Ты - Алана Инош

Но тебе это и не нужно: по слуховому каналу ты получаешь гораздо больше информации и впечатлений, чем зрячие люди. Твой слух – не такой, как, например, у меня. Даже не знаю, какой термин подобрать к этому явлению. Это что-то вроде «зрениеслуха» – сложного, необычного, не такого, как у видящих, органа чувств. Ты умеешь «видеть ушами».

Фильм заканчивается. Я спрашиваю:

– Ну, как?

Но ты не торопишься делиться впечатлениями. Тебе надо подумать. Помолчав, ты просишь:

– Завари-ка ещё чаю, птенчик.

Конечно, «смотреть» фильм без изображения – довольно странная затея, но тебе доступен только такой способ. Я могу только пытаться представить себе, как это выглядит в твоём восприятии, какие картины рисует твоё воображение. Учитывая то, что первые девять лет твоей жизни ты могла видеть, в твоей памяти должны были сохраниться зрительные образы этого мира. Ты помнишь, как выглядит первый снег, золотые волосы, летнее утро; ты знаешь, что такое красный цвет и пожухшая осенняя трава. Поэтому ты многое можешь себе представить. Моя же задача – подобрать меткие слова, чтобы твоё воображение заработало. Знаешь, это для меня – неплохая тренировка. Такой навык очень помогает мне, когда я пишу: текст получается «визуальным», описанные в нём картины оживают. Ну, по крайней мере, мне так говорили те, кто читал.

Чайная глубина впитывает твои мысли, и они застывают там, как доисторические мошки в куске янтаря. Если ты хочешь оставить их при себе, я не буду настаивать: они только твои, и ты вольна ими распоряжаться по своему усмотрению. Я просто подливаю тебе чай и пододвигаю бутерброды.

– Неплохо, – выносишь ты наконец свой вердикт фильму. – Но лучше, конечно, читать книгу.

Свою писанину я стесняюсь давать тебе читать… Не знаю, почему. У тебя не так много свободного времени, и его лучше тратить на что-то действительно стоящее. Вот сейчас, например, можно пойти прогуляться перед сном и послушать шёпот осени. Осень – очень интересный рассказчик.

__________________

*Джефф Хили (англ. Jeff Healey) – (Норман Джеффри Хили, 25 марта 1966 – 2 марта 2008) был слепым джаз и блюз-рок вокалистом и гитаристом, который достиг музыкальной и личной популярности, особенно в 1980-х и 1990-х.

2. ЗНАКОМСТВО. ПАЛЬЦЫ ГИТАРИСТА

Они тонкие и красивые, сильные, гибкие, ловкие, быстрые, танцующие… Лёгкие, летающие, порхающие, пламенные, вдохновенные. Иногда – плачущие, иногда – грозные, но чаще всего – нежные. Непобедимые и ясновидящие. Эпитеты к ним можно подбирать бесконечно. И всё это будет о них – пальцах гитариста. Твоих.

Впрочем, играть они умеют не только на музыкальных инструментах. Они могут извлекать каскады фантастических аккордов из моей души и моего тела. Они способны излечивать боль, как физическую, так и душевную. Они могут писать картины небесными красками, магией музыки и вдохновения, порывом безумия восторженного Творца. Им под силу строить невообразимой красоты дворцы, в которых можно заблудиться навсегда.

Впрочем, прочти ты эти возвышенные строки, ты бы только усмехнулась над их поэтическим пафосом.

– Ну ты загнула… «Дворцы, в которых можно заблудиться»… Писатель, блин.

Но эти слова, по сути насмешливые, будучи сказаны тёплым, низким и ласковым голосом, не обидели бы меня, а бархатисто скользнули бы по моему сердцу, согревая и окутывая нежностью. Это твоя обычная манера, которая меня и покорила.

Именно твой голос стал моим безумием, моим фетишем. Когда я впервые услышала, как ты поёшь, я поняла: всё, приплыли. Капец. Я пропала. Твоё произношение, манера, интонации, тембр… Всё это с самых первых звуков заиграло на струнах моей души и заворожило, подействовало на какие-то чакры, наверное. Эти вибрации проникали в меня, ласкали, соединяясь со мной и овладевая мной… Слушать их было почти как заниматься сексом.

Это была горячая пора: я училась на пятом курсе и писала диплом. Голова болела и шла кругом, на столе возвышалась огромная кипа ксерокопий, кровать была завалена книгами и ещё одной кипой ксерокопий. На них я иногда и засыпала. А просыпалась с учебником под задницей, а под головой – с папкой материалов для теорчасти. Тут же стояла грязная посуда: я питалась, не отрываясь от работы. Булочка в зубах, квадратные глаза и судорожно скрюченные над клавиатурой пальцы – вот был мой примерный портрет того времени.

