Павел Вязников - Песни из сказания Саремпораган

Вязников Павел

ИСПЫТАHИЕ САРЕМА ("ЮВАКСАРЕМАПУРИКША")

(Песнь 11 из сказания "Саремпораган")

пер. с уттари-бадари П.Александровича (1988)

Сказания о Сареме, возникшие среди мореходов Северного Барфадора ("сагридарай") - наряду с "Книгой рода ТерЕма" ("Терембари-баранатака") относится к наиболее известным памятникам бадарийской литературы. В отличие от написанной на "высоком" атахас-бадари, официальном языке империи, песни о Сареме (и другие сказания сагридарай) сложены на уттари-бадари (северном диалекте языка). Все они представляют собой особый вид застольных песен, которые сказитель исполнял во время пиров или же просто перед слушателями, но и в этом случае каждая песнь заканчивается здравицей, после которой сказителю обязательно подносится чарка меда, браги или иного напитка, а на пиру пьют и все присутствующие. Затем в ту же чарку бросают деньги в награду за песню; на пиру она должна быть наполнена до краев. Сагридар, независимо от возраста и положения в дружине, был окружен почетом, стоял выше рядового общинника, и все сагридарай одной дружины были связаны кровным побратимством. Это сказывалось на довольно своеобразных отношениях внутри общин, как семейных, так и имущественных. Старшина дружины был обычно одновременно также главой рода, возглавлял магические обряды, распоряжался всем имуществом рода и общины (в одной общине иногда проживало два и даже три рода). Если в большой общине было более одной дружины, то сагридарай разных дружин считались "двоюродными побратимами" сами они побратимами не были, но старшины между собой братались. Жены старшин управляли общиной, пока старшины были в море, также они руководили магическими обрядами в это время. Звание старшины в большинстве случаев было наследственным, но в некоторых случаях старшина мог быть смещен. В любом случае старшина избирался, хотя наследник предыдущего старшины был чаще всего основным претендентом на пост отца. Впрочем, от него ожидали подтверждения своих способностей руководить общиной и дружиной. В разных общинах требовались немного различные умения - одни сагридарай были в основном китобоями и промысловиками, другие - рыбаками и/или охотниками, третьи отдавали предпочтение ремеслу морских разбойников. Хотя все эти "специализации" были присущи всем общинам, но основной упор делался обычно на один из видов деятельности.

* * *

(После гибели родителей Сарема его взял в свой дом брат отца, Калем. Калем могучий уже был стар, но в море ходил по-прежнему. Сарем заменил ему сына: Вилем Калемон ведь пал в схватке с пиратами у Ор-Тонга, а сын его Вирем, внук Калема, был ещё слишком мал - ему не было и пяти лет. Поэтому Калем и решил передать мастерство морехода и охотника племяннику. В команде Калема собрались мужи опытные и славные, все уже в летах. Моложе других был Дерек, но и у того виски уже начали серебриться - так начинает к большой зимней стуже серебриться льдом море в заливах. Hо старики были всё ещё сильны, а опыт и мудрость делали их лучшими охотниками из всех. Hи разу не возвращалась ладья Калема без добычи, и не тюленей, даже не моржей добывал он, хотя морж - добыча нестыдная, да и тюленем, добычей малой, пристойной скорее людям простым, не пренебрегают порой и родовитые охотники, - нет, Калем всякий раз добывал кита, а то и дракона, и когда видели люди алый с жёлтым его парус за гребнями волн, то говорили, что вот-де идёт Калем с богатой добычей. И точно ни разу не обманулись; когда Калем приходил с охоты, был рынок с мясом, и мясо морозилось, вялилось, квасилось и коптилось в запас и на продажу в Ор-Тонг, и топился жир, и дубилась кожа, и разливалось по бочкам китовое молоко - такое жирное, что пить его можно только разбавив, солёное, пахнущее рыбой; и в маленькие баклажки - драконье, горьковатое, почти без запаха, цвета живых опалов, а до разлива через ткань -- усеянное золотистыми каплями жира. Этот жир собирают и ценят почти наравне с молоком. И в доме Калема пировали - и был стол обилен, а хозяин хлебосолен. Калем пировал - сидел за столом, по правую руку - Сарем, по левую - жена Калема Юрма Калемин и дочери великого ловца. Вокруг дружина, почётные гости, подальше - люди поменьше. Сарем ест еду Калема, хлеб на драконьем жире, оленину, китовое, драконье и тюленье мясо, рыбу, водоросли и квашеный лишайник, кашу, заедает диким луком и водяным орехом, пьёт горячее пиво, но еда ему не в радость: хоть и доводится Калем ему дядей, а чужой кусок крепкому парню есть зазорно. Говорит Сарем Калему: - Дозволь, дядя, мне стол покинуть. - Или ты заболел, Сарем? - спрашивает Калем. - Или нынешние мальчишки не едят в три горла, как им должно? Или горек мой хлеб, или мясо не отлежалось в тепле и пахнет не сладко? Или строганина раскисла, а вяленое мясо заплесневело? Или не почитаешь ты меня и пренебрегаешь моими гостями? - Я тебя почитаю и гостям твоим рад, каждого из них уважаю и каждому мой поклон, - отвечает ему Сарем, - и хлеб твой хорош, и мясо удалось, и пиво не остыло, а брага добро пенится. Только томит меня, что кормишь меня ты из милости, словно ребёнка или старика".

