Штаний Люба - Зажечь белое солнце

а чуть позже вам всё разъяснят.

С этими словами она пихнула блондиночку в едва приоткрытую дверь. Прекрасно понимая, что

скандалом добиться всё равно ничего не удастся, а бежать некуда и пока незачем, я молча кивнула и,

пригнувшись, шагнула в... ад.

Почему в ад? Да потому что после гулкой тишины коридора, где слышно было даже лёгкое дыхание

проводниц, гвалт, царящий с этой стороны двери, просто оглушал. Визг, рыдания, брань и крики

сливались в жуткой какофонии. В огромном помещении было так шумно и суетно, что захотелось

зажать уши и спрятаться куда-нибудь подальше от этого безумия. Но куда? Дверь захлопнулась, едва

я переступила порог.

Мы с блондинкой стояли у стены зала, больше всего напоминающего казарму. Для буйнопомешаных

дур. Справа и слева рядами стояли двухъярусные металлические кровати. На каждом койко-месте

имелся тонкий серый матрас и нечто вроде скрутки в изголовье. Одеяло? Вероятно.

Широкая дорожка свободного пространства разделяла помещение вдоль. Кое-где по её краям

виднелись мощные колонны, поддерживающие низкий потолок. Безжизненно-серые стены не

добавлял интерьеру позитива. И вот если боковые стены ещё можно было разглядеть в тусклом,

неведомо откуда берущемся красноватом свете, то дальняя терялась где-то далеко впереди.

Самым же неприятным и пугающим было обилие рыдающих женщин и девиц. Кто-то сидел на полу,

кто-то лежал на койках. По одиночке и группами, в полголоса, шепотом или навзрыд они визжали,

плакали, стонали, выли и матерились на чём свет стоит. Некоторые, потрясая кулаками, бегали,

другие просто равнодушно смотрели перед собой. Десятки и десятки женщин! Высоких, низеньких,

толстых и тощих... В общем - кошмар.

С затаённым ужасом оглядываясь по сторонам, я медленно пошла по проходу в центре зала.

Блондинка же не преминула вцепиться в меня, как клещ, и теперь семенила следом, жалостливо

причитая и подвывая себе под нос. Подумалось, что кудряшка немка. Уж больно её речь немецкий

напоминала. Нет, языка я не знала, но по звучанию очень похоже.

Впрочем, все относительно членораздельные стоны и крики, доносящиеся до моего слуха, были на

разных языках. Показалось, пару раз слышала родную русскую речь и ридну мову, английский, на

котором могла с грехом пополам связать пару фраз. Насчёт французского и итальянского не уверена,

но возможно, были и они. И всё же львиная доля выкриков не вызывали никаких ассоциаций. С

другой стороны, я далеко не полиглот, так что не мне судить.

Мы всё шли и шли. Зал казался бесконечным. Колонны вдоль 'дороги' тоже ординарностью не

отличались. Где-то на уровне моей талии их опоясовали каменные выступы. Будто на палку тазик

недели, ей Богу! И, кстати, в этих самых 'тазиках' и вода имелась. На первый взгляд, даже чистая...

Постепенно народу вокруг становилось всё меньше. Появились незанятые кровати. Вспомнив, что я

одна тысяча триста тринадцатая, поймала себя на ощущении, что и предыдущих тысячу триста

двенадцать 'претенденток' тоже запихнули сюда. Всех. А сколько ещё их будет?

Исключительно 'интереса для' прошла до конца этого нереально огромного зала, хотя на это и

понадобился почти час. Правда, мы скорее плелись, чем шли. Торопиться было некуда, да и не зачем.

А если уж совсем откровенно, просто не знала как быть и пыталась понять, во что вляпалась и

почему. К сожалению, лицезрение четвёртой стены ничего не дало. Абсолютно идентичная первой

железная дверца, такие же кровати, столпотворение и гвалт истеричных пленниц.

Оглядевшись, пришлось признать неизбежное: представления не имею что делать дальше. В итоге

пару раз толкнула дверь для очистки совести и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошла

обратно. Выбрала кровать поближе к центру и подальше от завывающих сокамерниц.

Скруткой в изголовье оказалось, как я и предполагала, одеяло. Серое, очень тонкое и как будто

даже не новое. Забросив его и ещё парочку с пустующих кроватей на верхнюю 'полку', забралась

следом по узкой лесенке, обнаружившейся с торца. Разувшись, засунула отдаленное подобие чешек,

сменивших мои сапоги, под чахлый матрац.

Блондинка, не отходящая всё это время от меня ни на секунду, вскарабкалась туда же. Подавив

желание отпихнуть зарёванную девицу, я устроилась поудобнее и закрыла глаза. Ощущая, как едва

слышно всхлипывающая кудряшка-прилипала возится рядом, прижимаясь к моему боку, я от души

пожелала себе проснуться на собственном диване. Всего лишь открыть глаза уже дома и забыть эту

злосчастную пятницу, как обыкновенный кошмар.

