Стриндберг - Пляска смерти

Курт (глядит на нее распаленным взглядом). Алис! Ты тоже дьявол?

Алис (вскакивает на стул и снимает лавровые венки). Их я, уходя, заберу с собой... лавры триумфа! С развевающимися лентами! Чуть запылившиеся, но вечно зеленые!.. Как и моя молодость!.. Я ведь еще не старая, Курт!

Курт (со сверкающими глазами). Ты дьявол!

А л и с. В маленьком аду!.. Слушай, сейчас я приве­ду себя в порядок (распускает волосы)... две минуты, чтобы одеться... две минуты, чтобы сходить к началь­нику мастерских... и — крепость взлетит на воздух!

Курт. Ты дьявол!

Алис. Ты и в детстве называл меня так! Помнишь, как мы обручились, когда были детьми! Ха-ха-ха! Ты, разумеется, был робок...

Курт (серьезно). Алис!

Алис. Да, да, робок! И тебе это шло. Видишь ли, не­которым неистовым женщинам нравятся робкие муж­чины, и... говорят, некоторым робким мужчинам нравят­ся неистовые женщины!.. Я тебе тоща все же чуточку нравилась! Верно ведь?

Курт. Господи, куда я попал!

Алис. К актрисе, отличающейся вольными мане­рами, но в остальном отличной женщине. Вот так! Но нынче я свободна, свободна, свободна!.. Отвернись, я надену другую блузку! (Расстегивает блузку.)

Курт кидается к ней, хватает в объятия и, подняв на руки, впивается зубами ей в шею так, что она вскрикивает. После чего он бросает ее на кушетку и поспешно выходит налево.

Занавес

Та же декорация вечером. В окна задника по-прежнему виден часовой на батарее.

Лавровые венки висят на спинке стула. Горит лампа под потолком. Тихая музыка.

Капитан, бледный, с ввалившимися глазами, одетый в по­ношенную полевую форму и кавалерийские сапоги, сидит за столиком для рукоделия и раскладывает пасьянс.

На носу — очки.

Музыка, игравшая во время антракта, продолжает играть и по­сле поднятия занавеса вплоть до появления нового персонажа.

Капитан, раскладывая пасьянс, время от времени вздрагивает, поднимает голову и боязливо прислушивается.

Судя по всему, пасьянс у него не выходит; потеряв терпение, он смешивает карты, подходит к левому окну, открывает его и выбрасывает колоду. Распахнутые створки окна со скрипом

раскачиваются на крючках.

Капитан, отошедший к буфету, в страхе оборачивается на шум, издаваемый окном, посмотреть, в чем дело. Потом выни­мает три четырехугольные бутылки виски, внимательно их разглядывает и выбрасывает в окно. Вытаскивает ящички с сигарами и, понюхав один, тоже выбрасывает в окно. После чего снимает очки, протирает их и примеряет — хорошо ли в них видно. И выбрасывает в окно; натыкаясь на мебель, слов­но он плохо видит, подходит к секретеру и зажигает канделябр с шестью свечами. Замечает лавровые венки, снимает их со спинки стула и идет к окну, но возвращается. Взяв с пианино скатерку, осторожно заворачивает в нее венки, находит на письменном столе булавки, закалывает ими углы скатерки

и кладет сверток на стул.

Подойдя к пианино, кулаком бьет по клавишам, закрывает крышку и выбрасывает ключ в окно. И зажигает свечи на пи­анино. Снимает с этажерки фотографию жены и, внимательно поглядев на нее, рвет на мелкие кусочки и бросает на пол. Створки окна хлопают на крючках, и он снова пугается.

Успокоившись, берет фотографии сына и дочери и, прикос­нувшись к ним губами, прячет в нагрудный карман. Осталь­ные фотографии локтем сбрасывает на пол и сапогом сгребает

в кучку.

Утомившись, садится за письменный стол и берется за сердце. Зажигает свечу на столе, вздыхает; сидит, уставившись прямо перед собой, словно увидел что-то омерзительное... Встает, подходит к секретеру. Поднимает откидную крышку, выни­мает пачку писем, перевязанную голубой шелковой лентой, и бросает в кафельную печь. Закрывает крышку.

Телеграфный аппарат вдруг издает сигнал и тут же замолкает. Капитан, дернувшись в смертельном ужасе, замирает, держась за сердце, напряженно ждет. Телеграф молчит, и тогда капитан переключает внимание на левую дверь. Подходит, открывает ее и, шагнув в проем, возвращается с кошкой на руках, кото­рую гладит по спине. Затем выходит в правую дверь. Музыка

затихает.

•               * *

Алис появляется из дверей задника, на ней уличный костюм, на черных волосах шляпа, на руках перчатки, вид кокетливый; с удивлением разглядывает зажженные повсюду свечи.

Курт входит слева, он нервничает.

Алис. Прямо сочельник!

Курт. Ну-у?

Алис (протягивает руку для поцелуя). Благода­ри меня!

Курт неохотно целует ее руку.

