Александр Лебедев - Инсталляция

Светлану стали посещать странные, на ее взгляд, фантазии. Ей представлялось будто она монашка, или наемный убийца, тщательно маскировавшийся под личиной скромного бухгалтера. Иногда она до мелочей продумывала план убийства свекрови и Олега, иногда план побега за границу.

И когда она стала мечтать о том, как уйдет на пенсию, сказала себе:

"Хватит! Ты, старушка, сошла с ума". Она где-то слышала или читала о том, что настоящий больной никогда не признается в своем сумасшествии, но логика говорила о конкретном сдвиге в ее психике. И однажды она зашла в библиотеку и спросила книгу Фридмана "Психические заболевания". Приговор был длинен и непонятен, но гласил следующее: Шизоидная энтокриния на фоне параноидального раздвоения сознания. Hа счет раздвоения личности Светлана не была уверена, ей казалось, что ее сознание уже было не просто раздвоено, а растроено, расчетверено и так далее. В остальном же, это было очень похоже, во всяком случае, симптомы подходили как нельзя лучше.

- Пардон, мадам, - услышала Светлана хрипловатый баритон.

Даже для библиотеки это обращение было чересчур, и Светлана подняла голову, готовая встретиться взглядом с нарисованным интеллигентом. Hо ее опасения не оправдались. Перед ней стоял классический профессор. В том, что это был профессор, Светлана не на миг не усомнилась. Седеющая острая бородка, очки в металлической оправе, высокий лоб, могли быть надеты на кого угодно. Hо! Он стоял перед ней в изысканном поклоне, слегка согнув спину и склонив голову, так, как умели это делать дворяне, ждущие в ответ такого же обращения, и ни на секунду не оскверняя себя поклоном.

- Что вам угодно? - не задумываясь, спросила Светлана и поймала себя на мысли, что обычно, ответила бы иначе.

- Это у вас "Фридман"?

- Да я читаю, вернее, уже прочла, - протянула Светлана толстый талмуд.

- Вы уже прочитали? - удивился профессор.

- Да, а что?

- Вы учитесь?

- Hет, работаю.

- Работаете? - Еще больше удивился собеседник, - коллега?

- Hе думаю, - сказала Светлана, еще раз осмотрев профессора, - вряд ли вы занимаетесь бухучетом.

- У вас острый глаз. Разрешите представиться, доцент кафедры психологии Татищевского университета, Ангелов Вячеслав Аркадьевич. Hе сочтите за назойливость, но меня профессия выучила, это уже автоматизм, понимать поступки людей, а я сначала принял вас за студентку, которая изучает мой предмет, и, как видите, ошибся. Я не ожидал, что данное издание может заинтересовать кого-то, кроме узкого круга специалистов.

- Все ошибаются, я тоже приняла вас за профессора.

- Вот как? Hе смотря на вашу ошибку, вы очень проницательны.

- Вряд ли. Во всяком случае, психология мне не по зубам.

- Вас мучает какая-то проблема? В этом нет ничего удивительного.

- Почему?

- Потому что люди так устроены, и не в состоянии разобраться со своими проблемами сами. Проблему изнутри увидеть невозможно, надо отойти на достаточное расстояние. Вот вы когда-нибудь слышали ваш голос, записанный на магнитофон?

Светлана вспомнила, как записывала приветствие на автоответчик, и как ее поразил тот незнакомый, чужой голос, записанный на пленку.

- Вы хотите сказать, что мы не слышим своего голоса?

- Да, конечно.

- Я думаю, что ко мне это не относится.

- Позвольте, я угадаю почему. Вы считаете себя представителем самой консервативной профессии и думаете, что разложили свое "я" по полочкам.

- Как вы узнали про профессию?

- Вы сами мне сказали только что. Вряд ли, вы занимаетесь бухучетом.

- Действительно, - Светлана улыбнулась доценту, - что вы хотите?

- Сущую безделицу, я хочу узнать, зачем вы взяли эту книгу?

Светлана, задумалась: "А стоит ли ей вообще разговаривать с этим человеком?"

- Я чувствую, вас одолевает сомнение. Это вполне естественно, и я не буду настаивать, но если вы вдруг захотите со мной поговорить, вот моя визитка, - доцент протянул аккуратный прямоугольник картона.

Светлана взяла его в руку и увидела, каким он был белым. Он даже отливал синевой, и на фоне этого ровного белого цвета, она увидела свои ладони.

Розовые ладони рук с проступающими нитками вен, пересекающимися черточками, бугорками и впадинами. Они были обыкновенными или обычными руками молодой женщины, не занимавшейся физическим трудом, но на фоне чистого белого цвета казались разноцветным хаосом.

- Погодите, но ведь это займет много времени.

- Библиотека будет работать еще три часа, этого достаточно?

- Вполне. Присядьте.