Глава 2. Когда дурные приметы сбываются.

Видимо, я действительно сильно устала, так как ни тонкий матрас, ни узкое ложе, ни

поскуливающая где-то в районе подмышки кудряшка, ни сливающиеся в ровный гул голоса остальных

женщин не помешали мгновенно отключиться...

А потом мне по голове прилетело тапочком. Чуть не сверзившись спросонья на пол, я подскочила на

кровати и еле-еле успела поймать блондинку, которую ненароком толкнула.

Проморгавшись, осмотрелась и поняла: буянила крупнокалиберная взлохмаченная тётка внизу. На

вид довольно молодая, краснощёкая, косая сажень в плечах, та старательно ломала соседнюю койку.

Совсем сбрендила! Видно же, что каркас литой: ни швов, ни заклёпок, даже сетка непонятно как

крепиться, будто врастая в металл остова!

Несмотря на внешнюю крепость припаянных к каменному полу кроватей, ножки в руках богатырши

гнулись вполне заметно. Хорошо хоть только гнулись, а не ломались. Вероятно, леди-Халк с русыми

косами до колена решила заполучит оружие. Пусть и в виде дубинки из обломка мебели. Вот только

чувствую, этот номер у неё не прокатит. И слава Богу, а то рядом с такой силачкой и так страшновато,

а уж с дубинкой... Не фиг на фиг! И без того есть чего бояться, чтобы силы ещё и на это тратить.

Оглядевшись по сторонам, обнаружила, что нашего полку прибыло. Теперь не только у дверей, но и

тут толпились плачущие и матерящиеся женщины. Интересно, а сколько всего 'претенденток' должно

быть? И когда нам хоть что-то объяснят? И вот ещё вопрос: потребности в воде, еде и посещении

туалета я не ощущаю.

Может, это всё же сон? Ущипнув себя, поморщилась от боли. Нет, лично для меня происходящее

очень даже реально. Вывод? Оценив энтузиазм и адекватность светлокосой богатырши, решила

сменить лежбище. Так, от греха подальше.

Я потихоньку сгребла в кучку экспроприированные одеяла и, искоса поглядывая на взбесившуюся

дамочку, спустилась с кровати. На нижнем ярусе, лёжа на животе, взахлёб, но совершенно беззвучно,

рыдала совсем молоденькая девчушка. Лица её я не видела, но не до конца оформившаяся фигура и

по-детски выпирающие лопатки вкупе с узкими бёдрами наводили на определённые мысли. Всучив

кучу одеял не отстающей от меня кудряшке, я присела на краешек кровати.

- Эй, ты чего ревёшь, чудушко? Разве мама с папой не говорили, что слезами горю не поможешь? -

Я осторожно погладила девочку по волосам, достойным рекламы любого шампуня. Блестящие,

длинные, густые они были насыщенного чёрного цвета с красноватым отливом. - Ну, не плачь. Всё

образуется...

Неожиданно стремительно малышка взметнулась и повисла на мне, вцепившись похлеще

блондиночки. При этом мелкая уткнулась носом в район плеча у шеи и принялась рыдать пуще

прежнего: громко, горестно, с подвываниями. Да так жалобно, что глядя на неё, кудряшка решила

составить компанию новенькой и вплела свой голос в 'плач Ярославны'. Вот чёрт!

С каждой минутой слёзоразлива во мне всё явственней закипала злость. Не перевариваю этих

соплей! Как можно так откровенно распускать нюни, если нет веских причин? Мы живы, пока никого с

увечьями тоже не вижу. Чего рыдать то? Будто это поможет.

Вероятно, ненависть к 'соплям' выработалась на соревнованиях. Сколько училась, раз в две недели

ездила то на одни, то на другие соревнования. Только благодаря этому неизменно получала 'отлично'

на всех экзаменах и крупных проверочных.

Биатлон, бег, прыжки, плавание, лыжи, стрельба из лука... Вот баскетбол, в который с моим-то

ростом сам Бог велел играть, я искренне ненавидела. Люто, от всего сердца! Наверное потому, что

первым вопросом, который мне задавали при знакомстве всегда было 'Ой, ты в баскетбол играешь?'

Ррр...

Это я к тому, что на всевозможных слётах и соревнованиях бывала едва ли не чаще, чем дома. И

каждый раз среди участниц находилось десятка два сверстниц, заливающихся слезами. Кто бы знал,

как это бесит!

Ведь соревнования не новогодняя ёлка, где подарки вручают всем без исключения. Да и проигрыш

вовсе не означает, что ты плох. Просто кто-то оказался в этот день лучше. И что с того? Рыдать по