Граф Рысев 2 (СИ) - Лёха

— Да, ты права, пойдём, — я соскочил с табурета и бросил монету на стойку. Всё-таки моя невеста кучу сухарей сгрызла. Бармен улыбнулся и сбросил монету куда-то вниз, после чего вернулся к прерванному занятию и продолжил протирать стаканы.

Мы же направились домой, и я, если честно, заметно нервничал, как и Маша. Вряд ли что-то могло пойти не так, но, чем чёрт не шутит.

Я лежал на диване в гостиной нашего дома в Ямске и не спеша распечатывал конверт. Мы вернулись с изнанки позавчера, и дед не торопился отправляться в поместье, потому что нас с Машей решили поженить до возвращения на учёбу. Мол, вас всё равно не удержишь друг от друга. Главам уважаемых кланов торчать на изнанке некогда, чтобы караулить молодежь. А позориться или, не дай все боги разом доказывать неверующим, что гипотетический ребёнок родился сильно недоношенным, ни дед, ни Соколов намеренны не были. Так что, на спецкурс к Медведеву я пойду уже женатым. Не знаю, хорошо это ли плохо. Может, он меня и не возьмёт теперь. Переживать сильно не буду, это точно. Хотя, кому я вру? Буду переживать, ещё как буду. Только вот поделать ничего с этим нельзя — сам виноват, никто меня ничем не опаивал и с Машей спать не заставлял. Да я и не жалею.

На изнанке мы провели ещё месяц. При этом барон приказал Маше собирать вещи и утащил домой. Там он, похоже, вставил пистон загулявшим слугам, и больше я свою невесту в одиночестве не видел. И, что-то мне говорит, что до свадьбы, которая состоится через месяц, не увижу. Садисты они — вот кто. Ну, ничего, скоро наверстаем, я надеюсь, во всяком случае.

Император молчал, ответа на наши претензии всё не поступало. Похоже, при дворе не знали, что со всем этим делать. вот только молчание порождало новый виток напряжения. Собственно, поэтому скорая свадьба никого не удивила. Кланы захотели быстренько поженить детей и отправить их подальше, если всё-таки дойдёт до военных действий. Так что на приглашения почти все ответили положительно. Проблема с предыдущей помолвкой решилась быстро — Ондатровым было не до невесты. У них наследник на каторгу попал, а всё остальное можно было считать мелкими неприятностями. Отреагировали они на разрыв не слишком бурно. По-моему, глава их клана решил, что разрыв и такое быстрое спихивание бывшей невесты другому — как раз следствие этого скандала с каторгой, который всё-таки сумел вырваться за пределы училища.

Когда мы уезжали, то курсантов только-только начали выпускать из казарм, а виновные всего неделю как были отправлены на четвёртый слой изнанки. При этом пророчество Дроздова сбылось на сто процентов: туповатые исполнители — отправились в полугодовой патруль этого очень непростого уровня, где почти законы джунглей царили. А вот Лёньке не так повезло, он как раз в посёлок каторжников загремел. И именно что в качестве каторжника. Правда, ему всего пять лет дали, но это будет пять лет ада в самом прямом смысле этого слова.

Дед мне пока ничего не говорил, и я не знал, предпринял он что-нибудь, или всё ещё пытается со старыми полковыми товарищами связаться. Ничего, я умею ждать. Живопись не терпит суеты. Порывистости, вдохновения — это да, но не суеты, ни в коем случае.

Всё время, пока дед с Соколовым составляли приличный брачный договор, я только и делал, что занимался собственным даром и бегал к Дроздову на тренировки. Зато, могу с уверенностью сказать, что достиг определённых успехов на обоих поприщах. Мои учителя остались довольны и, надавав мне кучу заданий на каникулы, с чистой совестью отпустили на все четыре стороны. При этом сообщив, что преподаватели тоже люди и им положен отдых.

