Gradinarov - Synovya

*

Александр окреп, вырос высоким широкоплечим мужчиной с длинными сильными руками. Ходил, широко расставляя ноги, а руки держал так, будто всё время норовил кого-то сграбастать и задушить в объятиях. Подковы гнуть не пробовал. Их просто не имелось в обиходе. А пятаки гнул двумя пальцами руки без особой натуги.

Сегодня в ночь решили идти до Потаповского, а далее – до самой Хантайки. Надо было осмотреть станки, летовья, чтобы на будущую путину завезти артели сезонников.

Енисей гладкий, как стёклышко. Тучи комаров клубились у воды. Александр Киприянович и Степан Петрович сняли ружья, рюкзаки и сложили в лодку. Юрлов смазал дёгтем уключины, вставил вёсла и глянул на угор. Оттуда спускался погонщик с тремя собаками на длинном поводке. Собаки, не ожидая команды, с разбега заскочили в лодку. Тот подал Юрлову конец поводка:

– Степан Петрович! Прикрепи на всякий случай, а то ещё рванут снова на берег!

До правого берега Енисея, минуя Кабацкий, дошли на вёслах. А там запрягли собак и пошли на бечеве. Погонщик то сидел на носу, покрикивая на собак, то соскакивал на мель и шёл по песчаной косе, пощёлкивая бичом и подавая команды. Собаки виляли задами у самой кромки воды, щёлкали пастями и стряхивали с себя зудящего гнуса.

– Никита! Ты их дёгтем смазал? – спросил Степан Петрович.

– Смазал! Да он уж выветрился! Вот комар и шпыняет.

Александр сидел на руле и следил за мелью. Среди солнечной ночи подошли к рыболовецкой артели. Солнце блёстками играло в воде, веселя душу. Над рекой далеко разносились голоса рыбаков, слышались всплески. Артельщики проверяли сети, выпутывая серебристого сига.

– Здорово, мужики! – крикнул Степан Петрович.

– Здорово, казак!

– Ну, как рыбалка? – спросил Никита.

– Идёт маленько! Не жалуемся! – ответил старшина артели. – А вы куда путь держите?

– До Хантайки! – ответил Александр Киприянович.

– Ого-го! Куда надумали! Собак не ухайдакаете от такой дороги? – поднял накомарник старшина.

– Нет! Они у меня и поболе ходили. Не сдохли! – ответил, закуривая, погонщик.

– Ушицы не спробуете? – спросил артельщик. – Вон дымок. Закипает.

– Спасибо! Скоро Потаповское – там и подкрепимся! – ответил Степан Петрович, попыхивая трубкой. – Ну, бывайте, рыбаки! Удачи вам!

И погонщик щёлкнул бичом.

Утром были у Потаповского. Посмотрели у левобережья, как выбирают сига, как солят в чанах и складывают в бочки. Похлебали свежей ушицы в артели и направились к станку.

Приближаясь к берегу, Александр увидел, как на деревянных мостках, посверкивая белизной бедер, девица стирает. Заметив лодку, она опустила подол, выжала бельё и, сложив в плетёную корзину, пошла на угор.

Александр смотрел на неё в бинокль.

– Это чья такая красавица, Степан Петрович?

– Что, Сашок, в бинокль не разглядел? Красота взор затмила? Ты же её знаешь. Это Елизавета – дочь ссыльнопоселенца Никифора Иванова.

Сашок отнял бинокль от глаз, зашевелил губами, крутнул головой от удивления:

– В прошлом году казалась пострелёнком, а теперь.

Елизавета снова спускалась с угора с двумя вёдрами на расписном коромысле. Покачивала бёдрами, словно знала, что за ней наблюдают из приближающейся лодки. Вода водой, но её манило, кто же пересекает реку на веслах. «Видать, дудинские!» – думала она и ступила на деревянный мосток. Зачерпнула воды, поставила ведра на настил, поддела коромыслом и пошла по песчаной косе к угору, показывая, будто ей и дела нет до приехавших.

Лодка носом ткнулась в песок. Собаки вытянули шеи, готовые спрыгнуть на берег.

– Стоп! – закричал погонщик. – Успеете, нашляетесь, коль не устали! – И он отвязал бечеву. Собаки спрыгнули на приплёсок, полакали водички и побежали к станку.

Александр поглядывал на угор, где скрылась девица. А Елизавета спускалась за водой. Собаки подбежали, обнюхали и стали на косогоре ждать хозяина. Никита свистнул. Они вернулись к лодке.

– Сейчас я вас потчевать буду! – сказал погонщик, доставая ведро с кормом. Собак кормил по отдельности, чтобы не переели.

Теперь Александр видел Елизавету почти рядом.

– Ой, какая! – прошептал он. – Я такой красивой ещё не видывал!

– Девка, что надо! – сказал Юрлов. – Сноровиста, похлеще мужика! И рыбачит, и охотится. И лодкой, и упряжкой управляет не хуже тунгуса. А стать! У меня, у старого, и то глаз загорелся от такой невидали. А ты, вижу, весь зашёлся. Душу царапает!

– Да не царапает, дядя Степан, а ласкает, как волна песок.

