Михаил Чулаки - Прощай, зеленая Пряжка

Знаете, Капитолина Харитоновна, — вступилась долго молчавшая Анжелла Степановна, — я уж сорок лет в больнице, все видела, все помню, а такого не помню, чтобы на машине убегали.

Вот уж это нам лестно! Вошли, значит, в историю! Так что же персоналу смотреть не нужно, если раньше на машине не убегали? Да, теперь уж точно нам знамени не видеть. Можно хоть сейчас снять, завернуть и отнести главному. Уж раз вошли в историю.

Виталий не видел конкретно, в чем его вина. Столько времени ходила Пугачева на кухню, все было хорошо. Не выявил у нее мыслей о побеге? Так скорее всего и не было таких мыслей, пока не увидела пустую машину! Идиот-шофер, оставил ключ. Увидела машину — и сразу мысль, при ее-то импульсивности. Виталий не видел конкретно своей вины, и все же чувствовал себя безнадежно виноватым, потому что его больная сейчас за рулем тяжелого фургона, его больная может вылететь на тротуар, смять прохожих — да мало ли, что она сейчас может! Но самое страшное — невинные прохожие! Если сама погибнет — плохо, но переносимо. Но невинные прохожие!.. Пугачева! Невольно вспоминались все ее крики, ссоры с Ириной Федоровной Либих, да если на улице Пугачевой кто-то не понравится, она способна на машине погнаться!

Неужели трудно поймать машину! — все возмущалась Люда. — Номер известен. Перекрыть все выезды из района.

Ой, не говори! А я больше всего боюсь, если она заметит погоню. Тут она и может дров наломать… «Перекрыть район!» Сказали же не сразу! Она, знаешь, куда могла за это время уехать!

Денек у тебя выдался! — Люда безжалостно залезла пальцами в рану. — Сначала припадок у Сахаровой, теперь это.

Виталий ничего не ответил. «Только бы не на прохожих! Только бы не на прохожих!» — повторял он как заклинание. Вышел человек из дома, шутил перед уходом, обещал скоро вернуться и вдруг вылетает на тротуар фургон, кровь, смерть… И все потому, что на Пряжке недосмотрели за некоей больной Пугачевой. Или идет женщина с ребенком — сейчас самое время для женщин с детьми… «Только бы не на прохожих! Только бы не на прохожих!» Тогда с Бородулиной он был явно виноват — он и только он! — и все же случай с Бородулиной мелочь по сравнению с сегодняшним, в котором чисто формально его вины и не видно! «Только бы не на прохожих!»

Зазвонил телефон. Виталий вскочил, бросился, хотя Капитолине только руку протянуть. Капитолина опередила.

Алло?.. Да, я… Ой, не могу сейчас! Неужели вы ничего не знаете?! У нас больная сбежала на машине, сидим ждем звонка. — Повесила трубку. — Это Элеонора, звала чай пить. Ничего не знают на нервом.

Еще бы! Уж им-то главный наверняка не зво-нил, их божьи старушки машины не угоняют. — Тут Люду осенила новая мысль: — Капитолина Хари- товна, а что в фургоне известно? Какие продукты? Лида ведь может их прохожим раздать, с нее станется. С кого тогда убытки?

Это показалось такой мелочью: пусть раздает, пусть убытки. Только бы не кровь, не смерть.

Капитолина тоже махнула рукой пренебрежительно:

Ой не знаю, Люда. Пусть там кефир, или булки. Я в бога не верю, а пошла бы свечку поставила, если бы кончилось тем, что она какие-нибудь булки раздаст.

Снова зазвонил телефон, снова Виталий вскочил, снова Капитолина его опередила.

Алло?.. Да, правда… Сидим, ждем… Спасибо, передам… Это Мендельсон звонит. Выражала сочувствие. Спасибо, конечно, но если все начнут выражать!

А вы скажите на коммутаторе, чтобы не соединяли.

Хорошо хоть подсказала, а мне сейчас не сообразить. Первый раз будет польза от нашего коммутатора, а то всегда жалела, что у нас не автоматика. — Капитолина сняла трубку. — Валечка? Это девятое. Валечка, у нас к вам просьба — вы ведь знаете, что у нас чепэ? Так вот просьба: не соединяйте с нами никого, кроме главного или приемного покоя, пока все не выяснится. Спасибо.

Вы еще ее спрашиваете, знает ли она! Да она всегда первая все знает! Разговоры слушает!

И наступила тишина. Молчал телефон. Замолчали и в ординаторской. «Только бы не на прохожих! Только бы не на прохожих!» — твердил свое заклинание Виталий.

Полчаса.

Еще полчаса.

Ничего невозможно делать, ни о чем невозможно думать — ожидание в чистом виде. «Только бы не на прохожих! Только бы не на прохожих!»

Еще полчаса.

«Только бы не на прохожих!»

И наконец звонок!!

Виталий вскочил. Движение руки Капитолины к трубке виделось, как в замедленном кино.

Да, Игорь Борисович… Да? Ну, слава богу!

