дать простор их инициативе, их способности чутко и по-доброму решать сложные вопросы своего бытия – вот для чего нужна школьная самодеятельность, которой нет в доме с настежь распахнутыми дверьми – в современной школе.

Реформа современного образования, помимо прочих, будет решать проблемы духовного обновления школы. Вопрос стоит так: могут ли быть осуществлены педагогические преобразования, если нравственно и профессионально не подготовлен тот, кто их осуществляет?

Нравственная сила педагогики Каверина состоит в том, что она, являясь педагогикой борьбы, выступает против проявлений формализма и невежества, ратует за то, чтобы действия учащихся и их учителей были согреты теплом человечности, отвечали бы высоким требованиям духовной культуры.

Общечеловеческая культура создала максимы о любви, которые мы сгруппировали в данный далеко не полный перечень. В основу этих заповедей легли пятнадцать заветов апостола Павла. Наша задача осмыслить их применительно к семейному воспитанию. Вот они, эти заповеди:

1. ЛЮБОВЬ ДОЛГОТЕРПИТ. Греческое слово «макрофумейн» означает терпение к людям, а не к обстоятельствам. Толкователь Нового Завета А. П. Лопухин подчеркивает, что долготерпение обнаруживается в отношении к разным оскорблениям, какие причиняются человеку ближними. Уильям Бартли, замечательный английский комментатор Библии, ссылаясь на Хризостома, говорит, что это слово применимо к несправедливо обиженному, который мог бы легко отомстить за обиду, но все же не делает этого. В таком человеке трудно вызвать гнев. Долготерпение – это признание права другого человека на ошибку.

Как часто мы говорим: «Сколько же можно терпеть тебя?!»

Ответ: «Беспредельно». Суть педагогического труда, одна из главных его сторон в долготерпении, в сердечной мягкости.

2. ЛЮБОВЬ МИЛОСЕРДСТВУЕТ. Любовь ласкова и мила во всем. Многие благочестивые христиане встали бы на сторону правителей, а не на сторону Иисуса, если бы им пришлось решать дело уголовника, прелюбодеяния женщины, измены и т. д.

Помню, я в течение шести месяцев спасал девочку, которая совершила дерзкое хулиганство (ударила коньком незнакомую девочку в лицо, едва не выбив глаз). Юную хулиганку звали Люда Мун. Я обращался к педагогам и писателям, к судьям и прокурорам: «Помогите спасти Люду. Она уже наказана тем, что три месяца сидит в изоляторе, где ее избили товарки и надзиратели». – «Нет!» – отвечали писатели и судьи, педагоги и прокуроры. Вызвался помочь мне замечательный журналист Евгений Михайлович Богат, который заведовал тогда отделом воспитания в «Литературной газете». По его совету я сказал тюремщикам и руководителям района: «Я работаю над очерком, который будет называться либо «Спасение», либо «Отречение».

Суть педагогического труда, одна из главных его сторон в долготерпении, в сердечной мягкости.

Мне удалось вызволить девочку из тюрьмы и благодаря педагогам 913-й школы города Москвы, и благодаря руководителям района, где жила и училась Люда Мун. Могу признаться, что, может быть, это то лучшее, что сделал я в своей жизни. Через три года Люда спасала от тюрьмы других ребят.

3. ЛЮБОВЬ НЕ ЗАВИДУЕТ. Детская зависть более нравственна, чем зависть взрослых. Дети просто хотят иметь то, что имеют другие. Макаренко даже оправдывал такую зависть, называя ее проявлением правовых эмоций, мотивов, дескать, на каком основании те же буржуи имеют то, чего нет у нас?!

Современная зависть наших родителей странна своей абсурдностью, зафиксированной, скажем, в такого рода анекдотах: «Я больше радовался не тогда, когда купил корову, а тогда, когда у соседа сдохла». Недовольство самим фактом того, что другие имеют то, что не принадлежит завистникам, рождает злобность и агрессивность. Некоторые толкователи заповедей о любви заверяют, что такая зависть – самое низкое проявление человеческой души.