Питер Гелдерлоос - Как ненасилие защищает государство

Они также не универсальны для всех ситуаций. Коллективное, скоординированное насилие для установления и навязывания нового комплекса социальных отношений, которые нужно поддерживать за счёт насилия, или революция путём захвата централизованных институтов — это пути к созданию или сохранению насильственной власти. Но путь к социальным переменам лежит не только через эти два варианта. Мы рассмотрели, что Франц Фанон описывал насилие как «очищающую силу», когда его используют для освобождения люди, измученные и униженные колонизацией. А понятие колониализма относится сегодня к коренным народам, к прямым колониям от Гаваев до Самоа и к оккупированным зонам от Курдистана до Ирака, причём похожую ситуацию мы наблюдаем на территории неоколоний Африки, Азии и Латинской Америки, а также «внутренних колоний», оставшихся от популяций рабов в США. Короче говоря, колонизация по-прежнему относится к сотням миллионов людей и вовсе не изжита. Фанон помогал FLN («Фронту национального освобождения») в Алжире и работал в психиатрической больнице, специализируясь на психологии колонизованных народов и на психологических последствиях их освободительной борьбы. Другими словами, ему уместнее, чем Эриху Фромму, оценивать психологию насилия, ставящего своей целью освобождение, исходя из положения большинства населения Земли — не с точки зрения образованной политической партии, стремящейся переделать фасад мира, но с позиции людей, угнетаемых такой насильственной системой, что им остаётся или давать ей отпор силой, или социопатически выплескивать это насилие друг на друга. Рассуждая о колонизации и сопротивлении ей, Фанон пишет: «Общеизвестно, что большие социальные волнения уменьшают распространённость делинквентности и психических заболеваний».222

Баррикады во время «Алжирской войны за независимость», Алжир, 1960 г.

Добавим к этому длинному списку заблуждений то, что сторонники ненасилия всё время повторяют, что средства определяют цель — как будто никогда не бывало трансформаций, результаты которых фундаментально отличались от вызвавших их средств. Например, после Войны Красного Облака в 1866 г. Лакота не опустились до вакханалии насилия из-за того, что совершили моральный/психологический проступок, убив белых солдат. Напротив, они наслаждались почти десятилетием относительного мира и автономии, пока Кастер не вторгся на территорию Чёрных холмов в поисках золота.223 Но вместо того, чтобы приспосабливать средства (наши тактики) к ситуации, в которой мы находимся, нам предлагают принимать решения, основываясь на условиях, которых вообще нет, действуя так, как будто революция уже произошла и мы живём в новом лучшем мире.224 Этот полный отказ от стратегии игнорирует даже то, что ни один из двух прославленных лидеров ненасилия (Ганди и Кинг) не верил в то, что пацифизм является универсально применимой панацеей. Мартин Лютер Кинг признавал, что «те, кто делает мирную революцию невозможной, тем самым делают неизбежной насильственную революцию».225 С учётом возрастающей консолидации СМИ (предполагаемых союзников и инструмента морализма в глазах ненасильственного активиста 226), а также возрастающего репрессивного потенциала правительства, можем ли мы действительно верить, что пацифистское движение смогло бы преодолеть правительство в вопросе, в котором для интересов власть имущих компромисс будет неприемлем?

Список типичных заблуждений закрывает слишком уж частое заявление о том, что насилие отталкивает людей. Это ослепительная чушь. Видеоигры и фильмы, полные насилия, популярнее всех. Даже явно несправедливые войны получают поддержку не менее половины населения, кроме того, часто слышно отзывы, будто армия США слишком гуманна и сдержана по отношению к врагам. С другой стороны, именно ханжеские пикеты со свечами отталкивают большинство людей, не участвующих в них и торопливо, с ухмылкой, проходящих мимо. Голосование также отталкивает миллионы людей, знающих ему цену, и многих из тех, кто участвует в нём из-за отсутствия лучших вариантов. Призыв «возлюбить» каким-то образом «врага твоего» отталкивает людей, знающих, что любовь — нечто более глубокое и интимное, чем поверхностная улыбочка в адрес шести миллиардов чужих людей одновременно.227 Пацифизм также отталкивает миллионы бедных американцев, тихо радующихся каждый раз, когда копа или (особенно) федерального агента убивают.228 Настоящий вопрос заключается в том, кого и какое насилие отталкивает? Один анархист пишет:

«Даже если бы насилие не привлекало средний и верхний классы, кого это волнует? Они уже получили свою насильственную революцию и сейчас мы в ней живём. Но вообще говоря, само утверждение, что насилие отталкивает средний и верхний классы, полностью лживо… они всё время поддерживают насилие, будь то подавление забастовки, полицейское насилие, тюрьмы, война, санкции или смертная казнь. С чем они реально борются, так это с насилием, направленным на смещение как их самих, так и их привилегий».229

