В мозг - Михаил Эм

У меня были возможности трудоустроиться в другую фирму, но к тому времени я уразумел свою судьбу: настоящему ученому нет хода в большой бизнес. Где-то приходилось кантоваться, поэтому я предпочел бизнес малый, а если быть точным – полусредний. Вот в этом полусреднем сигнализационном бизнесе я по окончании института и обитал.

Единственное, что могу сказать про фирму «Сигнал-Монтаж»: продавать системы сигнализации было безумно скучно. Я не мог дождаться окончания рабочего дня, чтобы вернуться домой, к экономической теории. Копаться в файлах непосредственно в офисе было опасно: могли ухватить за яйца. Замначальника по безопасности Пашутин мониторил, чем занимаются сотрудники в рабочее время, а отношения с этим суровым фэесбешником были не настолько радужными, чтобы доверять ему судьбу. Полагаю, мне бы не поздоровилось.

Больше Пашутина меня донимал только сам начальник, по фамилии Селедкин. Этот играл в демократию и предпочитал, чтобы его называли по имени: Сергей. Он был лет на десять постарше. Неприятный тип. Нет, в системах сигнализации Селедкин рубил здорово, хотя не больше других специалистов, но во всем остальном оставался неприятным типом. Вечно подсмеивается, вечно с подначкой. Любитель съязвить на мой счет – желательно, чтобы в присутствии других сотрудников, – а потом дожидаться ответной реакции.

Скажет на собрании, бывало:

– Прогресса в динамике продаж Ивана Юрьева не наблюдается.

И молчит, сука, стану я возражать или нет. Какой тебе прогресс, когда в прошлый месяц продажи были нормальными?! Я ж сам, по твоей просьбе, отчеты составляю, в красивом графическом оформлении – не только по своему сектору, но и по остальным тоже! И ты мне, гадина, еще выговариваешь, что прогресса в динамике не наблюдается?! Ты, который своими успехами обязан только тому, что родился с денежной печатью на лбу!

Я раньше об этом читал, а потом сам убедился: одни люди рождаются с денежной печатью на лбу, а другие без нее. Если денежной печати на лбу нет, считай пропало: ходить тебе всю оставшуюся жизнь без денег. Ничего не сделаешь, потому как печать. Без толку переучиваться, пыхтеть, стараться из последних силенок – не твое это. У тебя другое призвание – другая стезя. К примеру, моя стезя – научная деятельность по преобразованию хаотической вселенной в экономически обоснованную. Это высший пилотаж: призвания у других людей могут быть попроще – допустим, вскопать пустырь под грядки или продолжить род.

У моего начальника на лбу стояла денежная печать, в чем и крылась причина его карьерных успехов. Но сам он об этом не ведал – полагал, видимо, что служебным ростом обязан интеллекту. Какой интеллект, к чертовой матери?! Мне рассказывали, что в своем левом университете Селедкин на тройбаны учился, а развернулся только здесь, на перепродаже сигнализации. Интеллектуал, называется!

Но хрен с ним, с Селедкиным, и с его фирмой «Сигнал-Монтаж». Суть в том, что на следующий день после приобретения мной стеклянных лучей я с самого утра оказался в его кабинете: захотел начальник со мной увидеться, понимаешь.

– Присаживайтесь, Иван, – предложил мне Селедкин, по своей привычке посмеиваясь.

Я сел, в ожидании очередной каверзы. Но ожидания не оправдались: потребовалась информация по одному из контрагентов, у которых запоздал текущий платеж. Я к этой истории не имел отношения, поэтому просто выложил имеющиеся отмазки на стол, после чего собрался умыть руки.

Но суть опять-таки не в этом. За три часа, прошедших со времени моего подъема с постели, стеклянные лучи никуда не делись. Они продолжали торчать из моих глаз – впрочем, с каждой минутой смущая меня все меньше и меньше. За три прошедших часа я почти привык к лучам и с ними сжился.

На улице и в метро стеклянные лучи повели себя немного странно. Когда я вышел на улицу и оказался среди таких же, как я, прохожих, спешащих на работу, стеклянные лучи усердно изгибались, явно реагируя на живых людей. Они напоминали водоросли, плавающие по поверхности и тревожимые течением. Стеклянные лучи – напоминаю, они были длиной около пяти метров – категорически не желали пересекаться с живыми существами, поэтому при встрече с ними изгибались, чтобы увернуться. Но я не мог отделаться от ощущения, что лучи вожделеют встречи с людьми. Они не шарахались в рефлекторном испуге, а всего лишь уклонялись, причем с явным сожалением. При этом стеклянные лучи как бы посматривали на меня, в ожидании команды.

Только в кабинете начальника я понял, насколько верными оказались смутные утренние предчувствия.

Получив исчерпывающую информацию, Селедкин меня не отпустил. Вместо того, внутренне ухмыльнулся и спросил насчет улучшения отчетной графики. Как будто графика, исполненная стандартными профессиональными средствами, плоха!

Внешне Селедкин оставался абсолютно серьезен, но я-то видел его внутреннюю омерзительную ухмылку! Больше всего в этой ситуации меня бесило то, что он знает, что я вижу его внутреннюю ухмылку, и наслаждается моим бешенством, понимая, что никакого формального повода к бешенству у меня нет. И я понимал, что он наслаждается, но не мог с собой ничего поделать, потому что бешенство перехлестывало через край. Вместе с тем, нарушь я протокол официальной беседы, кара окажется неминуема. Конечно, Селедкин предпочел бы, чтобы нарушение произошло при свидетелях, но даже в отсутствие оных он окажется вправе применить ко мне меры административного воздействия.

Короче, я гневно напрягся и спросил, по возможности бесстрастным голосом:

– Какие именно улучшения вы хотите видеть в предоставляемых мной графиках, Сергей?

Селедкин принялся пренебрежительно объяснять.

В этот момент один из стеклянных лучей, до того старательно избегавших моего визави, нервно вздрогнул и проник в его начальственную голову.

Я говорю «проник», потому что не знаю, как лучше охарактеризовать данный процесс. Можно сказать: пересекся. То есть стеклянный луч впервые пересекся с живым объектом, которым оказался мой непосредственный начальник Селедкин, а именно – его обритая до мелкого ежика голова.

Собственно, мне стало не до наблюдения за стеклянным лучом, потому что в момент, когда луч пересекся с селедкинской головой, в мозгу вспыхнуло новое изображение. Нет, это было не изображение – в том смысле, что имеющийся обзор оно не застило. Скорее, в мозгу возникло ощущение, яркое и незабываемое. Его сложно описать словами, но другого изобразительного средства у меня нет.

[Вспышка. Мириады разноцветных переплетающихся нитей. Нити образуют бугорки и уступы, по которым можно передвигаться. Хотя что значит «передвигаться»? В этом мире у меня нет тела. Но передвигаться возможно – я чувствую это.