Насу Киноко - Kara no Kyoukai: Chapter 02

он говорит. Даже ты бы смог подделаться под кого-то другого.

Шики задумчиво откусила от гамбургера.

– Такого раньше не бывало. Сегодня мне впервые удалось выбраться наружу. И

раньше мне ничего не нужно было говорить потому, что мы с Шики думали одинаково.

Я ничего не понял.

– Как бы тебе сказать… Это называется расщеплением личности, если по-

простому. Меня зовут ШИКИ, а ее, нормальную, – Шики. Мое имя – от «плетеная ткань».

Но мы с ней не разные люди, и отличаемся только порядком наших приоритетов.

Иерархией интересов, можно и так сказать. И от этого невозможно избавиться.

Ее тонкий белый палец задумчиво чертил на салфетке кандзи «Шики» и «ШИКИ».

– Мне захотелось поговорить с тобой, Кокуто. Шики никак не решалась, поэтому

мне пришлось сделать это вместо нее. Врубился?

– В-вроде того.

Мой ответ прозвучал неуверенно и скованно, но, на самом деле, я уже чувствовал, что это правда. Такое уже случалось. Еще до старшей школы я встретил Шики – тем

незабываемым зимним вечером с медленно падающим снегом. Но когда я заговорил с ней

после церемонии поступления, она сказала, что ничего не помнит. В то время я решил, что

она терпеть меня не может и не желает разговаривать. Теперь все обретало новый смысл.

Более того. Проведя с ней целый день, я с уверенностью мог сказать, что она –

настоящая Шики. Если верить словам Шики, то есть – ШИКИ – они отличались только

манерой речи, но действовали одинаково. Они были настолько похожими, что мне было

очень трудно найти различия.

– Но зачем ты мне говоришь?..

– Все равно не получилось бы скрываться от тебя и дальше.

Шики поднесла к губам стакан и глотнула через соломинку, быстро выпустив ее –

она не любила холодного.

– Если честно, я – дух противоречия, живущий в Шики. Ее отрицающий импульс.

Импульс, которым она отражает поползновения из внешнего мира. До сих пор она не

направляла его на кого-то конкретного, поскольку Рёги Шики еще никогда никем не

интересовалась.

ШИКИ говорила – или говорил? – небрежно, продолжая потягивать из соломинки.

Но я замер, не в силах двинуться, словно околдованный этими бездонными черными

глазами.

11

– Но не переживай, я – все та же Шики. И только говорю то, что думает Шики. Ну, разве что другими словами. Хотя, в последнее время мы начали слегка расходиться.

Поэтому не воспринимай все мои слова всерьез.

– Расходиться?.. Хочешь сказать, вы с Шики… ссоритесь?

– Да нет. Как ты себе представляешь ссору с самим собой? Что бы я ни делал, мы

оба этого хотим, и жаловаться не приходится. Кроме того, как бы я ни пытался встрять, телом командует Шики. Поэтому я здесь только потому, что она была не против. Ха, но

потом наверняка пожалеет об этом разговоре. Сама бы она ни за что не решилась, понимаешь?

Я кивнул, и ШИКИ засмеялась.

– Ты сообразительный, и мне это нравится. А вот Шики от этого не в восторге.

Врубился, что я имею в виду, говоря о расхождении?

…Что она имеет в виду? Шики не нравится то, что я немного понимаю ее? Или она

недовольна тем, что ей невольно импонирует мое понимание. Если подумать, то скорее

второе.

– Ладно, хватит сказок на сегодня, – неожиданно поднявшись, Шики сунула руки в

рукава кожаной куртки. – Бывай здоров. Ты мне нравишься, и мы снова встретимся. И

довольно скоро.

Звякнув об столик монетками за гамбургер, ШИКИ, не задерживаясь, исчезла в

толпе.

Расставшись с Шики, я направился домой по темной улице. Солнце уже садилось, и

на улицах было совсем немного прохожих. Надо полагать, из-за серийных убийств.

Дома я обнаружил своего кузена, братца-Дайске. Разговор с ШИКИ меня странным

образом вымотал, и я прошел прямо к котацу1 и шлепнулся на подушку перед ним.

Длинноногий братец-Дайске занял своими ходулями все место под котацу, и мне

пришлось молча побороться, чтобы засунуть пятки в тепло. Но прилечь и расслабиться

так и не удалось. Взяв со стола мандарин, я поинтересовался:

– Что ж ты не на работе, Дайске?

