Сьюзен Янг - Программа

Джеймс хмурит брови, когда до него тоже доходит. Он кладет щеку на мои сложенные ладони и грустно смотрит на меня. Я протягиваю руку, чтобы провести пальцами по его плечу, по шрамам на его руке. Брейди. Ханна. Эндрю. Бетани. Триша.

И это только погибшие. В список не входят те, кого забрали в Программу. Там даже нет Лейси.

- Вода холодная? - спрашивает Миллер, глядя на реку.

- Чертовски, - отвечает Джеймс, не отрывая взгляда от моих глаз. - Хотя ощущения отличные.

Миллер кивает и идет к реке. Как только она заходит в воду, я наклоняюсь и кладу щеку на руку Джеймса. Мы лежим лицом к лицу. Сердце ноет. Моя уверенность быстро тает.

- Скажи, что все будет хорошо, - говорю я серьезно.

Он не медлит.

- Все будет хорошо, Слоан. Все будет хорошо. - Говорит он безучастно, но я ему верю. Он ни разу меня не подводил.

Так что я наклоняюсь и целую его.

Позади нас раздается всплеск, и мы оба смотрим на воду. Я задерживаю дыхание, когда рябь растворяется в реке, медленное течение разглаживает поверхность воды. Джеймс садится рядом со мной, пристально смотрит на воду. И только когда Миллер снова разбивает водную гладь, кричит, как холодно, мы расслабляемся. Мы благодарны уже за то, что Миллер вообще вынырнул.

Мы уезжаем, и я еду домой с Джеймсом. Я смотрю на дорогу, прислонив голову к стеклу. Он едет длинной дорогой, которая вьется среди холмов и фермерских хозяйств. Пейзаж мирный, безмятежный, и на мгновение ты почти веришь, что живешь в мирном и безмятежном мире.

- Думаешь, Лейси рано или поздно вернется к нам? - спрашиваю я.

- Ага. - Джеймс протягивает руку, чтобы включить радио, переключает его со станции на станцию, пока не находит отвратительную попсовую песенку с прилипчивым мотивом.

- Хочешь поехать куда-нибудь на этих выходных? - он спрашивает, притворившись, что я и не упоминала о нашей подруге. - Я думал о том, чтобы разбить палатку на берегу.

Я смотрю на него.

- Не делай это, - говорю я. - Не меняй тему.

Джеймс не поворачивается ко мне, но его рот плотно сжимается.

- Ты знаешь, что я должен, - бормочет он.

- Я хочу поговорить об этом.

Секунду он молчит, потом снова говорит тихо:

- Я хочу одолжить палатку у Миллера, потому что она удобнее, а он сказал, что не хочет ехать. Не знаю, может, это и к лучшему. У нас все будет очень романтично.

Он пытается улыбнуться, но не смотрит в мои горящие глаза.

- Я скучаю по ней, - говорю я, чувствуя, как глаза щиплет от слез.

Джеймс быстро моргает, как будто сдерживая слезы.

- Я даже куплю эту ужасную штуку, похожую на сосиску, которую ты любишь. Как она называется?

- Колбаса.

- Жуть. Я куплю колбасу, и мы пожарим маршмеллоу (аналог пастилы — прим. пер.). Если будешь хорошо себя вести, я даже принесу шоколад и бабушкино печенье.

- Я не могу, - шепчу я, чувствуя, что могу разлететься на миллионы острых осколков. - Слишком больно. Я не могу держать это внутри, Джеймс.

Он вздрагивает от моих слов и жмет на тормоза, припарковав машину к обочине пустынной дороги. Пока он останавливается и отстегивает ремень, я уже разваливаюсь на части. Он крепко обнимает меня и прижимает к своей груди, а его рука зарывается в мои волосы.

- Давай, - говорит он хриплым голосом.

И я плачу. Я рыдаю, уткнувшись в его футболку, проклинаю Программу. Весь мир. Я плачу по Брейди и своим друзьям, называю их трусами за то, что они покинули нас. Я не понимаю, почему они сделали это с нами, разрушили нашу жизнь, отказавшись от своей. Я кричу, пока слова становятся неразборчивы, с моих губ слетают только невнятные звуки. Меня переполняют эмоции. Неописуемая печаль.

Через двадцать минут я полностью истощена и только всхлипываю, все еще прижимаясь к мокрой футболке Джеймса. Он так и не разжимает объятия. Так и не отпускает меня. Когда я, наконец, успокаиваюсь, он наклоняется, чтобы поцеловать меня в затылок.

- Лучше? - он тихо спрашивает.

Я киваю и сажусь. Лицо, кажется, распухло. Когда я сажусь, Джеймс стягивает через голову футболку, затем сминает в руках, чтобы вытереть мои слезы и сопливый нос. Он внимательно осматривает меня, поправляет волосы и проверяет, не потекла ли тушь. Он поддерживает меня, как всегда.

Когда он закончил, он бросает футболку на заднее сиденье. Бросает взгляд на руль и глубоко вздыхает. Я тоже вздыхаю.

- Все будет хорошо, Слоан.

Я киваю.

- Скажи это.

- Все будет хорошо, - повторяю я, глядя на него. Он улыбается и берет мою руку, чтобы поцеловать.