«Слава 6oгy!» Виталий ещё не знал, в чем дело,

но все равно огромное облегчение подкосило его, он снова сел. И только теперь с полной ясностью представил, что было бы, если бы Лида этим угнанным фургоном раздавила прохожих — до сих пор воображение щадило его и рисовало смягченную картину.

Ну вот, девочки-мальчики, слава богу, машина нашлась, никого наша Лида не задавила, ничего не разбила. А сама бросила ее и сбежала. Ну это не важно: сама она ничего никому не сделает. Ну покричит, ну обругает — ведь правда? Правда! Сейчас сюда едет инспектор ГАИ, привезет письмо, которое Лида оставила в кабине. Подумайте, нашла время еще и письмо написать!

Ой, не могу! С нашими не соскучишься! — сказала Люда. — Представляю, какие теперь пойдут слухи по городу. Вот пари держу, завтра будут рассказывать, что сбежал на машине сумасшедший, задавил двенадцать человек!

Виталий сидел расслабленный и тихо блаженствовал, как в теплой ванне: на прохожих не наехала, сама жива. Если представить, как Лида Пугачева управляет машиной — никакой же практики! — то настоящее чудо: выехала в город, проехала по людным улицам, и ни на кого не наехала! Удивительно.

Инспектор ГАИ, против ожидания, оказался немолодым усталым человеком.

Ну вы на нас не очень сердитесь? — не без робости спросила Капитолина.

Чего ж на вас сердиться? Виноват шофер, его и накажем. В правилах четко: должен принять меры, чтобы исключить возможность угона. А он ключ оставляет. Тем более, где! Должен понимать, куда приехал. А ваша девка — молодец. Аккуратная. Ведь где нашли? На Петроградской! На Гатчинской улице брошенный стоял. А вот вам и письмо.

Письмо было сложено треугольником. Снаружи надпись: «Виталию Сергеевичу и всем врачам!!»

Вам, Виталий Сергеевич, — не без иронии сказала Капитолина. — Читайте. Я чужие письма не вскрываю.

Виталий развернул треугольник.

«Прощай, зеленая Пряжка! Здравствуйте, Невский, Кировский, Нева, Медный всадник, здравствуйте, Летний сад, Острова! Здравствуй, мой Брумелек! Я знаю, ты меня ждешь, и тебе не придется брать меня штурмом. Как хорошо быть молодой, как хорошо быть свободной. Петь где угодно, идти куда угодно! Виталий Сергеевич, целую ручки, большое спасибо! Я знаю, вы обо мне искренне заботились, но мне больше не нужны ничьи заботы, даже такие трогательные, как ваши: я здоровая, бодрая, я еще никогда не была такой здоровой и бодрой! Эх, нагуляюсь, накурюсь, на… — ладно, не буду смуш,ать ваше приличное общество. Прощай, зеленая Пряжка. Меня давно ждут Невский и Кировский, ждут Острова!»

Смотри-ка ты! — сказала Люда. — Неплохо пишет.

Про шофера ничего нет? — переспросил инспектор, хотя письмо было прочитано вслух.

Нет, больше ничего. — Виталий на всякий случай и на обратную сторону листа заглянул.

Тогда разрешите откланяться. Всего хорошего. А работенка у вас — не позавидуешь! Вроде нашей.

Да, это она точно, — вздохнула Люда. — Тоже бы так сказать, а? «Прощай, зеленая Пряжка!»

Ну что ты говоришь! — возмутилась Капитолина.

А вы никогда не хотели? Ну хоть когда берете карточку больной и смотрите, что у нее десятое поступление? Вам хорошо, Капитолина Харито- новна, если вы совсем довольны. А со мной бывает.

Ну ладно-ладно, нечего! Мы еще сегодня в обходе не были.

Больные сразу обступили с вопросом:

Ну что? Пугачеву нашли? Поймали?

Даже забыли обычные просьбы о выписке.

Ирина Федоровна торжествовала:

Как хорошо без этой проститутки! Теперь тут жить хоть до старости! Только бы не нашли!

Меньшикова сказала:

По улицам страшно ходить: зарежут, и никто не заметит.

Тамара Сивкова смеялась:

Мне дядя Костя давно говорил, что Лидка убежит!

Что ж вы раньше не сказали, Тамара?

А я мужчинам никогда не говорю правду!

Виталий поскорей зашел в инсулиновую. Вера

еще спала. И такое чистое, безмятежное было у нее лицо, что никак невозможно поверить, что совсем недавно сотрясали ее судороги, что была она больна, видела в бреду все окружающее — нет, невозможно поверить! Если бы не торчали посторонние, Виталий бы ее сейчас поцеловал. Так он — ушел, а на губах такое чувство, точно они все-таки прикоснулись к ее коже. После пережитого за полтора часа ожидания чувства его словно обострились и раскрепостились. Он вышел из палаты, радуясь, что есть на свете Вера, и потом весь день был переполнен этой радостью.

Хотя побегом Лиды Пугачевой сюрпризы того слишком бурного дня не закончились. Уже когда Виталий вышел за проходную, к нему бросилась незнакомая женщина — высокая, худая, с лихорадочным румянцем.