– А вот так вот. Нет даже времени забежать домой и соснуть. Дай, думаю, загляну к

вам в гости, все равно через час обратно на дежурство. Пять человек прирезали за три

месяца, конечно, у нас все стоят на ушах.

Братец-Дайске – полицейский. Совершенно неподходящая работа для такого

лентяя.

– И как движется расследование?

– Ни шатко, ни валко. До сих пор мы тыкались без улик в потемках, но в последний

раз убийца все же оставил нам подарочек. Специально, небось.

Дайске поднял лицо и серьезно глянул на меня.

– Не вздумай болтать, это информация для служебного пользования. Говорю

только потому, что для тебя это может оказаться важным. Ты же помнишь, что я

рассказывал про первую жертву?

Слушая его пространное описание второго и третьего убийства, я мог только

надеяться, что остальные полицейские не так легко расстаются с секретной информацией.

Тело второй жертвы было рассечено пополам, от головы до промежности – какие

оружие было использовано, никто так и не понял. Одна из половинок была прилеплена к

стене.

У третьего человека были ампутированы все конечности, а обрубки оказались

сшиты между собой – руки к ногам.

1 В большинстве зданий в Японии отсутствует центральное отопление, и японцы зимой выходят из

положения причудливыми способами. Очень популярен электрообогреватель в виде низкого столика со

свисающим покрывалом, под который засовывают ноги – котацу.

12

Четвертый был изрезан на куски, и на них отпечаталось какое-то круглое клеймо, эзотерический символ.

Пятая жертва превратилась в жуткую свастику, сложенную из отрезанных рук и

ног.

– Убийца совершенно ненормальный, – пробормотал я, борясь с подступившей

тошнотой. Дайске кивнул:

– Чтобы это понять, не нужно быть семи пядей во лбу. Ну, а ты что об этом

думаешь, в целом?

– Меня спрашиваешь? Ну, возможно то, что все они были рассечены на части, имеет значение, ведь это характерно для каждого случая. Кроме того…

– Кроме того?..

– Мне кажется, убийца все глубже погружается в пучину безумия. И следующие

жертвы могут быть не только на улице.

– Ты, прав, наверное. О-хо-хо, – Дайске устало прикрыл глаза ладонями.

– У него нет никакого нормального мотива и никаких правил. До сих пор убийства

случались на улице, в безлюдных местах, но, если он никого не встретит, то может пойти

и дальше – вломиться куда-нибудь. Лучше бы вашему начальству подумать об этом и

принять меры.

– Кстати… – Дайске дипломатично сменил тему, – вот это мы нашли рядом с пятой

жертвой.

Он положил на стол четкую фотографию жетона нашей школы. Многие относились

к этим значкам несерьезно, учитывая, что от нас не требовали даже носить форму, но в

правилах было написано, что полагается закрепить его на одежде, отправляясь в школу.

– Не знаю, то ли убийца не заметил пропажи потому, что дело было в траве, то ли

он нарочно оставил его там. В любом случае, это что-то означает. Придется мне к вам

наведаться в ближайшем будущем.

Мрачно нахмуренные брови Дайске сделали это предупреждение еще более

зловещим.

Зимние каникулы пролетели, словно вспышка. Единственное, что заслуживает

упоминания, это то, что мы вместе с Шики сходили в святилище на Новый год. Все

прочие будничные и нормальные события моментально изгладились из памяти.

Когда начался третий триместр, Шики замкнулась еще больше. Даже я отчетливо

ощущал ауру резкого отторжения, стоило к ней приблизиться.

После окончания уроков, когда классная комната осталась пустой, я нашел там

одинокую Шики. Она не двигалась и ничего не делала, только молча смотрела в окно. Она

выглядела настолько хрупкой и печальной, что я, не в силах оставить ее одну, без

приглашения уселся за соседнюю парту. Мы молчали.

Ранний зимний закат окрасил тихий и пустой класс тревожными багровыми

красками. Среди красных и черных теней ШИКИ, сложив руки на груди и прислонившись

спиной к окну, небрежно спросила:

– Я не говорила тебе, что ненавижу людей?

– Впервые слышу. Это правда?..

– Да. Шики ненавидит людей. Она всегда была такой, с самого детства. Знаешь, дети доверчивы и ничего не понимают. Ребенком ты думаешь, что весь мир любит тебя.

Безо всяких условий, просто потому, что ты любишь людей, они должны любить тебя в

ответ. Об этом не задумываются, но это именно так.

– Ты права. Дети не привыкли сомневаться. Вспоминаю себя, как я любил и