Марк Твен - Приключения Тома Сойера (пер. Ильина)

И они пошли дальше — без цели, куда глаза глядят, — все, что им оставалось, это идти. Спустя недолгое время надежды их снова ожили — без особой на то причины, а просто потому, что надежде свойственно воскресать, пока старость и привычка к неудачам не отнимут у нее былую живучесть.

Но тут Том взял у Бекки свечу и задул ее. И как же много значило это проявление бережливости! Слова не потребовались, Бекки все поняла и без них, и ее упования угасли снова. Она же знала, что у Тома есть и целая свеча, и еще три или четыре огарка рассованы по карманам — и все-таки, он решил экономить.

Вскоре усталость начала предъявлять им свои притязания. Дети старались не обращать на нее внимания, им страшно было и думать о том, что они сядут и будут сидеть, теряя столь драгоценное для них время — нет, они должны идти, все равно куда, ибо только движение может принести хоть какие-то плоды, сидеть же на месте, значит звать к себе смерть и сокращать ей дорогу.

Но, в конце концов, ноги Бекки отказались нести ее дальше. И она села. Том присел рядом, они заговорили о доме, о том, сколько там друзей, удобных постелей и, главное, света! Бекки расплакалась, Том постарался, как мог, утешить ее, но все произносимые им ободряющие слова, уже истерлись от частого употребления до дыр и приобрели сильное сходство с сарказмами. И скоро уставшая до изнеможения Бекки задремала. Тома это обрадовало. Он сидел, вглядываясь в ее осунувшееся лицо, и видел, как приятные сны разглаживают его, превращают в привычное, в обычное лицо Бекки — мало-помалу и улыбка появилась на нем, да так и осталась. Мир ее лица вселил целительный покой и в душу самого Тома, и мысли его удалились в давние времена, к утешительным воспоминаниям. Так он и сидел, погруженный в раздумья, пока Бекки не издала веселый смешок и не проснулась, — впрочем, смешок этот сразу умер на ее губах, сменившись стоном.

— Ох, как же я могла заснуть! Хотя, лучше бы и не просыпалась! Нет! Нет, Том! Не смотри так! Я этого больше никогда не скажу!

— Это хорошо, что ты поспала, Бекки, ты отдохнула, теперь мы выберемся отсюда.

— Попробуем, Том. Но какие чудесные края мне приснились! Наверное, к ним мы с тобой и идем.

— Может, к ним, может, не к ним. Не унывай, Бекки, и давай попробуем еще раз.

Дети встали и побрели дальше — рука в руке, но без каких-либо надежд. Оба пытались понять, сколько времени уже провели в пещере, и обоим казалось — дни, а то и недели, хоть оба и знали, что этого быть никак не могло: ведь свечи-то еще не догорели. Долгое время спустя, хотя насколько долгое, об этом они никакого представления не имели, Том сказал, что им лучше ступать как можно тише, вслушиваясь, не журчит ли где вода, — нужно найти источник. В конце концов, источник они нашли, и Том объявил, что пора отдохнуть снова. Оба страшно устали, и все же Бекки сказала, что, наверное, стоит пройти еще немного. И удивилась, услышав отказ Тома. Причин отказа она понять не могла. Они сели, Том куском глины прилепил к стене перед ними свечу. Дети задумались и долгое время ничего не говорили. Наконец, Беки нарушила молчание:

— Так хочется есть, Том.

Он достал что-то из кармана.

— Помнишь? — спросил он.

Бекки почти улыбнулась.

— Это наш свадебный торт, Том.

— Да, жаль только, что величиной он не с бочонок, потому что это все, что у нас с тобой осталось.

— Я спрятала его на пикнике в твой карман, хотела потом положить под подушку, как взрослые делают, а теперь он станет нашим…

Она умолкла. Том разделил кусочек кекса на две части, и Бекки быстро проглотила свою, Том же съел лишь половину. Холодной воды хватало — было чем закончить праздничный пир. В конце концов, Бекки предложила идти дальше. Том помолчал немного, а после сказал:

— Выслушай меня, Бекки, ладно? Только спокойно.

Бекки побледнела, но сказала, что выслушает.

— Так вот, Бекки, нам лучше остаться здесь, у воды. Этот огарок — последний.

Бекки заплакала, запричитала. Том утешал ее, как мог, но без большого успеха. А наплакавшись, она вдруг сказала:

— Том!

— Да, Бекки?

— Нас же хватятся, станут искать!

— Конечно, хватятся! Наверняка, уже хватились!

— Может, и ищут уже, а, Том?

— Я думаю, должны. Надеюсь.

— А когда они хватились нас, Том?

— Наверное, когда все вернулись на пароход.

— В то время, скорее всего, темно уже было — они могли и не заметить, что нас нет.

— Ну, не знаю. Но когда все по домам вернулись, мама-то твоя сразу поняла, что тебя нет.

Испуг, появившийся на лице Бекки, сказал Тому, что он дал маху. Бекки же в ту ночь дома не ждали! Дети снова примолкли. И скоро на Бекки накатил новый прилив горя, и Том понял — ей пришла в голову та же мысль, что и ему: раньше середины воскресного утра миссис Тэтчер о том, что Бекки не ночевала у миссис Харпер, не узнает.