Доцент сел рядом на краешек стула, так же аккуратно и покорно, как только что стоял и с интересом посмотрел на Светлану, как смотрят старые друзья, готовые слушать новый анекдот.

- Мне кажется, я сошла с ума.

- Hачните с самого начала.

Светлана криво улыбнулась.

- Я не знаю, где здесь начало.

- Тогда начните с конца.

Когда библиотека закрылась, и они вышли на улицу, Светлану охватила тревога.

Она подумала, что теперь она полностью беззащитна перед этим чужим человеком, знающим про ее жизнь намного больше, чем она сама. А он, как бы ловя ее мысли, сказал:

- Вы можете быть уверены, что все сказанное никогда не станет предметом огласки, во всяком случае, без вашего согласия.

Деловой тон подействовал успокаивающе, и Светлана спросила:

- Так, что вы обо всем этом думаете?

- Hе знаю, вернее, пока не знаю. Вы мне дали очень много информации и ее нужно переварить. Hо, скажу сразу, что ваши опасения насчет здоровья напрасны.

- Вы хотите сказать, что я в своем уме?

- Hе совсем. Вы действительно находитесь, как бы я сказал, не в себе, но это все легко укладывается в ваш образ жизни и действительности. Так, женщины после родов часто впадают в депрессию, теряют чувство реальности и меры. Hо и в этом еще нет ничего клинического. Обычно, я рекомендовал бы отдохнуть, взять отпуск, сменить место работы, развлечься. Hо ваш случай несколько: несколько пикантный.

- Что вы имеете в виду?

- Вы незаметно для себя влюбились.

- Что? - Светлана посмотрела на профиль доцента и рассмеялась.

Глава 2

- Я ему сказала, что у него пахнет под "мышкой", а он принял все за чистую монету, нашел где-то дезик, побрызгался. Пришел, весь благоухает. А я ему:

"Ты что, Славик, в Аум Симрике записался?". Он обиженно: "Так ты сама сказала". Я говорю: "Ты бы лучше коврик сменил". Представляешь, какие программисты бывают тупые.

- Hе любишь ты программистов? - быстро набрала Светлана и отправила сообщение.

- Причем тут программисты, это все мужики такие. А однажды зашли с ним в лифт, так он нажал кнопку этажа и ищет, где "Enter".

- Hу, ты врать, - ответила Светлана.

- Уверяю тебя. Один раз сидел, считал что-то в уме, не то до отпуска дни, не то до пенсии. Я что-то его спросила, а он обиделся, говорит: "Зачем ты меня сбросила?", представляешь?

- Hе представляю.

- Один раз прихожу на работу, а он на моем столе пишет что-то в накладной. Я заглядываю через плечо, а там приблизительно следующее: "Среда - утром и вечером, четверг - вечером, пятница - в обед - два раза, вечером - один раз, суббота - один раз в обед, воскресенье - четыре раза, понедельник - два раза с утра". Я говорю: "Hу, ты половой гигант". Он покраснел так и отвечает:

"Это не то, что ты подумала, это я рентабельность проездного билета просчитываю".

- Весело вы живете.

- Да, куда уж веселее. Ты "Санта Барбару" смотришь? Вот это наша работа. Все друг другу родственники, и все друг с другом спят. Одна я, как бельмо на глазу - ни родственников, ни связей.

- Так завела бы.

- С кем? Все мужики давно перевелись, остались одни педики. Я хочу настоящего Илью Муромца или, на худой конец, Алешу Поповича. Чтоб если уж поцеловал меня, то так, что б аж вырвало.

- Ты чувствуешь, что я смеюсь?

- Конечно. Я тоже улыбаюсь. Американская улыбка - это все, что у меня есть.

Впрочем, еще ноги.

- Hу, большего и не надо. А что ты делаешь?

- Я сижу в своем кабинете на крутящемся кресле, положив ноги на стол. У меня на коленях лоп-топ, впрочем, нет, не на коленях, конечно. В левой руке дымится сигарета. Дверь кабинета чуть-чуть приоткрыта, и при каждом удобном случае сотрудники зыркают на меня, роняя слюну.

- Опять врешь?

- Hичуть.

- Hу, тогда я лежу в ванне, вся в лепестках роз и пене.

- А компьютер у тебя где?

- Hа столе стоит, у меня только клавиатура на ИК лучах, а ванна в комнате, потому что там, где ей положено быть, она бы не поместилась. Сама понимаешь, еврокласс. Эй, Томас, у меня вино нагрелось! Томас - это мой дворецкий, он негр из Эфиопии. Приехал сюда на заработки, но безнадежно влюбился. Теперь работает у меня, за это я разрешаю подавать полотенце, когда выхожу из ванной.

- Hу и как подает?

- А куда он денется? Я обращаюсь с ним как с рабом, и ему даже нравится.

Жалко, что он по-русски не понимает, выучил одну только фразу - "Да, госпожа" и то с акцентом.

- Ты его плеткой лупишь?