Лучник - Александр Георгиевич Шавкунов

– Спокойней, я пришел проведать друга.

Дворф засмеялся, звук гулкий как от пустого бочонка.

– Какие друзья могут быть у проходимца на кладбище знати?

– Мёртвые, вестимо. Вот письмо, отправили незадолго до смерти, а получил только сейчас, война, сами понимаете.

Аккуратно потянул из внутреннего кармана письмо, пальцы скользнули про рукояти метательного ножа. На миг замер, один бросок и грязелюб не побеспокоит. Труп спрячу в сторожке… Нет, так нельзя, он честный дворф, не погань подколодная.

Улыбнувшись, протянул конверт. Дворф осторожно принял, отступил ожидая подвоха, начал читать, косясь на меня.

– Хм, а чего это твой друг пишет рунами подгорных отбросов?

– Любил всякие диковинные языки. А вы можете их прочесть?

Дворф презрительно фыркнул:

– Я что, похож на норную крысу? Ладно, печать узнаю, талиорова, он в склепе гильдии лежит. По тропе через три поворота. Увидите. Сейчас открою ворота.

Покряхтывая, отпер калитку в воротах, махнул рукой.

– Заходи, но смотри у меня. Если что пропадет, лично Стражу доложу, он то тебя и вздернет.

Войдя, глянул на небо, заходящее солнце злорадно кольнуло в глаз. Поморщился, нужно поторопиться. Впотьмах бродить по кладбищу совсем не улыбается.

***

У склепов вдоль дорожки зажигаются магические огни, иду мимо разглядывая следы былой славы. Мраморные стены поросли диким плющом от фундамента до крыши. На дверях видны следы золота и серебра. После войны склепы были переполнены и спешно расширялись. В довесок, когда Старшие расы отняли у королевства имя, среди знати чумной волной прошлась волна самоубийств. Теперь каждый склеп, как вековая шахта дворфов, тянется до самого ада.

Дорожка вильнула вокруг озера. На воде покачиваются широкие, как пехотные щит орка, пятна ряски. В стороне от склепов, у кромки воды в куче каменных обломков стоит столб, с гербом Великого Магистра.

– Ну да, где же его могли еще похоронить.

Медленно подошел, в груди нарастает мерзкое чувство, тревожные воспоминания бередят душу. У основания столба горит зеленый огонек, может быть, часть пламени, сожравшего магистра. Столб торчит из крошева булыжников, с трудом угадываются обломки стен замка.

Молча коснулся столба, зашипев отдернул руку, ладонь покраснела. Магия сохранила жар пламени, ноздри щекочет запах горелой плоти. Если прислушаться, можно услышать предсмертные крики магистра.

На камнях лежит букет белых тюльпанов, цветки понурые с осыпающимися лепестками. Пробормотал, делая шаг назад:

– Это всего лишь кенотаф.

***

Склеп гильдии магов нашелся быстро. Старые петли огласили замогильным визгом лестницу, уходящую вниз. Подгоняемая пинком, дверь лязгнула о стену.

Подошвы загремели набойками о каменные ступени, звук несется вниз, отскакивает от стен и потолка. Впереди один за одним загораются светильники, утопленные в стену, как в тесто. Огненная дорожка змейкой скрывается за поворотом.

Пахнет пылью и магическими травами с плесенью. Через каждые двадцать шагов поворот выводит на площадку с двумя короткими коридорами по бокам. Саркофаг Талиора обнаружился в коридоре четвертого пролета.

Крышка сдвинута, в щель сможет пробраться тяжеловооруженный воин. Настороженно подошел, держа ладонь на рукояти ножа. Внутри деформированная мумия с расплющенным черепом. Поморщился, представив его до погребения. Левая кисть разворочена. Судя по валяющиеся рядом пальцам – совсем недавно.

Странное несоответствие щекочет разум, внимательно оглядел труп. На всякий случай обыскал. Нет, тут всё относительно в норме. Оглядел саркофаг, никаких украшений, простой каменный ящик, только герб…

– Стооооп!

Сел рядом на корточки, внимательно осмотрел герб, достав письмо для сверки. Полностью идентичен, за малым исключением, он отзеркален. В животе недовольно заурчало, скрутило кишки в тугой узел. Желудок вцепился в рёбра тонко намекая что еды не видел с самого утра.

– Ладно, разберемся завтра.

В животе согласно заурчало.

***

На выходе чувство опасности бритвой полоснуло по нервам. На автомате отшатнулся в сторону ударившись плечом стену, мимо щеки пролетело нечто, звякнув отскочило от стены.

В темноте заскрипели плечи лука, отскочив в сторону, спрятался в густой тени соседнего склепа. Нужно выиграть время, пока глаза не привыкнут к тусклому свету. Приземлившись, кувыркнулся через плечо, стараясь не повредить тул. Вскочил, держа лук с наложенной стрелой. Над головой свистнуло, взъерошив волосы оперением. Спину обдало смертным холодом. Стрелок меня видит, хорошо хоть стрелять не умеет. Чуть ниже взял бы и всё…

Снова заскрипел лук, рывком натянув тетиву до центра груди, выстрелил на звук. Темноты разразилась воплем боли и удивления. Хищно оскалившись, выстрелил еще дважды. Вопль оборвался. Держу лук наготове двинулся к напавшему.

Тощий мужчина лет сорока лежит на спине, лицо перекошено, руками сжимает стрелу, торчащую из живота. Еще две вошли в тело под острым углом, в районе паха. Рядом валяется дрянной лук из пересушенного дерева, чудо как не сломался при первом выстреле. Выругался сквозь зубы, глаза мертвеца два выпуклых зеркала.

– Что-то новое… Кто же ты?

На шее мертвеца татуировка, грубая, явно сделана неумехой и впопыхах. Перечеркнутый рот, символ человека, пережившего тюремные пытки, но не заложившего подельников.

– Не стукач значит? Ну да, теперь уже точно.

С отвращением вырвал стрелу из живота и бережно прополоскал в озере, протер клочком одежды трупа.

***

Калитка в воротах распахнута, у сторожки огромный детина мордует дворфа сидя на груди. Старик вяло отбивается, закрывает голову руками. Выйдя, окликнул бугая:

– Удобно?

Детина медленно повернулся, по роже расплылось идиотское удивление.

– А где Щепка?

Осознав тупость вопроса, с ревом бросился на меня широко раскинув руки. Дворф, избавившись от вдавливающей в камень туши, перевернулся и пополз к сторожке, глухо матерясь.

Увернувшись от двух атак, скользнул за спину и пнул в сгиб колена. Детина с воплем упал на колени, уперся руками в землю, став похожим на причудливый стол. Обернулся, пытаясь прожечь меня взглядом.

– Убью! Башку оторву и в дупу запихаю!

– Кто послал вас?

– Убью!

Огласив окрестности лютым ревом, метнул грязный булыжник и, поднялся и прихрамывая, бросился на меня. Камень отбил ладонью у лица и едва успел увернуться от кулака, костяшки черканули по скуле. Нож блеснул в темноте, громила отшатнулся, зажимая рану меж рёбер. Смахнул с клинка капли крови.

– Ну вот, ты уже мёртв.

Громила рассмеялся.

– От такой царапины? Такой даже бабу не убить.

Криво усмехнулся, откуда дурню знать, женщины куда живучее мужчин. Раны, от которых бывалые ветераны мрут, как мухи, у женщины заживут за недельку.

– Я твою башку отнесу Одноух…

Поперхнувшись, схватился за горло, глаза испуганно расширились и полезли из орбит. Истерично заколотил кулаком