Я тряхнул головой и вынырнул из своих воспоминаний. Снова переведя взгляд на письмо. Оно было от Чижикова. И это удивительный факт, потому что я его своим другом как бы не считал. Почему он решил мне что-то написать, оставалось для меня загадкой. Пожав плечами, я погрузился в чтение. После того, как закончил читать, долго смотрел в одну точку, а затем перечитал заново. Уж не знаю, почему Чижиков решил, что мне будут интересны новости, которыми он поспешил поделиться. Надо будет спросить у него напрямую, когда встретимся. Похоже, парень чувствовал себя одиноко, лишившись почти всех приятелей. А может быть была другая причина. Это на самом деле не столь уж важно. А важным было содержимое письма. Писал Чижиков следующее:

Когда огласили приговор, Сусликов удовлетворённо кивнул. Правда, он бормотал что-то про то, что сам с удовольствием содрал бы с виновных шкуры. Но и подобным приговором он в общем-то вполне доволен. Лёня отправился на каторгу, и всё бы ничего, но, оказалось, что у Сусликова есть дядюшка. Вполне себе барон и глава небольшого, но довольно обеспеченного клана. К тому же дальний родственник Орлова. И вот он-то с приговором категорически не согласился. Полного пересмотра, конечно, не добился, а вот патрулирование вокруг посёлка Лёнька в качестве дополнительных обязанностей заполучил. Надо ли говорить, что за периметром посёлка и более умелые бойцы не всегда выживают. Всё-таки четвёртый уровень, как-никак. Уже на третий день Ондатров пошел на своё обязательное дежурство, и… Не вернулась вся группа. Их останки нашли утром. И тело Лёни, точнее то, что от него осталось передали родственникам.

На этом письмо заканчивалось. И я пока не знаю, как реагировать на него. С одной стороны, род Рысевых полностью отмщён. А с другой… Не знаю, какое-то разочарование всё равно присутствует.

Перечитав его ещё раз, перевёл взгляд на дверь, которая в этот момент начала открываться.

— Как зовут твоего приятеля, с которым ты хотел насчёт Ондатрова посоветоваться? — спросил я у вошедшего в комнату деда.

— Барон Антон Сусликов, а что? — он с любопытством посмотрел на меня.

В ответ я молча протянул ему письмо Чижикова. Дед взял его и принялся читать. После чего протянул письмо мне.

— Ну что же, так иногда случается. Все мы смертны, — произнёс он, усаживаясь в кресло напротив дивана, с которого я даже не соизволил задницу поднять.

— Какое удивительное совпадение, — я продолжал смотреть на него в упор.

— Женя, что ты хочешь этим сказать? — дед поджал губы.

— Ничего, — я засунул письмо в конверт. — Просто удивляюсь тому, насколько мир тесный и какие удивительные совпадения в нём происходят. И знаешь, моё лёгкое разочарование слегка уменьшилось. Да, я правильно понимаю, Сусликов, который барон, так сильно переживал за племянника, что ты даже не успел с ним переговорить…

— Нет, Женя, не успел, увы, — дед развёл руками.

А я понял, что больше ничего от него не услышу, как никогда не узнаю всей правды. Посверлив его почти минуту пристальным взглядом, я отвел глаза и бросил письмо на столик, стоящий перед диваном. После этого лег и заложил руки за голову, разглядывая потолок.

— Может быть, когда-нибудь я всё-таки узнаю правду, — проговорил я вполголоса.

— Возможно. Правда — это весьма условное понятие. Не говоря уже о том, что у каждого она своя. — Дед замолчал, но вскоре продолжил. — Я пришёл говорить не о покойном Лёне Ондатрове. Он погиб, мир его праху.

— О чём ты хотел со мной поговорить? — я покосился на него, но положения тела не изменил.

— В этот день, уже на протяжении многих лет, как тебе наверняка известно, я плачу налоги. В том числе и налог на недвижимость. И каково же было моё удивление, когда я увидел, что клану, оказывается, принадлежит ещё одно здание здесь в Ямске. Я нахожусь сейчас в весьма затруднительном положении, Женя. И это затруднение для меня усиливалось с каждой минутой, потому что мне никак не удаётся вспомнить, когда это я приобретал этот дом.

— Какая удивительная история. Весьма загадочная, надо сказать, — пробормотал я. — Ты выяснил, что это за дом?

— Представь себе моё изумление, когда я занялся этим вопросом вплотную, и узнал, что, оказывается, пресловутый дом был подарен моему внуку. И что дарственная была оформлена в тот самый день, когда он вернулся домой, после своего исчезновения. — Дед замолчал. Сейчас он смотрел на меня практически прокурорским взглядом. — Женя, нам нужно вызвать Лебедева? Чтобы убедиться в том, что твоя память, хоть и не вернулась, но больше не исчезает.

— Ты сейчас о чём? — пробормотал я, лихорадочно соображая, что бы такого придумать, что оправдало бы мою «забывчивость».

— Я сейчас