Шесть свидетелей, из них четверо надежны как ска­ла. Заявление ушло, ответ придет сюда по телегра­фу — сюда, в самое сердце крепости!

Курт. Вот как!

Алис. Что это за «вот как»! Скажи лучше спасибо!

Курт. С чего это он зажег столько свечей?

Алис. Темноты боится!.. Посмотри на этот те­леграфный ключ! Правда, похож на ручку кофейной мельницы? Я мелю и мелю, а зерна крошатся, как зубы в щипцах дантиста...

Курт. Чем это он тут занимался?

Алис. Похоже, собрался переезжать! Переедешь — туда, в подвал, переедешь!

Курт. Алис, не надо так! Все это ужасно груст­но... в молодости мы дружили, и он не раз оказывал мне услуги в трудную минуту... Жалко его!

А л и с. А меня нет? Я-то никому зла не причинила, я пожертвовала своей карьерой ради этого чудовища!

К у р т. А карьера и в самом деле была такая блес­тящая?

Алис (в бешенстве). Да как ты смеешь! Ты что, не знаешь, кто я, кем я была?

Курт. Ну ладно, ладно!

Алис. И ты начинаешь, уже?

Курт. Уже?

Алис бросается Курту на шею, целует его.

Курт поднимает ее на руки и кусает в шею, она вскрикивает.

Алис. Ты укусил меня!

Курт (вне себя). Да, я, как рысь, жажду вонзиться зубами тебе в шею и испить твоей крови! Ты, ты про­будила во мне дикого зверя, которого я годами пытал­ся задушить лишениями и самоистязанием! Приехав сюда, я решил было, что я немножко лучше вас, а ока­зался подлецом из подлецов! С той минуты, как я уви­дел тебя во всей твоей жуткой наготе и страсть помра­чила мое зрение, я ощутил истинную силу зла; безоб­разное становится прекрасным, добро превращается в уродство и слабость!.. Сейчас я задушу тебя... поце­луем! (Обнимает ее.)

Алис (показывает ему левую руку). Видишь след от кандалов — ты разорвал их. Я была рабыней, и вот свободна!..

Курт. Но я свяжу тебя...

Алис. Ты?

Курт. Я!

Алис. Мне на миг показалось, что ты...

Курт. Сектант!

Алис. Да, ты болтал о грехопадении...

Курт. Неужели?

А л и с. И я подумала, что ты приехал читать про­поведи...

Курт. Неужели?.. Через час мы будем в городе! И ты увидишь, кто я...

Алис. А вечером пойдем в театр! Покажемся на люди! Если я сбегу из семьи, позор падет на него. Понимаешь?

Курт. Начинаю понимать! Значит, одной тюрь­мы недостаточно...

Алис. Недостаточно! Он должен пережить и позор!

Курт. Какой странный мир! Ты совершаешь по­зорный поступок, а опозорен он!

Алис. Что поделаешь, если мир настолько глуп!

Курт. Эти тюремные стены словно впитали в се­бя все худшие преступления; и с первым же вздохом они проникают в самое нутро! У тебя в мыслях, я по­лагаю, театр и ужин! А у меня — сын!

Алис (бьет его перчаткой по губам). Дурак!

Курт заносит руку для пощечины.

(Отшатывается.) Tout beau![1]

Курт. Прости!

Алис. На колени!

Курт падает на колени.

Лицом на пол!

Курт утыкается лбом в пол.

Целуй мне ноги!

Курт целует ногу.

И больше никогда так не делай!.. Встать!

Курт (поднимается). Куда я попал? Где я?

Алис. Сам знаешь!

Курт (в ужасе обводит глазами комнату). Мне кажется... я в аду!

•               * *

Капитан (появляется справа, вид жалкий, опи­рается на палку). Курт, мне нужно поговорить с то­бой! С глазу на глаз!

Алис. О нашем беспрепятственном отбытии?

Капитан (садится за столик для рукоделия). Курт, пожалуйста, присядь на минутку! А ты, Алис, не будешь ли ты так добра оставить нас ненадолго», в покое?

Алис. Что бы это значило?.. Новые сигналы! (Кур­ту.) Пожалуйста! Присаживайся!

Курт неохотно садится.

И послушай мудрые откровения старости!.. Когда при­дет телеграмма... позови меня! (Выходит налево.)

*        * *

Капитан (после паузы, с достоинствам). Постиг ли ты суть человеческой судьбы — моей, нашей судьбы?

Курт. Нет, как не постиг сути и своей собст­венной!

Капитан. Какой же тогда смысл во всей этой чепухе?

Курт. В самые светлые минуты моей жизни мне представлялось, что смысл именно в том и состоит, чтобы мы не ведали смысла, но тем не менее поко­рились...

Капитан. Покорились! Не имея точки опоры вне себя, я не мoгy покориться.

Курт. Совершенно верно; но ведь, как математик, ты, наверное, способен отыскать эту неизвестную точ­ку, если тебе даны другие, известные...