Дети неотрывно смотрели на огарок свечи, наблюдая за тем, как он безжалостно тает; вот от него осталось всего полдюйма; язычок пламени слабел, поднимаясь и поникая, и наконец, он потянулся вслед за тонкой струйкой дыма, помедлил немного и — к совершенному ужасу детей, на них опустилась тьма!

Сколько времени прошло после этого, прежде чем Бекки понемногу начала понимать, что плачет в объятиях Тома, ни один из детей сказать не взялся бы. Оба сознавали только одно — прошло его очень много. Оба вышли из мертвого оцепенения сна, но лишь для того, чтобы снова ясно понять, какая с ними случилась беда. Том сказал, что сейчас, пожалуй, уже воскресенье, да нет, скорее всего, понедельник. Он попытался разговорить Бекки, но горе ее было слишком тяжким, а надежд она лишилась совсем. Их, верно, хватились уже давно, сказал Том, так что поиски идут сейчас полным ходом. Вот он сейчас покричит, сказал Том, глядишь, кто-нибудь и придет. Он крикнул, однако далекое эхо его крика прозвучало во мраке так жутко, что новых попыток Том предпринимать не стал.

Тянулись пустые часы и пленников подземелья снова начал терзать голод. Дети разделили то, что осталось от прежней доли Тома и съели ее. И проголодались еще пуще. Жалкие крохи лишь обострили аппетит.

Внезапно Том произнес:

— Чш! Ты слышала?

Оба затаили дыхание, вслушались. И услышали что-то вроде тишайшего, очень далекого крика. Том мгновенно ответил на него и, схватив Бекки за руку, побежал по коридору туда, откуда донесся крик. Потом остановился, прислушался снова; крик повторился и, похоже, чуть-чуть приблизился.

— Это они! — сказал Том. — Они идут к нам! Вперед, Бекки, — мы спасены!

Радость детей охватила почти умопомрачительная. Однако продвижение их замедляли покрывавшие этот коридор и требовавшие постоянной осторожности ямы. И скоро дети натолкнулись на такую, что пришлось и вовсе остановиться. Глубины в ней могло быть три фута, а могло и сто, обойти же ее никакой возможности не было. Том лег на живот, опустил в нее руку — так далеко, как только мог. Дно отстствовало. Оставалось лишь одно — сидеть здесь и ждать прихода спасателей. Дети прислушались — крики явно стихали, становясь еще более далекими! миг-другой и они стихли совсем. Какая надрывающая сердце тоска! Том кричал, пока не охрип, но без толку. Он разговаривал с Бекки, пытаясь обнадежить ее, однако прошли столетия тревожного ожидания, а звуки так и не вернулись.

Дети на ощупь возвратились к источнику. Тянулось усталое время; они снова заснули, изголодавшиеся, убитые горем. Том полагал, что уже настал вторник.

И тут ему явилась новая мысль. Совсем рядом с ними уходило в сторону несколько боковых галерей. Чем сидеть и томиться тягостным бездельем, не лучше ли исследовать хоть некоторые из них? Он достал из кармана клубок бечевки от змея, обвязал ею каменный выступ и отправился вместе с Бекки в путь. Том шел впереди, ощупывая стену и разматывая клубок. Через двадцать шагов галерея уперлась во что-то вроде обрыва. Том встал на колени, пошарил ладонью по его уходящей вниз стене, потом по углу, который она образовывала с другой стеной, потом потянулся, как мог дальше, вправо, и тут ярдах в двадцати от него из-за угла появилась рука со свечой! Том восторженно завопил, но следом за рукой появилось и тело, которому она принадлежала — тело Индейца Джо! Том закоченел, он даже шелохнуться не мог. И в следующий миг с великой радостью увидел, как «испанец» круто развернулся и скрылся из глаз. Том не понимал, как же это Джо не узнал его голос, не набросился на него и не убил за выступление в суде. Должно быть, голос исказило эхо. Да, конечно, так и было, решил Том. От испуга каждая мышца его обмерла. И Том сказал себе, что, если ему хватит сил вернуться к источнику, так он там и останется и ничто не заставит его рискнуть еще одной встречей с Индейцем Джо. Рассказывать Бекки об увиденном Том не стал. Сказал, что крикнул просто так, «на всякий случай».

Однако, в конечном счете, голод и ощущение обреченности взяли верх над страхами Тома. Еще одно томительное ожидание у источника, еще один долгий сон изменили его настроение. Дети проснулись измученными неистовым голодом. Том полагал, что уже настала среда или четверг, а то и пятница — может быть, даже суббота. Он предложил Бекки заняться еще одной галереей. Теперь он готов был и к встрече с Индейцем Джо, и к любым другим ужасам. Но Бекки совсем ослабла. Она впала в сумрачную апатию и даже встать не пожелала. Сказала, что подождет его здесь, на этом месте, а после умрет — теперь уже ждать не долго. Пусть Том возьмет клубок и займется, если ему так хочется, исследованием коридоров, но только, с мольбой попросила она, пусть время от времени возвращается к ней и пусть пообещает, что когда придет ужасный срок, он останется рядом и будет держать ее за руку до самого конца.