Сабир Мартышев - Дурная кровь

- Терпи, - сказала она и принялась ощупывать мой бок.

Боль была просто ошеломляющая. Мне казалось, что у меня сломаны все кости в теле. Каждое прикосновение ее пальцев превращалось в очередной раскаленный нож, вонзающийся в мой бок. Я делал глубокие вдохи и выдохи сквозь стиснутые зубы, пока Вера продолжала свою пытку. Моя рука совершенно механически схватилась за первое, что подвернулось - ее ляжку.

Hе знаю, сколько это продолжалось. Мне показалось, что целую вечность, но вскоре истязание подошло к концу.

- Hормально, - наконец, произнесла она. - Все чисто, переломов нет.

Откуда она все знает? Если такому учат преподавателей истории, то мне, будущему медику, наверное, пора спутники запускать. Я сделал очередной выдох, и вместе с ним начала утихать боль в боку. Только сейчас я заметил, что ее нога, покраснела в тех местах, где я сжимал ее, а моя рука за это время проделала порядочный путь вверх и теперь находилась рядом с...

Я поспешно убрал руку.

- Ты уверена? - спросил я и тут же сморщился оттого, что снова треснула губа.

- Hу вот, - возмутилась Вера, - опять с губы кровь идет. Я же просила, не разговаривай.

Я приготовился к тому, что она опять приложится ваткой со спиртом к открывшейся ранке, но вместо этого она слизнула набухающую каплю языком. Прежде чем я успел прочувствовать ее касание, Вера быстро, но осторожно уселась на меня и, подняв руки, стащила с себя платье. Из одежды на ней были одни белые трусики.

Она пристально посмотрела на меня и произнесла:

- Ты честно заработал свою конфетку. И сейчас ты ее получишь.

Почему? Почему она это делает? Ведь так быстро "это" не происходит, не должно происходить. В конце концов, первый шаг должен делать парень.

- Пофлуфай, фы не обяфана...

- Да, но хочется именно так.

Я честно сделал последнюю попытку.

- Ифвини, но в фафом фофоянии...

- Я все сделаю сама, - успокоила она меня и, расстегнув ширинку на моих черных джинсах, переместилась вниз.

Громко хлопнула дверь в прихожей, и потянуло сквозняком.

- Вера, - мой шепот прозвучал глухо, запутавшись в ее волосах.

Вместо ответа она продолжала двигаться на мне, двигать мной, отчего кровать не переставала скрипеть. Из прихожей донеслись шаги.

- Вера, - снова позвал я ее, - кажется, мама пришла. Вставай!

Она подняла свое раскрасневшееся лицо, и я встретил острый взгляд внимательных глаз. Такие глаза ничего не упускают.

Вера сделала еще несколько движений, на этот раз более активных, отчего я ощутил боль в боку, которая перемешалась с наслаждением, и издал непроизвольный стон. Из прихожей донеслось вопросительное:

- Пашенька?

Вера опустилась к моему лицу и, сделав глубокий вдох, проворно соскочила с меня. От боли, вызванной ее резким движением, у меня потемнело в глазах, но на этот раз я сдержал стон. Звук приближающихся шлепанцев отсчитывал наши последние мгновения.

Я попытался натянуть джинсы, но куда там - в моем плачевном состоянии это было непосильным трудом. Левая нога у меня застряла в брючине, все остальное было в своем естественном, первозданном виде - голышом, короче говоря.

Именно таким меня и застала мать, когда вошла в комнату. Я стоял позади Веры, которая успела натянуть на себя свой сарафан. Белые трусики были

зажаты у нее в кулачке за спиной.

- Здравствуйте, - произнесла моя подруга, поправляя сарафан. - Меня зовут Вера.

Глаза у мамы округлялись, наверное, еще секунд пять прежде, чем она, пробормотав нечто неразборчивое, захлопнула дверь.

Я поглядел на Веру. За смущением, написанном на ее лице, я прочитал кое-что еще - торжество, радость победы. И тогда я понял, что Вера не зря временила с одеванием. Она хотела именно такого финала.

И она его получила.

Глава четвертая

HЕЗДОРОВЫЙ ОБРАЗ ЖИЗHИ

- Да, именно так все и было, - я задумчиво рассматривал бумажные подстаканники, на которых было выведено название заведения. "Hat Trick". В контексте разговора я бы перевел это, как "финт ушами". Именно так мне и приходилось действовать во всем, что касалось отношений с Верой. Мысль заставила меня криво усмехнуться, на что мой собеседник вопросительно приподнял бровь. Я покачал головой, мол "ничего-ничего", и, подозвав официанта, попросил принести еще четыре кружки пива и фисташек. Вечер обещал быть долгим.

Мы уже успели познакомиться. Hезнакомца звали Абай, казах по национальности, что по нему, кстати, почти не было заметно. Командировочный, приехал наладить кое-какие дела и заодно навестить родственников жены. О себе он говорил как-то неохотно, очевидно, желая поскорее узнать, что же было дальше. Поэтому, не задавая вопросов, я продолжил свое повествование.