Безрассудное насилие, подвергающее людей ненужным рискам, даже не стремясь быть эффективным или успешным, скорее всего, оттолкнёт людей — особенно тех, кому уже приходится выживать при насильственном угнетении, — но борьба за выживание и свободу часто привлекательна. Недавно мне посчастливилось вступить в переписку с узником «Чёрной армии освобождения» Джозефом Боуэном, которого посадили после того, как коп, пытавшийся его убить, сам оказался покойником. «Джо-Джо» добился уважения других заключённых после того, как вместе с другим зэком убил надзирателя и помощника надзирателя, а также ранил командира охраны в Хорнельсбургской тюрьме в Филадельфии в 1973 г. в ответ на интенсивные репрессии и преследования за религиозные убеждения. В 1981 г., когда попытка массового побега, которую он помогал организовать, была сорвана и превращена в ситуацию с захватом заложников, СМИ уделили огромное внимание ужасным условиям содержания в тюрьмах Пенсильвании. За время пятидневного противостояния в «Philadelphia Inquirer» и общенациональной прессе вышли десятки статей, проливающих свет на тяготы заключённых и подчеркивающих тот факт, что все эти люди, которым нечего терять, продолжают сражаться с угнетением и плохими условиями содержания. Некоторые статьи в корпоративных СМИ даже выражали симпатию к Джо-Джо,230 и в конечном счёте правительство согласилось перевести дюжину восставших в другую тюрьму, а не применять штурм со стрельбой — свою излюбленную тактику. Прямо скажем, в результате осады Боуэн настолько раскачал весы политической власти, что политикам пришлось защищаться и требовать расследования условий содержания в тюрьме Гратерфорд. В этом и многих других примерах, включая сапатистов в 1994 г. и шахтёров Аппалачи в 1921 г., люди обретают человеческий облик именно тогда, когда берутся за оружие, чтобы сражаться с угнетением.

С момента выхода первого издания этой книги ко мне обращались многие люди, не являвшиеся активистами, но выражавшие поддержку и признательность за позицию, высказанную в этой книге. Активисты могут предположить, что эти люди безразличны к современным социальным движениям, поскольку никогда не участвовали в них. Но они снова и снова говорили мне, что хотят принимать участие, только не знают как, поскольку вся видимая им организационная деятельность вращается вокруг мирных акций протеста, в которых им не хотелось бы участвовать и которые явно не могут ничего добиться. Один человек из рабочего класса рассказал мне, как при вторжении США в Ирак он прыгнул в машину и два часа ехал в Вашингтон, чтобы принять участие в акции протеста, не зная никого из участников. Когда он приехал и увидел мирную толпу, ведомую полицией в клетку для протеста, он сразу же развернулся обратно и поехал домой.

Частые случаи участия ненасильственных активистов в контро­ле над революционными движениями и их саботаже, а также их неспособность защищать революционных активистов от государственных репрессий, как и их спокойствие при самых бесплодных «победах», подразумевают наличие у ненасильственного активизма скрытой мотивации. Мне представляется, что наиболее распространёнными мотивами пацифистов являются извлечение выгод из своей высокоморальной позиции и заглушение чувства глубокой вины за то, что, видя многочисленные системы угнетения, связанные с ними самими, они не пытаются осознанно разобраться с этими системами. Уорд Черчилль предполагал, что белые пацифисты хотят защититься от репрессий, превращая свой активизм в позёрство и формулируя общественную организацию послереволюционного мира, пока цветные люди планеты несут все потери в сражении за этот мир.231 Это далеко не та роль солидарных товарищей, которую пытаются разыгрывать белые пацифисты.

Хорошим примером служит ненасильственный активизм, направленный против «Школы Америк» (SOA). Деятельность против SOA включает в себя одну из самых больших кампаний гражданского неповиновения, проведённых за последние годы, и она привлекла к участию и заручилась поддержкой множества ведущих пацифистов. Во время моего участия в активизме против SOA я считал гражданское неповиновение и тюремный срок способами продемонстрировать фарсовую и авторитарную природу демократического процесса и стимулировать эскалацию в сторону настоящего революционного движения, направленного на все аспекты капитализма и империализма, а не только на SOA. Насколько было бы смешно вести кампанию за закрытие одной военной школы, когда многие другие институты, да и вся структура капиталистического государства, занимаются тем же самым! Но после завершения срока моего тюремного заключения я увидел, что для пацифистского большинства в «движении» против SOA гражданское неповиновение является самостоятельной целью для давления на Конгресс, рекрутирования новых участников, смягчения чувства вины от своих привилегий и обращения к моральной праведности тех, кто, так сказать, кладёт деньги им в рот. Это дало им право заявлять, отсидев сравнительно лёгкие сроки по шесть месяцев и менее, что они «свидетельствовали» и «проявляли солидарность с угнетёнными» в Латинской Америке.232