Татьяна Линдберг - Спасибо, мама, что ты есть

Ребенок нужен женщине по двум причинам. Во-первых, это физиологическая потребность. Многие женщины считают, что они непременно должны хоть кого-нибудь родить. Во-вторых, материнство – это та же карьера, карьера матери.

Бог создал нас, чтобы мы обновляли земные поколения. Женщина может забывать о том, отстранять от себя и брак, и материнство, может заглушать, маскировать и заслонять от себя истинное свое назначение другими человеческими целями; но уйти от него не может и никогда не уйдет: некуда.

Даже старая девушка бывает молодой матерью.

Пожилая женщина сына родит – куда положить, не знает.

Ближе всех к природе рождающая женщина: она одной стороной даже сама природа, а с другой – сам человек.

Бог создал мужчину, но я могла бы сделать это лучше.

Большинство из нас становятся родителями, еще не перестав быть детьми.

Первый ребенок появляется в семье, еще недостаточно готовой к детям. Как и все, с чем мы встречаемся в первый раз, появление ребенка и уход за ним в первые месяцы сопряжены с определенной долей неуверенности, тревожности. Часто молодая мать то и дело звонит подругам или доктору, чтобы узнать, нормально ли, что ее ребенок ночью не просыпается и не хочет есть, что, покушав немного, засыпает, а потом сразу же просыпается и снова просит есть, что двухмесячное дитя улыбается не только маме, но и постороннему, – мало ли вопросов возникает в голове матери малыша!

Женщина рожает либо от большой любви, либо с глубоким изумлением.

Китаянка рожает, потому что нельзя, а русская не хочет, потому что нужно.

Дети – вершина здорового брака.

В Европе, если у богатой женщины роман с дирижером, она рожает ему ребенка; в Америке она покупает ему оркестр.

Женщина может в один миг понять, что хочет ребенка. С нами, бабами, это случается, и это нормально, потому что инстинкт материнства никакая цивилизация не отменила.

Желание стать матерью должно прийти женщине одновременно с любовью к мужчине, с которым она хочет их вырастить.

Материнство ценно само по себе, безотносительно к замужеству.

Если в присутствии юноши или даже при одной мысли о нем у тебя ускоренно забилось сердце, если тебе захочется, чтобы юноша смотрел на тебя с удивлением и восхищением, считая тебя единственной в мире, – это означает: в тебе пробудилась Женщина, пробудилась Мать – творец новой жизни. С этой минуты началась для тебя новая жизнь.

Я хочу, чтобы ребенок глядел на меня с той нежностью, с которой смотрит на меня муж, чтобы в детском голосе была та же легкая дрожь, с которой муж говорит со мной, потому что в том, кого я жду, я хочу любить того, кто целовал меня.

Первый мужчина закладывает… души всех будущих детей, которых потом родит женщина, независимо от кого. Генетический код, тончайшую материю разума и сердец для всего потомства… И еще… Он делает ее матерью. Дает то, чего нет еще у девственницы, – ген материнства. Я хочу, чтобы души моих детей стали продолжением моей души. Хочу, чтобы моя жена получила дар материнства от меня. И тогда мой род продлится. В противном случае он прервется, а на свет появятся ублюдки, родные только по крови.

Влюбился, этот человек будет матерью твоих детей, если будет хорошей матерью, влюбляйся дальше, а если ты видишь, что она не способна воспитать детей, – тормози назад!

Настоящий мужчина в каждой женщине мечтает увидеть мать своих детей, но не каждая даст превратить мечту в реальность.

Говорят, муж и жена – одна сатана, а дети – ангелы. Явно тут кроется какой-то подвох.

Мне всегда казалось, что каждое зачатие непорочно, что в этом догмате, касающемся Богоматери, выражена общая идея материнства. На всякой рожающей лежит тот же отблеск одиночества, оставленности, предоставленности себе самой. Мужчина до такой степени не у дел сейчас, в это существеннейшее из мгновений, что точно его и в заводе не было и все как с неба свалилось. Женщина сама производит на свет свое потомство, сама забирается с ним на второй план существования, где тише, и куда без страха можно поставить люльку. Она сама в молчаливом смирении вскармливает и выращивает его.

Беременность делает красивой любую женщину.

Никогда не ходи на встречу выпускников беременной, иначе они подумают: это все, что ты сделала с тех пор, как закончила учебу.

Перейдя невидимый, сложный рубеж от невинности к тому, что открывало сладостный и мучительный смысл продления жизни, пусть в ней не сахар, не мед, пусть в ней брезжат одни только будни и обыденный конец за ними – радость торжествующей плоти, счастье и муки материнства высветят и будни сиянием непроходящего праздника, если он, конечно, не будет заранее отпразднован где-то в углу, тайком, блудливо, и два человека сберегут друг для друга очарование первого стыда, трепет, боль – все-все, что составляет прелесть сближения и тайну, их тайну, вечную, никогда никем еще не отгаданную и не повторенную.

Женщина не просто вынашивает ребенка. В ней происходят изменения, которые позволяют ей осуществлять функцию материнства. Чувства обостряются, интеллектульная деятельность притупляется, усиливается интуитивное восприятие. Чувства и интуиция – вот те инструменты, которые позволяют ощущать ребенка, понимать его потребности. Отношения бондинга формируются, если мать естественно следует всем изменениям, происходящим в ней, и принимает их. Это тот период, когда нужно уйти в себя, в свою беременность, в своего ребенка. Это период неизвестных доныне ощущений, странных снов, непонятных сигналов. Женщина перестает быть просто женщиной. Она становится матерью.

Я узнаю материнский смысл вещей. Гора, которая смотрит на меня, тоже – мать, и по вечерам туман играет, как ребенок, на ее плечах и коленях. Я вспоминаю сейчас ущелье в долине. По глубокому руслу с пением бежал поток, который закрыт скалами и невидим. Я как это ущелье; я чувствую в своей глубине этот маленький ручей; как скала, я отдала ему свое тело, пока он не пробьется к свету.

Ты говоришь: «Мой ребенок». Когда, как не во время беременности, имеешь ты наибольшее право на это местоимение? Биение крохотного, как персиковая косточка, сердца – эхо твоего пульса. Твое дыхание дает ему кислород. В вас обоих течет общая кровь, и ни одна красная ее капля не знает, будет она твоей или его, или, вылившись, погибнет, как постоянная дань тайне зачатия и рождения. Ломоть хлеба, который ты жуешь, – строительный материал ног, на которых он будет бегать, кожи, которая будет его покрывать, глаз, которыми он будет видеть, мозга, в котором родится мысль, рук, которые он протянет к тебе, улыбки, с которой воскликнет: «Мама!» Вам обоим еще предстоит пережить решающую минуту: вы будете вместе страдать от боли. Удар колокола возвестит: «Пора». И сразу он, твой ребенок, объявит: я готов жить своей жизнью, и ты откликнешься: теперь ты можешь жить сам, живи же. Сильными судорогами будешь ты гнать его из себя в мир, не думая о том, что ему больно, и он будет пробираться вперед, с силой и отвагой, не заботясь о том, что больно тебе. Жестокий акт. Нет. И ты, и он, вы вместе произведете сто тысяч невидимых глазу, мелких, удивительно слаженных движений, чтобы, забирая свою часть из тебя, он не забрал больше, чем положено ему по закону, по вечному, всеобщему закону жизни. – Мой ребенок. Нет. Ни в месяцы беременности, ни в часы родов ребенок не бывает твоим.