- Мы это переживем, - добавляет он, но он уже смотрит на дорогу, и это звучит так, как будто он скорее пытается убедить себя, чем меня.

Мы снова едем, и я смотрю на свое отражение, чтобы проверить, как велик ущерб. У меня вокруг глаз красные круги, но это не страшно. Нам нужно поездить еще немного, пока не спадет припухлость. Я не могу позволить, чтобы родители видели, что я плакала.

- Джеймс Мерфи, - говорю я, глядя, как солнце садится за горизонт, - я люблю тебя до безумия.

- Я это знаю, - говорит он серьезно, - и вот поэтому я не позволю, чтобы с нами что-то случилось. Есть только я и ты, Слоан. Только мы. И так будет всегда.

Когда Джеймс паркует машину у обочины, я вижу, что мать ждет на крыльце. Она вздыхает, прижав руку к груди, как будто думала, что я мертва, потому что меня нет больше двух часов, и я не звонила. Я не хочу выходить и видеть ее.

- Скажи ей это, - говорит Джеймс небрежно, - скажи, что сегодня у речки я пытался научить тебя плавать. Она это съест.

- Серьезно? Может, мне еще рассказать, как ты пытался раздеть меня на заднем сиденье, до того, как мы уехали?

Он пожимает плечами.

- Если она настолько любопытна.

Я смеюсь и наклоняюсь, чтобы легонько поцеловать его в губы. Я никогда не училась плавать. Не из-за гнетущего страха, который подавляет меня сейчас, но потому, что когда мы были маленькими, брат учился плавать, пока я занималась балетом. И чем больше проходило времени, тем больше я боялась даже заходить в воду. Теперь мне жаль, что я не занималась с Брейди. Я могла бы спасти его.

Я отстраняюсь от Джеймса, и когда он осматривает меня, у меня по коже мурашками бежит печаль.

- Спокойной ночи, Слоан, - шепчет он.

Я киваю, уже скучая по нему, и выхожу из машины.

- Почему на Джеймсе нет рубашки? - первое, что спрашивает мать. Я сдерживаю улыбку.

- Он учил меня плавать, - говорю я, поднимаясь на крыльцо, опустив лицо вниз.

- Ой, наверное, это хорошо, - говорит она, как будто соглашаясь. - Но я беспокоилась, дорогая. Из школы позвонили и сказали, что ты рано ушла на терапию, но когда ты не вернулась домой вовремя...

Я хочу сказать ей перестать о мне беспокоиться, потому что Программа и так слишком пристально следит за нами. Я хочу сказать ей, что это давление убьет меня. Но скандал только все ухудшит, так что я широко улыбаюсь.

- Прости, что я не звонила, - говорю я. - Когда Джеймс забрал меня после терапии, мы решили поехать к речке. Такой хороший день.

Мать смотрит на небо, как будто чтобы убедиться, и затем покровительственно касается моей руки.

- Ты права, - говорит она. - И я рада, что ты хорошо проводишь время, Слоан. Прекрасно быть счастливой.

Ее лицо темнеет.

- Просто, после того, как твой брат... а если бы ты... - она замолкает, поперхнувшись словами.

- Все будет хорошо, мама, - говорю я, слова автоматически вылетают изо рта от того, как много раз я говорила ей это. - Все будет просто замечательно.

И затем я открываю дверь и захожу в дом.

Часть 1. Глава 4

- Ну, и как дела в школе? - спрашивает отец, пока я разрезаю свиную отбивную. Мы сидим за обеденным столом. Я поднимаю на него глаза. К этим разговорам я давно привыкла. Лица родителей такие уставшие, и все же они смотрят на меня, как на их последнюю надежду на спасение.

- Хорошо.

Мать улыбается, ободряюще взглянув на отца. Обычно с этого момента мы начинаем обсуждать последние новости: к примеру, о том, что на северо-западе США уровень самоубийств самый высокий. Может это из-за дождя? Или о том, что случаи самоубийств наблюдаются и в других развивающихся странах, и они уделяют Программе пристальное внимание, надеясь запустить свою версию. И моя любимая новость о том, что какой-то ученый или доктор заявил, что нашел лекарство — пропаганда фармацевтических компаний, которые потеряли прибыль от продажи антидепрессантов, которые теперь под запретом.

Но сегодня мне слишком одиноко, чтобы я вставляла свои реплики в разговор. То, что Лейси вернулась такая опустошенная — все это заставляет меня ненавидеть жизнь. И заставляет меня скучать по ней еще больше.

До того, как встречаться с Миллером, Лейси гуляла в основном с отморозками. Говорила, что плохие парни были в ее вкусе. Они всегда были старше, не того возраста, чтобы участвовать в Программе. Одного парня, Дрейка, я особенно хорошо помню. Ему было двадцать, и он водил Камаро. Нам было шестнадцать. Однажды вечером Лейси пришла ко мне домой в солнечных очках, и я поняла, что что-то случилось. Мы быстро прошли в мою комнату, до того, как моя мама заметила ее. Когда она сняла очки, я увидела у нее синяк под глазом, а на ее руке повсюду были порезы. Она сказала, что Дрейк вытолкнул ее с пассажирского сиденья, пока машина еще ехала.