Следак 3 - Luan

На днях случайно в паре кварталов от дома наткнулся на кулинарию и с удивлением обнаружил, что в ней продавали не только выпечку, но и полуфабрикаты и даже готовую еду.

Сам я готовить не особо люблю, тем более заниматься этим изо дня в день. Поэтому с ходу затесался в ряды постоянных клиентов. Моя необычная для этого времени приветливость не подвела меня и в общепите. Вчера, задержавшись на работе, я пришел в кулинарию, когда там уже все раскупили. Можно было разворачиваться и уходить, но тут передо мной явилось чудо. Продавец, суровая баба в теле, расцвела при моем появлении и, проворковав грудным голосом «Минутку, молодой человек», вынесла из подсобки специально для меня собранный набор продуктов. Я аж обалдел от такого сервиса, ведь успел уже привыкнуть совсем к другому. А тут обслуживание как в пятизвездочном ресторане. Так что пришлось благодарить и делать комплименты, от которых продавщица вся зарделась, а я начал пятиться к выходу.

По радио закончился концерт, и дикторы, мужчина и женщина вновь принялись поздравлять сотрудников милиции с их профессиональным праздником, но в это раз зачитывали слова благодарности уже не от руководителей страны, а от простых советских тружеников.

Минут десять и с поздравлениями закончили, но вместо продолжения концерта началась передача о детско-юношеском туристическом клубе с непонятным названием Чигрид.

Я как раз доел последнюю котлету, вышел из-за рабочего стола и собрался прогуляться до туалета.

— Расшифровывается очень поэтично «Через реки, горы и долины», — задорным голосом продолжала вещать ведущая. — Вот уже десять лет, как участники клуба, юные пионеры ходят в походы по Ставропольскому краю, где их учат ставить палатки, разводить костер и готовить на нем еду. А руководит этим замечательным клубом мастер спорта по горному туризму Сливко Анатолий Емельянович. Товарищ Сливко является членом коммунистической партии с 1973 года…

Возле самой двери я остановился и словно завис, пытаясь выудить из памяти что-то глубоко в ней засевшее.

— Сливко, Сливко, — проговаривал я, начав расхаживать по кабинету. — Маньяк! — я резко остановился.

Точно! Мы же изучали на криминологии серийные убийства и психологию лиц их совершающих. И Сливко был одним из наших учебных пособий, наряду с Чикатилой. Но последний вроде бы в восьмидесятых начал резвиться, хотя была версия, что более ранние его преступления просто не смогли доказать.

И что мне с этим знанием делать? Поделиться с кем-то или самому отрабатывать? Вот только законных оснований влезть в расследования убийств у меня не было. А Чикатило вообще, наверно, еще не открыл свой кровавый счет. И служу я не в Ставрополе, где живет Сливко и не в прокуратуре.

Вот черт. Я вновь принялся наматывать круги по кабинету.

Сгонять что ли в Ставрополь? Хотя Сливко вроде не из столицы края. Впрочем, узнать его местожительство не проблема. Больше волнует, как я объясню местным правоохранителям свои знания. И как их убедить провести у него обыск и найти видеоматериалы, которые маньяк наснимал за десять лет истязаний и убийств? Прикинуться случайным свидетелем его зверств тоже не выход. Я банально не знаю точных дат совершения им преступлений.

Неожиданно заработала громкая связь, следственно-оперативную группу вызвали на кражу и мысли о маньяках пришлось отложить.

То, что дело сильно запутано, я понял, как только мы прибыли по адресу. На первый взгляд ничего необычного комунальная квартира, куда мы вошли, в себе не таила. Но так думалось ровно до того момента, как старуха, что нас вызвала не подвела к своей комнате.

Мы со Скворцовым и экспертом-криминалистом Котляр в недоумении уставились на дверную ручку, что была опутана тонкой веревкой.

— Это что? — первой спросила о непонятном Инна.

— Это веревка, — охотна пояснила старуха-божий одуванчик. Маленького роста, сгорбленная, с морщинистым лицом и седыми волосами под головным платком. Кроме цветастого платка на ней был старый потертый плащ. Опиралась Лукерья Матвеевна Прошкина на тросточку, а на пол возле ее комнаты был сгружена заполненная продуктами холщовая сумка.

— Вернулась я, значит, из магазина, — принялась она объяснять дребезжащим от старости голосом, — а узелков-то не десять, а всего восемь! — посмотрела она на нас расстроенно. — Я давно Катьку подозреваю, что та у меня вещи ворует, — старушка обвинительно качнула тростью в сторону соседской двери.

Та мгновенно открылась и на пороге материлизовалась дородная женщина лет пятидесяти с накрученными на бигуди волосами и в домашнем, до самых тапок, халате.

— Да что вы случайте эту ненормальную?! Она уже всех замучила с этими узелками! Вы у участкового нашего спросите, сколько раз он с ней их пересчитывал. Уходит — завяжет, приходит — считает. Жизни совсем от нее не стало! — последнее соседка уже кричала.

— Узелки я завязываю, чтобы точно знать, лазила ты в мою комнату или нет! Вот сегодня я завязала десять, а пришла — узелков восемь. Значит лазала! Чего украла, говори!

— Ничего я у тебя, ненормальная, не крала! — выпучив глаза, закричала соседка.

— Товарищи милиционеры сейчас разберутся! — в ответ победно крикнула старуха.

А мы втроем стояли и хлопали глазами, смотря на эту перепалку.

— Лукерья Матвеевна, что у вас пропало? — вспомнил я о том, зачем мы сюда приехали.

— Так я, милок, не знаю, — неподдельно удивилась старуха моему вопросу.

— Вы позвонили в милицию и заявили о краже, — терпеливо напомнил я ей.

— Да, звонила, — и не подумала она отпираться. — Я же вам объясняю, — посетовала старуха на нашу несообразительность, — когда я уходила, завязала десять узелков, а пришла — их уже восемь! А значит в комнату опять эта прошмандовка лазала! — потерпевшая ткнула в сторону соседки основанием клюки.

— По-моему она не в себе, — к моему уху наклонился Скворцов.

А то я не вижу. Но просто так уйти тоже не могу.

— Лукерья Матвеевна, открывайте дверь. Будем устанавливать, была ли кража, — не обращая внимания на вытянутые лица коллег, попросил я старуху.

Да, я тоже не в восторге от того, что вместо разоблачения маньяков, должен какими-то узлами на веревках заниматься.