Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – король-консорт

Он вздрогнул, торопливо перекрестился.

– Господи, зачем вам это было надо?

– Что?

– Смотреть на нее!

– Я ее и пальцем не тронул, – ответил я честно. – И вообще… Посмотрел достопримечательности и удалился. Как я понял, больше осматривать нечего?.. Ну там горгульи на крыше, горгоны в саду, джаббергаки в конюшне…

Он указал на распахнутую дверь зала, где, судя по запахам, уже остывает горячее.

– Ваше Высочество…

– Бегу, – сказал я бодро.

В зале за столом мирно ужинают старый лорд и вся его семья: жена, две дочери и единственный сын, которому я помог добраться до замка чуть быстрее, чем это получилось бы у него самого. А еще с ними ужинает священник, сидит, как и положено, слева от хозяина, в то время как жена справа.

Впрочем, там еще одна женщина, довольно уверенная с виду, сразу окинула меня оценивающим взглядом, словно козу на базаре, что мне очень не понравилось, что-то сказала тихонько священнику.

Тот на меня зыркнул с некоторым неудовольствием, сразу же поинтересовался:

– Вы опоздали на ужин, Ваше Высочество, потому что молились в часовне?

– Вера в сердце, – ответил я коротко, – а не в коленях.

Он нахмурился, я ощутил, что один недоброжелатель в этом замке уже есть, но не все ли равно мне, который сегодня здесь, завтра там.

Я сел на указанное мне место, самое лучшее, на мой взгляд, как раз посредине между сестрами барона Джильберта, милыми и домашними, но все-таки эти не придут ко мне в постель, чувствую, это же хорошо, еще не родился на свете мужчина, который в темноте отличит на ощупь герцогиню от служанки.

Под столом завозилось нечто огромное и грузное, вроде носорога, горячий язык лизнул мне пальцы.

– Ну да, – пробормотал я, – как же без тебя… Уверен, ты даже молитву пропустил…

Атмосфера за ужином печально торжественная, я посматривал искоса, настоящая рыцарская семья со старыми традициями и древними идеалами чести: даже мать не умоляет сына бежать за пределы королевства, спасая жизнь, отец суров, часто вздыхает, но и он считает, что сын должен вернуться в столицу и положить голову на плаху, раз уж дал слово.

Только у сестер глазки на мокром месте, хотя он сам, несмотря на смертельную бледность, силится улыбаться, часто и невпопад шутит, на что его отец всякий раз усмехается с полным одобрением мужественному поведению сына.

Когда одна из сестер спросила робко, нет ли возможности спасти жизнь, даже если пришлось бы повиниться перед королем, отец оборвал ее суровым голосом:

– Благородный человек знает только долг, низкий человек знает только выгоду… Не так ли, ваше высочество?

Я задержал перед открытой пастью жареную ножку ягненка, все обратили на меня взоры, я все это время помалкивал, прошлось пробормотать:

– Дорогой сэр Карвин, я трудно и усердно учусь быть сюзереном… и уже понял, что бесстрашие и мужество – не одно и то же. Мужество есть у наиболее стойких, дерзкая же отвага и бесстрашие свойственны очень многим – и мужчинам, и женщинам, и детям, и животным.

Он взглянул на меня остро.

– Юность – время отваги.

– Отвага, – сказал я, – в лучшем случае опрометчива. Я предпочитаю храбрость. Она посредине между самонадеянной отвагой и робостью. Что делать, я, как уже сказал, сюзерен…

Он нервно дернул щекой, да и на лицах других я уловил больше сдержанного презрения, чем понимания: молчал бы уже, консорт несчастный…

Священник произнес благочестиво:

– Друг, жена, слуга, рассудок и отвага познаются в беде.

Я сказал с укором:

– Святой отец, в Библии сказано, что на свете больше дураков, чем людей!.. Вы Святое Писание читаете?

Он посмотрел на меня строго.

– Какой бы стала жизнь человека, убери из нее отвагу и способность жертвовать собой?

– Разум без отваги, – возразил я, – свойство женщины, а отвага без разума – свойство скотины!.. Хотя в какой-то мере я согласен: отвага – это много. Это важно. Признаюсь, совсем недавно и я полагал, что отвага – превыше всего. Но теперь понимаю, все же долг выше. Благородный человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может стать мятежником. Низкий человек, наделенный отвагой, но не ведающий долга, может пуститься в разбой.

Старый лорд нахмурился, я хоть и гость, но вроде бы начинаю исподволь разрушать героический образ любимого сына, что красиво сложит голову на плахе, спросил у Джильберта:

– Я слышал, лорд Чедвик попытался передвинуть границы своих земель в нашу сторону?

