Татьяна Мудрая - Фантош

Иногда Эля сажала дочь на ковёр и катила на неё огромный, в два Гаечкиных роста, тряпочный мяч, который поначалу сбивал девочку с ног, но чуть позже отскакивал от вовремя выставленных ручек и вприпрыжку двигался назад к матери.

Когда девочке исполнилось два года и она уже начала разговаривать длинными фразами, был куплен дорогой тренажёр, подобных которому Алек не видел и в зарубежных поездках. Дети буквально жили на нём, как обезьянки на баобабе.

Кроме того времени, когда Зорик проводил в подготовительном классе и школе (даже иные домашние задания ухитрялся зубрить в подвешенном виде), а Гайка занималась ещё более странными упражнениями, чем раньше. Мать или Ирина прикрепляли к её лицу кусок плотной бумаги и заставляли так ходить по всей квартире, всякий раз переставляя мелкие вещи с места на место. Или вообще поворачивали бедняжку «тыловой частью вперёд». Как ни удивительно, сама жертва очень радовалась такому обороту дел — без разницы, удавалось ей пройти дистанцию невредимо или нет. Первое, впрочем, случалось всё чаще.

Возможно, для того, чтобы как-то компенсировать ушибы, которые девочка получала благодаря обучению, обе женщины массажировали пухлое детское тельце довольно странным образом: пощипывая кожу едва ли не до синяков, прокатывая по мышцам литой резиновый валик — и всё-таки не переходя какой-то известной всем троим грани. Отец бы вмешался в непонятную женскую кухню с самого начала, если бы дочке так не нравились эти манипуляции — ничуть не меньше игр.

К тому времени, когда документы младшенькой были поданы в не так чтобы очень дорогую, но сильно «продвинутую» школу, она представляла собой буквально сплетение жил, заменивших собой вяловатые детские мускулы: жил, мгновенно и тонко реагирующих на любое прикосновение и похожих на живой панцирь. Походка была легка, будто у индейского воина, сердце неутомимо, обводы фигуры выглядели зрелыми не по возрасту. Затылком девочка видела, кажется, почти так же просто, как глазами, а из двух десятков мелких предметов, разложенных перед ней на поверхности стола, могла вспомнить в худшем случае восемнадцать. Имелось в виду — вместе с расположением.

— Гаянэ в школьных науках особенно выдаваться не будет, — говорила прямодушная Ирина (Эля благоразумно отмалчивалась). — Не те возможности. Чтобы учителя охотно вытягивали на тройки, ей надо быть по меньшей мере физкультурным светилом.

Ну, разумеется. В интеллектуалы прочили Зорика: худощавого, чересчур рослого и уже в очочках по причине лёгкой близорукости. Перечитал все книги в доме, кроме математических и физических справочников отца (в них лишь переворачивал страницы) и даже в интернете интересовался не «стрелялками» и квестами, а более или менее серьёзным материалом. Больше всего — искусством и литературой вполне элитарного свойства.

Однако Гаянка ни на крупицу не выглядела существом с ограниченными возможностями. Разве что с неординарными. Счёт до ста и далее дался ей без труда благодаря играм на развитие смекалки. Читать и выводить буквы, печатные и рукописные, выучилась как бы сама собой. Да и на её самоё — вся в отца, почти ничего от злосчастной матери — было приятно поглядеть: белокурые от рождения пряди потемнели и стали пепельными, губки сочные, глаза яркие, носик задорно вздёрнут, походка с припрыжкой. Такая не даст себя в обиду, решил Алекс. Вдобавок Зорик незадолго до торжественного первого звонка обучил сестрёнку, как следует держать себя, отвечать на вопросы, даже подворачивать форменные белые носочки и подкалывать юбку, чтобы старшие ребята приняли как свою. Учителей он в расчёт попросту не брал: дело взрослых.

Алек по поводу всех этих хлопот слегка недоумевал, но, как все внутрисемейные проблемы и заботы, считал делом женским.

До одного необычного — нет, необычайного! происшествия.

Вспомнив это, Алексей ворочается на вмиг пропотевшей подушке. Нет, где жена? Где Ирка? Потом вспоминает, что Эля в эти часы работает в приёмном кабинете — тут же, при особняке, но беспокоить её можно лишь в крайнем случае. Практикующий нейропсихолог. Ирина же, бессменная домоправительница, после увольнения, удачного замужества и непрерывной работы на стыке обеих хозяйских епархий в очередной раз подалась на курсы. Готовиться в сиделки при ребёнке, представьте себе. И это когда использование лазерных трепанов в хирургии мозга, её прямая специальность так востребована…

Умственное размышление оказывается для мужчины непосильным, он резко обрывает фразу.