Говорит Сарем Калему: "Я уже не мальчик, дядя, Мне бы в море, мне бы в лодку, мне б с тобою на добычу! Я себе острогу сладил и метать её учился, Я и меч держать сумею, с топором не оплошаю! Лук и стрелы мне в забаву, самострел мне как игрушка, Я могу оленем править и тянуть канатом парус, Мне уже пятнадцать вёсен минет в месяце Туманов! Отвечал Калем на это: "Мне твои отрадны речи, Вижу - срок тебе приходит Стать мужчиной, сын Бирема! Что ж - назначу испытанье; хоть сейчас же это сладим Коли выполнишь заданье, то пойдёшь со мною в море!" Калем старый в этот вечер осушил немало кубков; Пил и пиво он, и брагу, и молочный острый рамеш, Оттого он испытанье прямо тут же и назначил, Hе подумал он, что парень может, выпив, осрамиться, Перед родом и гостями неумехой оказаться! Впрочем, сладили всё честью: вышли вон, пришли к качелям, Приготовили мишени и оружие достали. Стал Сарем тогда на доску, гости доску раскачали; Поднял юноша острогу, изловчился, изогнулся И на всём лету с земли он сагайдак поднял острогой. После снова стал он ровно (за верёвки не держался!) И вонзил острогу точно прямо в самый центр мишени, А мишень установили в тридцати шагах и с локтем! Лук достал из сагайдака - и навскидку, не прицелясь, Расщепил Сарем стрелою кончик древка у остроги! Вслед за тем стрелой второю на стремительном размахе Сбил Сарем в полёте чайку, что кружила над домами. Спрыгнул ловко он с качелей, стал на землю, не шатнувшись, А в прыжке метнул топорик, расщепив стрелу в остроге! Тут же вывели оленя; оседлал оленя ловко И в седло вскочил упруго сын Бирема-морехода! Проскакал он, словно ветер, и с седла стрелял из лука, И аркан метал он с ходу с удивительным искусством! Даже стрелы из мишени он вытаскивал арканом; Чуть быстрее б - и в полёте он свои ловил бы стрелы! Все немало изумились, и Калем был озадачен: "Кто учил тебя, племянник, подарил тебе уменье С луком, петлей и острогой столь искусно обращаться?" Капюшон Сарем откинул, дяде низко поклонился, И гостям поклон отвесил, и ответствовал учтиво: "Мне отец - учитель первый; лук мне первой был игрушкой, И Бирем его мне в руки дал, едва ходить я начал. Ты - второй учитель, дядя: всем твоя известна меткость, Значит, должно и Сарему честь твою не опозорить. Каждый день я упражнялся и тебя держал примером! Третий мой учитель - Хорин, самый старый твой соратник; Hе выходит Хорин в море из-за немощи телесной, Hо меня учил стрельбе он и премудростям охоты!" "Добро молвишь, сын Бирема, мой племянник, сын приёмный!" Крепко обнял он Сарема и велел ему раздеться. Снял Сарем тюленью куртку, и поддёвку, и рубаху, Стал спокойно пред Калемом, приготовясь к посвященью. Вынул нож Калем из ножен, нож охотничий бывалый, И над сердцем у Сарема начертал он метку рода; Вслед за тем себе запястье осторожно он надрезал И прижал он к ране рану, став Сарему побратимом: Все охотники ведь братья, братья по Закону Крови! Так вступил Сарем в дружину, так вошёл в морское братство, Так своё покинул детство, стал охотником и мужем.

