Калашников С.А. - Калашников С.А. Внизу наш дом.

В начале осени начались дожди, и полёты сами собой прекратились. Местечко в уголке ангара для нашей самоделки выхлопотал наш комсомольский вожак Саня Батаев, поэтому я без помех принялся за совершенствование аппарата. Скажем так - винтомоторной группы. Дело в том, что нам явно не хватало тяги, поскольку использовался недостаточно сильный мотор. Зато у меня был шанс увеличить коэффициент полезного действия винта. Как? Взять его в короткую трубу, чтобы воздух, разбрасываемый лопастями во все стороны, не разлетался вместе с напрасно потраченной мощностью, а направлялся назад, давая прибавку к создаваемому усилию. Такое своеобразное сопло, хотя и без сужения.

Спросите, почему подобная конструкция не применяется повсеместно? Есть тому веские причины. При больших диаметрах винта эффективность этого сооружения резко падает из-за значительных его размеров и массы, необходимой для обеспечения прочности. Трение воздуха о внешние поверхности “лишней” детали тоже не пустяк. А установленное перед фюзеляжем или крылом подобное сооружение вообще только вредит, потому что прижимает воздушный поток к самолёту и увеличивает сопротивление. Задние же винты справедливо считаются опасными для пилота при аварийном покидании самолёта с парашютом.

Кроме того, при нештатной посадке с разрушением машины самая тяжелая её часть - мотор - неотвратимо расплющивает пилота. А кто же станет строить самолёт, которого боятся лётчики? В общем, подобная схема вызывает справедливые опасения и вполне объяснимые трудности.

Одним словом, применять приспособление подобного рода имеет смысл в достаточно узком диапазоне случаев, а то недолго добиться и противоположного эффекта. У меня же шансы на успех были очень велики, потому что две балки, тянущиеся от крыльев к хвосту, сразу давали две линии опоры для полого цилиндра. Третью же точку опоры я организовал искусственно, пробросив вперёд ещё одну балку от верхней точки вертикальной плоскости хвоста. И спереди поставил вертикальную стоечку, подкрепив её укосиной - треугольник жёсткости замкнулся красиво и функционально.

Конечно, в основе успеха лежал малый диаметр винта - всего-то восемьдесят сантиметров. Для самолётов этой эпохи совершенно смешная величина.

После усовершенствований скорость заметно возросла - семьдесят километров в час эта авиетка выжимала, то есть вопросы аэродинамики стали существенными. Как раз в период этого триумфа на лётном поле появились корреспондент и фотограф. Они запечатлели наше детище с сидящим в кабине комсоргом и лётчиком-инструктором Саней Батаевым, а рядом — наша пионерская команда в строгих новеньких технических комбинезонах и с обязательными галстуками. Была публикация в газете — два снимка и статья о том, как комсомольская организация аэроклуба растит для страны будущих авиастроителей.

Ни на фото, ни в тексте я никак не был выделен — рост у меня пионерский, а свой аттестат зрелости я на лоб не приклеиваю, как и диплома о высшем образовании, который остался в далёком будущем, ставшим для меня прошлым. Ну и, когда наш гость писал заметку, я ему подсказывал нужные формулировки, чтобы повыпуклей выпятить руководящую и направляющую роль партийной организации и её верного помощника — Ленинского Союза Молодёжи Украины.

Некоторый ажиотаж, возникший на этой волне, позволил нашему комсоргу “пробить” где-то у себя наверху положительное решение о постройке группой пионеров-энтузиастов самолёта для побития рекорда скорости. Разумеется, речь шла не об абсолютном мировом достижении, а просто о том, что среди машин определённой группы мы окажемся быстрее всех - великих свершений от энтузиастов самоучек никто не ждал, хотя гонки на приз ОСОАВИАХИМА проводились ежегодно.

Главное - через центральный аппарат ОСОАВИАХИМа нам выделили средства на покупку двух моторов Рено. Однорядных, шестицилиндровых, мощностью аж за двести лошадиных сил. Ещё сказали, что их производство освоят на каком-то заводе в Воронеже, что не может не радовать. Хотя, это решение пока находится на стадии подготовки.

***

Появление на горизонте вполне приличных двигателей привело меня к пониманию - можно начинать движение прямиком к намеченной цели. То есть - строить полноценную боевую машину. Москитный истребитель. В предвоенные годы подобное веяние в нашей авиации было, но завершилось ничем - весьма интересный образец конструкции Воронежского авиаконструктора Москалёва - САМ-13 - благополучно “замотал” большой начальник из авиационного управления. Его отправили на продувку куда-то в Москву, а потом тянули время, пока не началась война, и все работы по новым образцам не были вынужденно свёрнуты. Собственно, его идею я и хотел воспроизвести с некоторым опережением по срокам. Дело в том, что машина эта получилась настолько лёгкой и гладкой, что с двумя моторами суммарной мощностью менее пятисот лошадок разгонялась у земли шибче, чем мессеры. То есть догнать их или удрать от них могла уверенно.