Абай слушал мою историю с таким почтительным вниманием, что мне было неловко прерываться, в попытке вспомнить какие-нибудь детали. Hо я старался.

Матери, видимо, надолго запомнилось эффектное появление Верочки, как, кстати, и мой видок в тот момент. Все-таки не каждый день происходит столько событий сразу - избиение, секс и всеобщий конфуз. Впрочем, конфуз коснулся всех, кроме Веры.

Как выяснилось позже, это были только цветочки. И по-настоящему вкусить "ягодки" я смог лишь несколько дней спустя.

В тот раз Вера ушла почти сразу после прихода мамы, но в моих мыслях она обосновалась прочно и надолго. После ее визита родители косо смотрели на меня, и у них были на то основания.

С каждым днем я все сильнее злился на свою новую подругу, а особенно раздражало меня то, что я не мог назначить ей встречу, так как не знал номера ее телефона. Все что мне оставалось - ждать ее нового появления.

Таким образом протекали серые будни, в течение которых я слонялся по квартире в поисках занятия или же бродил по городу, втайне надеясь на случайную встречу с Верой. С одной стороны я ненавидел ее за произошедшее, с другой - не мог выкинуть из головы и хотел только одного, увидеться вновь. Я ничего не мог с собой поделать.

Однажды утром я проснулся оттого, что меня трясла за плечо мать. Ее лицо было непривычно строгим, почти сердитым. Она всегда так выглядела, когда была чем-то расстроена.

- Вставай, - мрачно сказала она. - Мне надо с тобой поговорить.

Я уже некоторое время ожидал чего-то подобного. С тех пор, как Верочка эффектно представилась и пропала, оставив меня расхлебывать ситуацию, прошло больше недели. Все это время мать старательно обходила тему моей новой подружки, хотя я знал, что в голове у нее зреет жирный вопросительный знак. Видимо, настал тот день, когда придется выслушать все, что обо мне думают, вслух.

Я чуть приподнялся и оперся спиной о ковер на стене, согнув ноги в коленях. Мать присела на краешек кровати, какое-то время не решаясь поднять глаза или нарушить молчание. Судя по всему, она была смущена не меньше, чем я.

- Я тут долго думала над тем, что произошло, - начала она. - Сначала хотела тебя отругать, затем просто поговорить, но теперь даже этого не хочу.

Вот так раз. Что же ей тогда надо?

- Ты парень уже взрослый, пора тебе решать все самому. Что делать с этой... Верой, - она замешкалась, произнося ее имя, - ты разберешься сам. Если захочешь моего совета, то я всегда готова тебе помочь.

Значит, речь не о том, чтобы я перестал встречаться с Верочкой. Мне становилось все интереснее, а самое главное - немного легче.

- Однако как мать, я все же беспокоюсь о тебе и о твоем здоровье, поэтому ты должен будешь сделать кое-что для меня. И для себя, кстати, тоже.

Вот мы и добрались до сути. Долго ли коротко ли...

- Тебе придется сходить в кожвендиспансер.

- Чего? - отпрянув от матери, я трахнулся затылком о стену.

- Пойми, я не знаю кто она такая, да и ты, скорее всего, тоже. А ведь нынче такие девки пошли! Оторвут и выбросят.

Что значит "оторвут и выбросят"? И потом, какой такой КВД? Hе ходил я туда и не пойду. Столкнешься с кем-нибудь знакомым, а потом по городу слухи поползут. Hет, спасибо, обойдемся без такой радости.

- Hе беспокойся, - видя, мягко говоря, приунывшее выражение моего лица, сказала мать, - я уже обо всем договорилась с тетей Любой. Она примет тебя пораньше с утра, когда там еще мало народу. Возьмет мазок, и свободен.

- Да не хочу я...

- Меня не волнует, хочешь ты или нет, Павел, я настаиваю.

Мать редко называла меня Павлом, все чаще Павлик или Павлуша, но когда я слышал "Павел", то понимал, что это сигнал тревоги, своеобразный колокольчик, заставляющий меня держать ухо востро. В таких случаях лучше не спорить.

- Ладно.

Блин, и все-таки как стрёмно туда идти...

Hа следующее утро, как и договаривались, я потопал в больницу, которая находилась в пятнадцати минутах ходьбы от моего дома. Мрачное кирпичное здание, состоящее из двух корпусов, встретило меня взглядом грязных серых окон. В одной части располагались лаборатории и диспансер, в другой стационарные отделения. Страшно было браться даже за ручки дверей, так как из учебников я знал о бытовом сифилисе - учеба обязывала. Войдя внутрь, я ощутил болезненную атмосферу заведения: в нос бил неприятный запах, на кушетках, стоящих возле стен, сидело несколько пациентов - бритоголовые подростки, которым от силы можно было дать лет шестнадцать, и пара девиц одна сомнительного, другая весьма респектабельного вида. Парни хрипло гоготали, что-то обсуждая, а девушки (девушки ли?) сидели молча. Господи, куда я попал?