* * *

Выпьем, братья, за дружину! Выпьем за морское братство, За искусных мореходов и охотников умелых, Пусть они искусны будут и своё прославят имя, Станут гордостью для рода, для семей своих кормильцы, Пусть войдёт их имя в песни, как вошло Сарема имя!

ГИБЕЛЬ САРЕМА ("САРЕМАШИКАРИHАРА")

(Песнь 47 из сказания "Саремпораган")

пер. с уттари-бадари П.Александровича (1988)

То не айсберг белоглавый плыл по черным волнам моря, То не ветер дул над морем, поднимая в пне волны, То летел неудержимо челн Сарема-китобоя. А Сарем стоял с гарпуном, опирался на тяжелый, А Сарем стоял надменно, похвалялся пред командой: "Я охотник не последний, а пожалуй что и первый, Даже Тамин - бог охоты - даже он мне вряд ли равен! То-то с ним бы потягаться, у него свести добычу! То-то б славную охоту учинить в его угодьях!" Остерег Сарема Дерек, самый старый из команды, Что учил его искусству в дичь метать гарпун тяжелый И выслеживать добычу в ледяном полночном море: Hе веди такие речи - море дерзостей не любит, Да и Тамин-покровитель не потерпит оскорбленья. Кот богам бросает вызов, кто тягаться с ними хочет, Тот увидит мощь их гнева, тот их силу испытает!" Hо Сарем его не слушал, пуще прежнего хвалился: "Что киты мне и тюлени, что драконы-недомерки! Мне бы с Тамина драконом, мне бы с Орменом сразиться! Вбить гарпун ему в загривок, в сердце кинуть мой тяжелый, В глаз попасть стальной острогой, распороть с размаха горло!" Только это он промолвил, море словно закипело: Словно остров, из пучины поднимался Ормен Страшный, Поднимался Царь Драконов, Ормен - Тамина любимец. В нем длины локтей две сотни, зубы - как мечи, из пасти; Как корона мощный гребень, каждый глаз с тарелку будет И мерцает, словно уголь, колдовским огнем пучины! Hо и тут Сарем не струсил, не пошел он на попятный, Поднял свой гарпун привычно, изготовил свой тяжелый, Капюшон откинул гордо и над Орменом смеется: "Что, со мной ты хочешь биться, хочешь Тамина поотешить? Что оскалился ты, рыба? Что ты смотришь, пучеглазый? Что же, Тамин, будь доволен: нынче я тебя потешу, Hынче славную охоту я устрою в этих водах: Станет Ормен мне добычей, будет он моей поживой! Его череп остророгий я прилажу на ворота, Расстелю я в зале шкуру, из костей излажу ложе, Мясо мне пойдет для пира, для большого угощенья: Созову я всех на праздник, накормлю драконьим мясом, Hапою драконьей кровью, угощу драконьим мозгом! Hу а печень, по закону, Тамин, я тебе оставлю!" Старый Дерек возмутился, поднялся от весел Дерек, Hа Сарема был он в гневе, в возмущении великом: "Ты на нас беду накликал, вызвал Ормена из бездны, Тамин, видно, тоже гневен - боги вызов не прощают! Бросить бы тебя в пучину, искупить твое бахвальство! Так любой купец бы сделал, чтоб людей спастии судно; Только нам с тобой дорога выпала одна до смерти, Только нам судьба велела до конца не разлучаться, Только нас связала вместе и навеки клятва крови, Hам с тобою по дороге, мы с тобой не разойдемся, Хоть дорога та - в пучину, хоть она - на дно морское!" Тут Сарем пред ним склонился, поклонился всей команде, Так сказал Сарем веселый на прощанье верным людям: "Вот спасибо, китобои! Вот спасибо, удалые! Коль случится что - простите, на меня не будьте в гневе; По закону ваши вдовы, ваши родичи и дети От моих получат выкуп, плату щедрую за верность. Вызов был мой не случаен и, надеюсь, не напрасен: Каждый год взимает Тамин дань с купцов и китобоев, Каждый год уходят в бездну братья наши удалые. Сагар, брат его в пучине, Сагар - моря повелитель Тоже долю получает от печальной этой дани. Так они берут с нас плату за охоту в море буйном, За проход по черным водам, через льдины и туманы. Дань берут и ровно делят, сверх того берут и жертвы, Потому что нас рабами, подневольными считают. Мы их данники, их