– Мда, – сказала моя давняя подруга Рита, однажды придя ко мне в гости и окинув взглядом всю эту «красоту». – Слушай, так же просто чокнуться можно. Как насчёт немножко отдохнуть?

С Ритой мы дружили со школьной скамьи. Ничего «такого», обыкновенная дружба одноклассниц, хотя… Мысли посещали мою голову всякие. Мы были похожи: у нас одинаково не клеилась личная жизнь, было туго с парнями, а наши головы пухли от нереализованных стремлений. Рита мечтала стать певицей, а я – писателем. Мы занимались этим пока только как любители: я писала «в стол», а Рита ходила на занятия по вокалу и изредка выступала.

– Слушай, – сказала она, смущённо водя пальцем по покрывалу моей захламлённой кровати, – я сегодня вечером в клубе выступаю. Приходи, м?

Она сообщила об этом с такой гордостью, как будто там должен был состояться её сольный концерт, а не всего лишь одна песня в числе прочих.

– Вообще-то, там сегодня одна молодая группа выступает… Это их вечер, а я с девчонками – так, на «разогреве».

Для Риты это выступление было, несомненно, важным событием. Отказаться прийти означало обидеть её, и у меня не хватило духу сказать «нет». Ради такого случая я отложила диплом и даже чуть не поссорилась с отцом, который был категорически против моего похода в клуб.

Дело в том, что я росла домашней девочкой. Чтобы я вернулась домой позже девяти вечера? Что вы! Немыслимый скандал в таком случае мне был обеспечен – со слезами мамы, выговором от отца и старшего брата, охами и вздохами бабушки. В старших классах школы я всего пару раз рискнула загуляться допоздна – всё с той же Ритой, но последствий в виде семейных сцен с вызовом «скорой помощи» для мамы мне хватило, чтобы отказаться от попыток вырваться из-под домашней опеки. Я смирилась и замкнулась в себе, позволив любящим и беспокоящимся за меня родным сломать мою волю.

Потом был университет, в который я поступила бесплатно, просто набрав максимальный балл на вступительных экзаменах. За неделю до первой в моей жизни сессии умерла мама. Брат прожил с нами ещё год, а потом съехал и женился. Когда я училась на четвёртом курсе, бабушка последовала за мамой. Мы с отцом остались вдвоём.

Я выросла и стала совершеннолетней, но по привычке оставалась всё той же тихоней и домоседкой. Финансово я ещё в целом зависела от отца, хотя уже с четвёртого курса находила небольшие подработки, занималась репетиторством со школьниками и за деньги писала рефераты и курсовые для материально обеспеченных, но ленивых студентов. Но все эти заработки были, как правило, небольшими и нерегулярными, а о том, чтобы найти полноценную работу, учась на очном отделении, я могла и не мечтать.

И вот, я собралась пойти в клуб – на собственные деньги, между прочим, но право выйти из дома после десяти вечера пришлось отвоёвывать. Я понимала беспокойство отца, который чуть ли не рвался меня сопровождать, но… Настала пора «вылетать из гнезда». И к чёрту диплом. Не совсем, конечно, а только на этот вечер.

В клубе, как оказалось, нас ждала уже порядком весёлая компания Ритиных друзей, из которых я пару раз видела только двух девушек – Олю и Ларису. Парни были мне совсем не знакомы. Рита представила мне их: Паша и Макс. С Максом Рита училась в одной группе в колледже, а Паша, смешливый худой молодой человек лет двадцати пяти, с мелированными волосами, в кислотного цвета футболке, был дружен с кем-то из администрации клуба; он и помог устроить моей подруге выступление здесь. Его хронический хохотунчик почти после каждой фразы наводил на подозрение о химической природе этой весёлости… А, впрочем, ладно. Сначала это выглядело дико, но постепенно я привыкла к этой его особенности.

– Гвоздь сегодняшней программы – наш местный Джефф Хили, гы-гы, – сообщил он. Мой неискушённый и невинный, младенчески-чистый взгляд вынудил его с усмешкой пояснить: – Джефф Хили – это легенда рока. Он слепой с детства.

Джеффом Хили он назвал тебя, и я сначала решила, что речь идёт о музыканте-мужчине. Наш столик был расположен на балконе, у самого ограждения, и сверху открывался хороший вид на сцену. За это тоже следовало благодарить Пашу.

– Девчонки, ваш выход.

Риту, Олю и Ларису как ветром сдуло. Вскоре я увидела их на сцене, в образе «девочковой» группы, которая исполнила какой-то попсовый хит – сейчас я уже не помню, что это была за песня. Но после пары коктейлей и пива она показалась мне вполне ничего – весёленькой и зажигательной. Тёмненькая Рита, блондинка Оля и рыженькая Лариса вместе смотрелись весьма мило, как самый настоящий коллектив.