Сказки леса - Николай Григорьевич Никонов

Сейчас он вспомнил её наставления и плыл, плыл, плыл.

Но не видно берега, коченеет тело, нельзя остановиться, нельзя отдохнуть. Уже несколько раз он хлебнул воды и держался на поверхности каким-то чудом. А когда иссякли последние силы, Острозубик увидел впереди верхушку куста - одну тонкую веточку, которая выступала над водой. Подплыв к ней, мышонок крепко ухватился лапками, подтянулся, вылез из воды. Только бы вода не поднялась выше!

Солнце опустилось за лес. Холодная ночь наступила. Острозубик всё ещё сидел на ветке. Он продрог. Его тряс озноб. Лапки его затекли. Когда невозможно было ими держаться, он вцеплялся в ветку зубами и висел над тёмной водой, маленький серый храбрец. В конце концов, не стало у него силы, сами собой разжались зубы. Он полетел вниз, но… упал на что-то твёрдое, гладкое. Лёд! За холодную ночь заводь покрылась тоненькой плёнкой.

Едва Острозубик почувствовал, что под ногами твёрдо, он кинулся бежать к лесу. Он летел, как пуля, согрелся на бегу и, выскочив на берег, стал сухой и тёплый.

Даже насморка у него не было, потому что лесные ребята здоровее городских. Вот и вся сказка про маленьких серых мышей.

На толстой-претолстой дикой яблоне появились чёрные злые гусеницы. Со всех сторон были они покрыты колючими волосками и очень походили на те щётки-ёршики, какими моют бутылки.

Гусеницы грызли побеги и листья - яблоня редела.

Первым заметил беду пёстрый дятел. Он прилетел к умирающему дереву, ловко уцепился за ствол и схватил своим длинным липким языком первую гусеницу.

Схватил - и выплюнул. Ай, как обожгли его колючие волоски, словно пучок старой крапивы!

Дятел потряс головой и задумался: «Как помочь яблоне? Кто съест страшных волосаток? Может быть, пеночка?»

И он полетел разыскивать пеночку, серую, тонкую, робкую птичку.

- Фюить, фюить! Что ты, что ты? - пропищала она, испуганно мигая глазёнками. - Я даже смотреть на них боюсь. Они такие страшные! У меня тонкий клюв, я нежная птичка. Нет, нет! Боюсь, боюсь. Лучше попроси синичку - она бойчее меня.

- Оччень, оччень любопытно, - сказала белощёкая синица. - Я не проччь, я не проччь.

Ещё бы! Ведь на весь лес не было такой бойкой, юркой, любопытной птицы, как синичка.

Она помчалась к яблоне и смело цапнула самую крупную, самую страшную гусеницу. Но тут же бросила её на землю.

- Пинь-пинь, оччень жжётся. Я не вижжу, не вижжу тут ниччего любопытного, - обиженно застрекотала синица и упорхнула в кусты.

А дятел полетел к полуночнику-козодою. Он нашёл его в сосновом перелеске. Козодой крепко спал на земле и походил на длинную головёшку, покрытую серым пеплом.

- Послушай! - разбудил его дятел. - Гусеницы объедают яблоню! У тебя такой широкий клюв, что ты проглотишь их без труда, как глотаешь ночных бабочек.

Добрый козодой не заставил себя упрашивать, бесшумно взмыл с земли, легко понёсся вперёд на своих узких мягких крыльях.

- Хлоп! - исчезла гусеница в широком клюве, и упал козодой с ветки и долго лежал под яблоней, совсем как мёртвый от боли. А потом поднялся на коротеньких ножках, тихо побрёл в траву.

- Кажется, я целого ежа проглотил, - сказал он дятлу. - Вот как жжёт у меня в горле. Не могу больше.

Долго-долго летал дятел, самых разных птиц звал: и скворцов, и ворон, и соек - никто не мог спасти яблоню. Злые гусеницы точили её, она засыхала, желтела, умирала.

Тогда решил лесной лекарь просить совета у самой умной птицы - серой совы-неясыти. Она жила в дремучей еловой глуши, в замшелом пеньке-обломыше.

- Позови кукушку, - сказала она.

- Кукушку?! Вы шутите, тётенька, - удивился и обиделся дятел, приподняв хохолок. - Весь лес знает, что она самая пустая птица. Не вьёт гнёзд, не выводит птенцов, кукует да смеётся. Совсем бесполезная птица!

- Слушай, глупый, когда тебе говорю я, - рассердилась сова. - Бесполезных птиц не бывает! Разве только куры, которых зачем-то держат люди. Зови кукушку! Живо!

Тут неясыть так захлопала крыльями, так защёлкала клювом, так ярко загорелись её глаза, что дятел струхнул и бросился наутёк. Известно: с совой плохие шутки. Неясыть - что баба-яга: захочет - совет даст, захочет - с перьями съест.

Долго искал дятел кукушку. Бестолковая птица не жила на месте, всё летала, всё куковала.

Наконец нашёл её в осиновой роще за ручьём.

- Не сможете ли вы помочь нам? - очень вежливо сказал дятел, приподнимая свою красную шапочку-хохолок. - Нашу старую яблоню объедают волосатые гусеницы.

- Ху-ху-ху, хи-хи-хи, - засмеялась кукушка.

- Что же вы смеётесь?

- Да просто мне смешно. Хи-хи. Какие вы глупые. Испугались гусениц! Ку-ку, ку-ку! Да я их в один момент… хи-хи-хи-хи.

- Сначала съешь, потом хвастай, - рассердился дятел и застучал клювом.

- Пожалуйста…

Кукушка напрямик полетела к дереву.

- Хлоп! - вот и нет первой гусеницы. Дятел ждал, что хвастливая птица упадёт в обморок.

Ничуть. Она скакала по веткам и клевала гусениц одну за другой. Чик - и нет, чик - и нет! Съела всех и захохотала: - Ку-ку, ку-ку! Ха-ха-ха. Хи-хи-хи.

Это был тихий лесной уголок. Здесь стояла очень дряхлая осина, семья ёлочек поднималась около неё, тонкие берёзки окружали поляну. А на поляне росла немятая трава, дикие цветы и колючий шиповник. И весь уголок от макушек деревьев до подземных корней был заселён лесным народцем. У подножия осины стоял муравьиный замок. В большом дупле жил дятел. В дуплах поменьше - летучие мыши. Рябой дрозд устроил в ёлочках своё глиняное гнездо. На листьях водились цветные жуки. В траве - травяные букашки, зелёные кобылки, усатые кузнечики. А в самой земле, в глубоких норах, жили полевые мыши, бархатный крот, серая жаба, крошечные землеройки, скользкие червяки и личинки с шестью ножками, личинки без ножек, личинки с двумя хвостами…

Нет, не перечислить всех жителей лесного уголка - слишком их много. Как славно было здесь ранним июльским утром, когда роса осыпала листья, блестела на паутине, на шляпках грибов, на еловых иглах. Как чудесно свистал свою песню дрозд. Как хлопотливо всё пробуждалось и начинало прыгать, бегать, кричать и петь. Негромко постукивал дятел, бабочки и осы вились над цветками, муравьи