У этой лёгкости имелась и оборотная сторона - не могла эта боевая машина нести серьёзного вооружения. Пара ШКАСов винтовочного калибра - это, по мнению военных, маловато. Собственно, и я не возражаю против подобной позиции - для фронтового истребителя такой батареи недостаточно. Поэтому планирую поставить пушки, да не какие-нибудь, а тридцатисемимиллиметровые. И стрелять из них осколочными снарядами.

Однако не будем забегать вперёд - никто никаких пушек мне не даст, поэтому - действуем последовательно и целеустремлённо.

***

Разыскала меня Мусенька. После нашей встречи на Пасху она больше ни разу не появлялась в поле зрения и к группе энтузиастов-пионеров не присоединилась. Одни пацаны мне помогали. Так вот, заглянула она в ангар, подошла и сказала:

- Отец Николай просил зайти, - повернулась и пропала из виду. И это хорошо, а то в её присутствии я мигом теряю адекватность - слишком большой пласт памяти начинает ворошиться в голове.

Отец Николай принял меня у себя дома в обычной для юга Украины мазанке. Не стану долго рассказывать - получилось что-то вроде исповеди. Я вываливал всё, что помню и что по этому поводу думаю. Но не о себе, безгрешном, а о ближайшем будущем. Слушал святой отец внимательно и только изредка задавал вопросы. Такие, знаете ли, вопросы, которые помогают сосредоточиться, а не сбивают с толку. Как-то очень гладко лилась моя речь, и мысли не путались, перескакивая с пятого на десятое.

С другой стороны я и не намеревался ничего скрывать, потому что помощи от организации, которую представлял священник, ждал огромной, а вот опасений служители культа у меня не вызывали. Не представлял я, каким образом и в силу каких причин эти люди смогут помешать моим планам. Не помочь - это запросто. А вот испортить хоть что-то, это никак. Да и незачем им в подобном вопросе пакостить.

Словом, исповедовался я, но ни отпущения грехов ни благословения не получил, потому как безбожник. На этом и был отпущен с миром. С ним в душе и вернулся на аэродром, размышляя о том, что до встречи с отцом Николаем вообще никогда ни с кем из церковников ни разу не общался, во всяком случае, в том возрасте, о котором помню. А, гляди ж ты! Люди они, хоть и рядятся на работе в чудные одежды, в обычной жизни вполне адекватные. Это я о том, что меня неспешно и обстоятельно изучают, собирая важную для них информацию.

Скажем, о репрессиях, что начались в тридцать седьмом, я рассказал всё, что помнил. А это всего три слова: репрессии и номер года. Ещё самые громкие имена расстрелянных перечислил, но сознался - забыл уже, в каком году кого из них, и за что конкретно. Блюхера вроде как в тридцать восьмом за Хасан.

Про начальный период войны упомянул, про Дунайский десант, про оборону Одессы и её совершенно бессмысленную (по моему мнению) сдачу. Про длинные колонны советских военнослужащих, бредущих под конвоем фрицев, про танковые клинья, про окружение Ленинграда - у меня был длинный счёт претензий к товарищу Сталину. Понимаю, что это он не со зла, а по недомыслию, но зачем же было стрелять тех, кто имел несколько иное мнение?

Вот эту затаённую боль, эту обиду на негодное руководство, я и выплеснул на отца Николая. Кажется, его крепко торкнуло. Уж не знаю, показалось ли это мне но, кажется, слезинка в уголке глаза у него блеснула.

***

Двенадцатый год моей жизни - тридцать пятый от Рождества Христова прошел относительно спокойно. Уже в декабре доставили французские двигатели - я мог начинать реплицировать оплаканную мной в прошлом модель самолёта САМ-13. Признаюсь честно - шансов на то, чтобы превзойти в деле её создания прошлого конструктора - Москалёва - у меня было очень много. Всё дело в крыле - моё тонкое, прочное и упругое детище, собранное вручную по технологии с применением композитных материалов, это просто шедевр по нынешним временам. Тут тебе и лобовое сопротивление чуть не вдвое меньше, нежели у современных конструкций, пусть даже и дюралевых. И большое удлинение, и высокая удельная нагрузка. Даже сам Поликарпов на со вздохом сожаления поминаемом И-185 до этих значений не дотянул… немного.