Диана Машкова - Главные правила жизни
Помощь проекту
Главные правила жизни читать книгу онлайн
Пожилому человеку, особенно артисту, хочется, чтобы ему говорили, какой он был прекрасный актер или актриса, как он хорошо играл что-то, дабы он еще раз подумал, что жизнь прожита не зря.
Считаю, что большой артист всегда личность. А иначе откуда он берет все свои роли? Из себя ведь. Значит, мелким он быть не может.
Рязанов – знаковый для меня человек, притом что я никогда не была любимой артисткой Эльдара Александровича.
У меня не осталось никаких обид ни на кого. Каждый получает то, что заслуживает. И в жизни, и в работе.
Как актриса я жалею только об одном – что не играла Чехова. Гоголя играла, Достоевского, Горького, Уильямса, Брехта. А вот Чехова, которого так люблю, не случилось.
Когда меня, молодую артистку, стали снимать в кино, то вдруг появились какие-то деньги, удивительные для нашей нищей советской страны. Но неожиданно я обнаружила странную зависимость: как только я начинаю думать про деньги, роль не получается. И у меня как отрезало эти мысли. Навсегда.
Я не борец. Если меня отталкивают, я отойду. Не буду пробиваться и ничего доказывать. Это касается всех сторон жизни и профессии.
Больше всего я не люблю в людях неискренность и недоброту. Многое можно простить. А вот отсутствие у человека сострадания – это страшно.
Никогда никого не обвиняю, хотя в моей жизни было и предательство, и подлости. Мы приехали вместе с девочкой из моего совхоза поступать в пединститут на исторический факультет. Все, кроме меня, получили по истории тройки. Но когда вывесили списки поступивших, первой пошла смотреть эта девушка. И тут же сказала мне, что мы обе не прошли. Я удивилась, но поверила. И она поехала со мной в сельхозинститут: там у моего отца работал друг, который устроил нас обеих на экономический факультет. А потом я узнала, что поступила туда. Я ей даже ничего не сказала. Но… она повернула мою судьбу.
У МЕНЯ НЕ ОСТАЛОСЬ НИКАКИХ ОБИД НИ НА КОГО. КАЖДЫЙ ПОЛУЧАЕТ, ЧТО ЗАСЛУЖИВАЕТЕсли видишь настоящий талант и понимаешь, что он больше, чем у тебя, это восхищение тоже можно назвать завистью. Но я считаю, что зависть без злобы, желание иметь что-то, как у кого-то, – это абсолютно нормальное человеческое чувство.
Я жесткий профессионал. И очень критично отношусь даже к своей дочери-актрисе. Не могу иначе. Меня воспитали в таком театре. И я очень рада, что не попала в «Современник», театр моего поколения, куда мечтали попасть все мои ровесники, а осталась в настоящем жестоком театре. Да, театр – жестокая вещь.
НИКОГДА НИКОГО НЕ ОБВИНЯЮ. ХОТЯ В МОЕЙ ЖИЗНИ БЫЛО И ПРЕДАТЕЛЬСТВО, И ПОДЛОСТИСегодня очень жестокое время для актеров: они выплывают только за счет своей Богом и родителями данной индивидуальности. И насколько этой индивидуальности хватает, настолько он и выплывает, потому что с режиссерами у нас сегодня просто беда, если говорить об этом как о тенденции.
Не согласна с тем, что у большой актрисы не может быть счастливой личной жизни, семьи. Здесь все очень индивидуально. Но семья – это огромная работа, ее нужно создавать, поддерживать, подпитывать, а в актерских парах это еще труднее. У меня не сложилось.
Меня считают эталоном дисциплинированности. Недавно один продюсер сказал: «Талызина – это кусок дисциплины». А по молодости я часто опаздывала на репетиции и, оправдываясь, сочиняла разные причины. Мне это прощали, но я чувствовала, что они все понимают, и мне было стыдно. Сегодня же я приезжаю на репетицию первой, за полчаса до начала.
Наше общество очень быстро разделилось на денежных и безденежных. Миром стали править деньги. Именно российским миром. Это ужасно. У нас ведь всегда была интеллигенция, которая стояла выше денег. Были идеи, загибы, богема – все, что угодно, но деньги никогда не были на первом месте.
Никогда не дружила из корысти или по надобности. Поэтому и друзья у меня такие, с которыми я уже не один десяток лет. И никакие перемены в жизни, работе, успешности не влияют на наши отношения.
Валерий Тодоровский
«Любой кризис – это удар. Но встряска рождает свежие идеи, свежие импульсы, встречи со ”свежими” людьми»
Режиссер, сценарист, продюсер. В качестве режиссера снял фильмы «Любовь», «Страна глухих», «Мой сводный брат Франкенштейн», «Любовник», «Стиляги» и др.
Любой кризис – это удар. Но встряска рождает свежие идеи, свежие импульсы, встречи со «свежими» людьми. Естественное движение мира неизменно происходит через подъемы и кризисы.