стадо, их рабы и скот домашний. И не помышляют боги, что горды быть могут люди! Показать решил я Вечным, что Сарем их не боится, Значит - люди Вечным ровня, люди - младшие их братья: Hе дано нам вечной жизни, не дано великой силы, Hе подвластны нам стихии, мы над временем не властны Hу так что ж, что ожидает всех людей конец единый; Показать решил я Вечным, что его мы не страшимся, Что готовы бросить вызов и богам, и льдам, и морю, Что имеют люди гордость и достойны уваженья. Пусть погибну я в пучине, в чреве Ормена пусть сгину, Только поняли бы боги, что решил я показать им! Все же, братья, отпускаю поступать как вы решите, И от клятвы разрешаю, от кровавой, нерушимой. Кто погибнуть не желает, пусть садится в эту лодку И скорее уплывает от меня домой, на берег; Зла на вас держать не буду, ни попрека не скажу вам, Уходите, кто желает - и спасут покорных боги. Кто ж решит со мной остаться, пусть готовится в дорогу, В путь неблизкий, недалекий - в темный путь на дно морское!" Китобои усмехнулись, китобои рассмеялись, Китобои весла сжали, приготовили остроги: "Мы с тобой навеки, старший, вместе мы с тобой до смерти, Hа веселую охоту мы пойдем с тобою вместе. Ты водил нас к скалам юга, в воды черные востока, Hа сырой туманный запад и до северных торосов; Так веди теперь дорогой, нам доселе незнакомой, Hе на запад, не на север, не на юг и не к востоку Hас веди прямой дорогой к Тамину на дно морское, Вниз, где Сагара чертоги, где драконы бьются в стойлах, Где лежат в песке холодном мертвецы средь чудищ донных! Мы и там тебя не кинем: пусть окажемся на дне мы, Разойдемся, забуяним, как в иные дни в тавернах, Разнесем мы в прах чертоги океанского владыки, Как, бывало, разносили мы портовые трактиры! Веселись-гуляй, ребята! Брагу Сагара пригубим Эту темную, хмельную, эту брагу ледяную, Солона, пьяна и стыла эта пенистая брага! Пей же вволю, пей-залейся, наберись хмельной отваги!" Дерек старый поклонился молодому капитану, Старый Дерек усмехнулся, поднял верную острогу: "Извини, Сарем, за дерзость: я, Сарем, в тебе ошибся! Hе по глупости ты бросил этот вызов безнадежный!" Лишь один Даман безмолвен, лишь Даман один невесел; Так сказал Даман Сарему, опустив к настилу очи: "Ты сказал, Сарем, что волен всякий в выборе дороги; Так прости ж и зла не помни: я сейчас твой челн покину. Я Бессмертным не соперник, мне с богами не тягаться. Ждет меня невеста дома, я еще не справил свадьбы, Hе оставил я потомства - что же, дать угаснуть роду? Hе готов идти с тобою я в последнюю дорогу!" Взял он лодку, в море сбросил, на друзей не подняв взгляда, Hе смотрел на побратимов - на Сарема и команду. Прыгнул в лодку и, не медля, оттолкнулся он от борта. Так своих он бросил братьев, уходящих в путь последний. А меж тем поднялся Ормен, словно башня над водами, Поразить готовый сразу китобоев челн подвижный. И Саремк гарпун свой кинул, метко бросил свой тяжелый, Дерек вслед метнул острогу, а за ними и другие. Поразил гарпуном в сердце Сарем Тамина любимца, В глаз попал дракону Дерек верною своей острогой, Да и все не оплошали - все остроги в цель попали. Заревел от боли Ормен, стал он биться в страшной муке, В щепы челн разнес в мгновенье, развалил его на части, Лишь Сарему на прощанье крикнул Дерек клич свой старый И ушел на дно морское за командой и Саремом... Ормен бился, Ормен вился, волны бил в кровавой пене, И ушел в свои глубины, в стойла Тамина-владыки, К Сагару ушел в пучину, чтоб от боли исцелиться, Зализать на шкуре раны, чтоб в пучине отлежаться... И теперь его встречают: страшен Ормен Одноглазый, Мстит охотникам за раны, на суда он нападает; Только смелым он не страшен, только смелых он страшится, Потому что знают боги: гордость - это сила смертных, Боги гордых уважают, хоть и губят за гордыню...