Джильберт ответил с тяжелым вздохом:

– Да, отец. И очень жаль, что я не смогу…

– Исполни свой долг, – ответил отец торжественно, – а мы исполним свой.

Я поинтересовался:

– А что за лорд Чедвик?

– Сосед, – ответил лорд Хрутер, – у которого отваги на сотню львов, а ума на пару ослов.

Священник перекрестился и сказал таинственным голосом:

– Говорят, мать его носила в чреве сорок лет и сорок дней. Потому и родился уже с бородой и усами.

Я зябко передернул плечами.

– Младенец с бородой? Отвратительно.

– Повитуха упала в обморок, – сообщил священник. – Остальные разбежались. Мать сама перегрызла пуповину и облизала его, как волчица щенка.

– Потому он такой и злой, – сказал лорд Хрурт с видом знатока. – И если падет от нашей руки, то Господь простит, а в небесах ангелы возрадуются и даже, может быть, воспоют осанну!

– Но король вряд ли, – сказал Джильберт трезво.

– А почему король?

– Королю из столицы не видно, – объяснил Джильберт, – что этот Чедвик редкая сволочь. Король требует, чтобы казнить и миловать мог только он или королевский суд, а не на местах, как мы все предпочитаем. И как завещано нашими великими предками!

В его голосе звучало искреннее негодование, а я напомнил себе, что нужно помалкивать и не лезть со своим мнением. Конечно же, казнить и миловать должна только высшая власть, а не мелкие лордики в своих уделах. Это понимал даже Иисус, когда заявил, чтобы никто никому не смел мстить, а оставил отмщение только ему лично.

Одна из сестер указала слуге, что у меня опустело блюдо, тот приблизился быстро и переложил из большой кастрюли уже не ножку ягненка, а баранью ногу, хорошо прожаренную, пахнущую березовыми ветками.

Я сказал ей тихонько:

– Спасибо, леди…

– Леди Мелисса, – подсказала она, – а мою сестру зовут Карентинной, но она очень застенчивая и с вами ни за что не заговорит.

Я шепнул ей на ухо:

– Прекрасно, тогда нам ничто не помешает общаться?

Она грустно улыбнулась.

– Но не в этот печальный день.

– Это день печали, – согласился я. – Но и день славы для вашего древнего рода.

– Все равно, – сказала она упавшим голосом, – для меня только день печали. Как я теперь буду без старшего брата… Господь несправедлив, если заберет его от нас!

Я сказал участливо:

– К великому сожалению, в политике Законы Господа не срабатывают.

Лорд Хрутер ел мало, пил тоже умеренно, лицо оставалось печальным и гордым одновременно, священник рядом часто крестится и что-то говорит очень тихим голосом, но старый лорд почти не слушает, брови то и дело сдвигаются над переносицей.

Я не вслушивался, обычные банальные слова утешения, старому лорду нужны слова ободрения, и я сказал с участием:

– Некоторые неписаные законы тверже всех писаных. Ничего на свете не заслуживает такого уважения, как человек, умеющий мужественно переносить несчастья.

Он произнес невесело:

– Спасибо, Ваше Высочество. Но смею сказать, мы черпаем свое мужество из стойкости и подвигов наших предков.

– Да, – согласился я, – были люди в ихнее время. Богатыри, не мы!.. Однако наша задача быть достойными. Нельзя, чтоб зазря!.. Хотя сейчас и другое время, но должны как бы не посрамить. Ваша светлость, благодарю за удивительный ужин в теплой и героической обстановке. Это было весьма патриотично и воспитательно. Буду вспоминать и другим рассказывать! Чтобы на живом пока еще примере учить и поучать, как надо и как не надо. Спасибо!

Я встал, откланялся, спеша уйти раньше других, чтобы не пришлось ни провожать барышень до их спален с недремлющими тетками, ни выслушивать старого лорда о подвигах предков.

Бобик, на удивление, выбрался вслед за мной, но я посмотрел в его честные глаза и махнул рукой.

– Ладно, пируй. Только не буди, когда явишься за полночь. И без пьяных песен…

Уже оказавшись у двери своей комнаты, подумал, что сна ни в одном глазу, проворочаюсь до утра, первый раз, что ли, в голове все время рождаются новые планы, как быстро уладить все с отделившимися королевствами и как можно скорее отыскать отмычку к проблеме Маркуса.

Самое время вспомнить об Эркхарте. И хотя она всего лишь простейший транспортник, запрограммированный возить переработанную руду из пункта А в пункт Б, но все-таки смотрит сверху, должна знать больше, если не убрала это все вместе с эмоциями, что когда-то нанесли ей жесточайшую травму…