– Если люба, то присмотрись. Годы подойдут, гляди, и в жёны возьмёшь. Не везти же невест с верховья, как Пётр Михайлович, когда своя, доморощенная, на подходе. Ты не смотри на неё исподтишка. Так человека нелегко понять. Смотри ей прямо в глаза. Они о многом скажут. Лучше пойди, помоги ей вёдра унести. В работе и узнавайте друг друга, – улыбаясь, посоветовал Степан Петрович.

Александр, превозмогая стеснение, подошёл к Елизавете:

– Здравствуй, красавица! Чай, устала вёдра таскать? Давай, подсоблю!

– Здравствуй, Александр Киприянович! Мужские руки всегда впору, воду носить. Угор-то, какой высокий! Вёдра плечи давят. Но пока справляюсь.

Александр взял вёдра и пошёл, искоса поглядывая на девицу.

– А ты почему коромысло с берега не взяла?

– Пусть лежит! Мне ведь две кадки надо наносить. Теперь, коль взялся помогать, крепись, Александр Киприянович. Ходок двадцать надо сделать! – предупредила Елизавета.

– Я бы с тобой век воду носил!

– Шутник ты, Александр Киприянович! Только водицей сыт не будешь! У нас здесь забот полно и зимой, и летом. Мужских рук не всегда впору.

– А что же ты до сих пор эти руки не присмотрела? Аль мужиков рядом нет?

– И мужиков рядом нет. И мне не ко времени. Сама справляюсь. Тяте с мамой подсобляю. Они с братьями уехали на сети. Меня на хозяйстве оставили. Надо ещё скотину накормить. А так, сама на лодку – и к тому берегу. Сети там.

Они налили две кадки воды и остановились у двери избы в растерянности. То ли прощаться, то ли ещё перекинуться словами. Первой нашлась Елизавета.

– Благодарствую за помощь, Александр Киприянович! Сладкой мне будет, теперь, казаться эта вода. Сам купец носил!

Сотников смутился и не знал, что ответить на шутку. Потом нашелся:

– Коль сладкой, то пей чай без сахару! И меня помни!

– Ладно, буду помнить! – засмеялась она. – А теперь, Александр Киприянович, кличь Степана Петровича! Обедать будем!

Александр обрадовался, что за обедом он ещё немного побудет с молодой хозяйкой.

После обеда Степан Петрович с погонщиком Никитой снова кормили собак, смазывали их дёгтем от гнуса, проверяли упряжь, а завершив, сели в лодку покурить. Молодые взяли по ведру воды и корма и отправились на поскотину. Корова с телёнком паслась в изгороди на опушке леса. Рядом с ними на длинном поводке, залёгши в тень от заплота, спала собака. Почуяв людей, вскочила, потянулась, выпрямив передние ноги, и завиляла хвостом.

– Ах ты, соня, а не сторож! Медведь придёт, а ты и не услышишь! – укоряла хозяйка. – А к корму лезешь, лежебока! Вот зимой, набегаешься в упряжке, лентяйка!

Она вывалила корм в деревянное корытце, напоила корову с телёнком и закрыла ворота изгороди.

– А кто здесь ещё коров держит? – спросил Александр.

– Ещё двое хозяев. У них свои поскотины. Сено косим в позаречьи, на наволочном берегу. Там ставим зароды, а зимой возим сено на собаках.

– Мне нравится Потаповское! В который раз сюда приезжаю, и никак не налюбуюсь! Здесь и лес, и Енисей, и покосы. И песца, и соболя, и лисы вдоволь. А о рыбе уж – не говорю! Все кинулись на Бреховские, а здесь она жирует. Хочу тут себе дом поставить, не хуже, чем отцовский в Дудинском.

– Видала я ваш дом! А ну-ка, попробуй, протопи зимой! Наверное, пароход съедает меньше дров, чем ваши печи зимой! – сказала Елизавета.

– Я не знаю, сколько уходит дров, но зимой не мёрзнем! Вот скоро разверну здесь торг до самой Хантайки! Так что, Елизавета Никифоровна, соседями будем!

– Ну что ж, соседями, дак соседями! Хотя и соседями нередко быть нелегко. Ты-то – казак, а я – ссыльнопоселенка. Точнее, дочь ссыльнопоселенца. У тебя хоть куда дорога открыта. А наша семья под надзором: четверо братьев да отец с матерью. Я предпоследняя в семье. Может, тебе и соседствовать со мной будет неловко.

Александр в упор смотрел на Елизавету. Та даже чуть вздрогнула от такого взгляда.

– А кто для меня указ, с кем мне соседствовать? Туруханский пристав или Дудинский смотритель? Они сами у меня в посыльных будут ходить! Сначала вот на этой ладони! – он разжал кулак. – А потом сожму пальцы и придавлю их! Я ещё окрепну, годы подойдут. Сюда переселюсь. Может, тебя хозяйкой возьму!

– А это, как я захочу! Вызовешь у меня в сердце тягу к себе – просто так не оставлю. Прослежу, надолго ли? А будет надолго, сама скажу. Душа моя ещё не тронута любовью. – строго сказала она. – Выйти замуж – не напасть, лишь бы замужем не пропасть!