В кино принимаешь решение только один раз: что снял, то и осталось. В театре режиссер может годами улучшать спектакль, переделывать его. Съемочный процесс – это само по себе стрессовое состояние, а еще масса всего происходит в тот момент, когда ты решаешься снимать фильм. Или хочешь снять, но не можешь по тысяче причин.
У меня очень развито чувство адекватности – то, чего так не хватает в нашей жизни. Я всегда понимал, что если я написал сценарий и отдал его, то уже ничего изменить не смогу. Режиссер все равно снимет так, как он хочет.
Не участвую в гонке под названием «светская жизнь»: мне это не интересно. Режиссеры, как правило, не очень публичные люди: все-таки они по другую сторону камеры.
Не чувствую и никогда не чувствовал себя наравне с актерами, даже если мы ровесники, потому что у нас всегда были совершенно разные роли в этом процессе. Если бы я стал одним из них, то очень быстро потерял бы в их глазах авторитет. С ними можно дружить, общаться, любить их, обожать, но не сливаться в одно целое: есть режиссер, есть артист.
У меня есть друзья из жизни, совершенно не связанной с кино. Например, друг-одноклассник, с которым я познакомился, переехав в Москву, 1 сентября, придя в новую школу. Или очень хороший товарищ, архитектор, бывший сосед по даче. Есть целые компании, с которыми я дружил еще в институте, и они не киношные. Так что есть нормальные люди вокруг.
Дружба – очень консервативная вещь. Это значит, что можно встретиться с человеком, с которым не виделся лет десять, и с ним будет легко говорить о чем угодно, потому что когда-то что-то было очень правильно заложено в эти отношения. Поэтому с возрастом друзья тяжело приобретаются.
В 1970-1980-е годы чувствовал ужасающее вранье со всех сторон, с утра до ночи. То, что говорили вокруг, и то, что я видел своими глазами, совершенно расходилось. Это была страна, которая доживала последние годы и никуда не двигалась. В воздухе витало ощущение общей депрессии. И у меня не было никаких иллюзий на эту тему.
До сих пор остались личные воспоминания о том, как врали многие люди, – они и сегодня процветают: многие из них продолжают врать.
Лет в девятнадцать-двадцать я прочитал под подушкой «Архипелаг ГУЛАГ», и это стало для меня откровением. Я вроде бы и знал что-то, но не изнутри: мы со школьными друзьями собирались на кухне пить чай, где через глушилки работал приемник, вещали «Голос Америки», «Би-би-си» или «Европа».
Есть два типа личностей: счастливые люди, которые склонны вытеснять действительность, и несчастные, которые склонны с этой действительностью все время быть в контакте. Так вот я отношусь ко второй категории. Так было с детства. И поэтому, если видел какой-то маразм, не мог сделать вид, что я счастлив и все хорошо.
Я был одним из тех, кто радостно принял перемены в стране. Устал впустую тратить свою жизнь, изучая историю КПСС и научный атеизм во ВГИКе, вместо того чтобы читать «Историю государства Российского» Карамзина. Мое глубокое убеждение, что это было мутное время, хотя вроде бы тихое.
Я не живу в постоянной эйфории. Бывают моменты апатии, но нет такого, что мне ничего не хотелось бы в жизни вообще. Да, усталость, измотанность, некий упадок сил, но глобально мне хочется еще очень и очень многого.
У МЕНЯ ОЧЕНЬ РАЗВИТО ЧУВСТВО АДЕКВАТНОСТИ – ТО, ЧЕГО ТАК НЕ ХВАТАЕТ В НАШЕЙ ЖИЗНИПремьера фильма – это, мягко говоря, не самый приятный момент в жизни режиссера. Практически все мои коллеги очень болезненно относятся к первому показу своего детища. Это нормально. Я с трудом представляю себе людей, для которых это праздник. Праздник – снимать кино, праздник, если картина имеет успех и хорошую судьбу.
Я не разбираюсь в людях. Просто есть лица, которые мне нравятся, и те, что не нравятся. Это не имеет отношения к действительности, это имеет отношение к каким-то моим биологическим предпочтениям.
ЕСТЬ ДВА ТИПА ЛИЧНОСТЕЙ – СЧАСТЛИВЫЕ ЛЮДИ, КОТОРЫЕ СКЛОННЫ ВЫТЕСНЯТЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ, И НЕСЧАСТНЫЕ, КОТОРЫЕ СКЛОННЫ С ЭТОЙ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬЮ ВСЕ ВРЕМЯ БЫТЬ В КОНТАКТЕДумаю, что на мое формирование очень повлияла Одесса. Я не могу к ней относиться беспристрастно, я люблю ее, я там родился и вырос. Это прекрасный город, очень доброжелательный к людям, город, в котором живут другой, человеческой, жизнью. Я не знаю второго такого, в котором соединен душевный курортный быт с богатой культурой и историей.