И начинает вспоминать почти без слов.

Тогда в окрестностях новостроек и школы появились бродячие стаи собак — не городская дворянская классика, а диковинного вида бастарды, выброшенные на улицу разочарованными хозяевами. В основном сторожевые или бойцовые породы. «Зона рискованного собаководства, — грустно шутила супруга. — Самозваные заводчики наплодили мелких клубов, штампуют родословные, продают щенков за высокородных, а отвечать за последствия не хотят».

Надеяться, что последствия рассосутся сами собой, как бывало раньше, не приходилось. В отличие от изнеженных карликов, чей век на улице был недолог, новое поколение прошло суровую школу. Кобелей внутри неё стравливали зачастую с такими же свирепыми помесями, сук вязали с кобелями, агрессивность которых передавалась по наследству. Подводили и тех, и других в известной части не чистота кровей, а старость и неспособность иметь годное потомство.

Как всегда, зачисткой занялось государство в лице частных фирмочек по отлову бродячих псов. А поскольку последние не затруднялись в выборе исполнителей (сиречь палачей с наганами, невпопад возмущался начитанный Зорик), однажды свидетелями расстрельной акции стала половина школы. Именно та, чьи окна выходили в неухоженный парк.

Самое подлое, как говорили потом Алеку его возмущённые дети, — жертвами стали пожилые и беременные самки, которые не поспели вовремя уйти.

И кем почти по-человечески умный и циничный вожак стаи пожертвовал ради молодого поколения.

…Возможно, это отлилось тем, кто вовсе не был причастен. Может быть, повлияло на поведение в будущем самого Алексея, в мозгу которого навечно поселился вялотекущий, как сезонная зараза, испуг. О таких вещах он стал задумываться лишь в последнее время. Тогда же ему запомнился лишь злобный рык, ощеренная пасть с частоколом драконьих зубов, зловонная мохнатая туша, что рванула из-за кустов на него и детей.

И торжествующий крик девочки Гаянэ, которая вывернулась из отцовых рук, метнулась навстречу разъярённому псу и схватила его загорбок так крепко, что тот не мог ни вывернуться, ни шагнуть вперёд.

— Тише, бедный мой, тише, — приговаривала кроха, едва ли не вдвое меньшая своего противника. — Мы не виноваты, мы только смотрели, как твою жену убивают, и ничего не могли поделать.

Расставленные циркулем ножки, тем не менее, врылись в землю едва не по щиколотку, а руки смыкались вокруг мощной шеи всё крепче. Отец по наитию чувствовал, что это тонкое ожерелье почти придушило смутьяна, не давая ему подать голос. Не говоря о прочем.

Потом пса отпустили, и он пристыженно скользнул назад в свой тайник.

— И на чужих мамах и детках больше сердца не отводи, — сказала Гая на прощанье совсем по-взрослому.

— Ты ничего не сказала ему про пап, — заметил Зорик, когда все трое отошли на приличное расстояние и отдышались.

— Не надо никого делать беззащитным, — ответила ему сестра. — Папы должны воевать.

Притащив малявок домой, Алексей не мог смотреть на жену без возмущения:

— Твоё воспитание. Надо же было привить им хоть какое-то представление о том, что опасно. Хоть какой-то страх.

— Моё воспитание, ну да, — сказала Эрденэ так твёрдо, что он не сообразил повысить голос ещё больше. — Зорик от рождения умеет бояться. А твоя девочка — наоборот. Тебе Ирина ни на что не намекала? Ничего не выдала? Верная подруга, слишком верная, я бы сказала.

— Ты о чём? — спросил муж, по-прежнему возмущённый, но уже поддавшись на разговор.

— Её врождённый недостаток. Тот самый, о котором мы тебе говорили. Во внутриутробный период Гаянэ пережила нечто вроде липидного протеиноза или болезни Урбаха-Вите. И родилась с одной мозжечковой миндалиной, и то недоразвитой.

— Не понял.

— У неё совсем нет чувства страха, Алек. Почти так же бывает у самых маленьких детей, которые не знают, чего следует бояться. Только вот у Гаи это врождённое и навсегда. Ей можно дать понять, чего следует опасаться, но первой и главной реакцией всё равно будет любопытство. И если ей не дать максимально совершенную защиту, развив тело, разум и интуицию, она погибнет очень быстро. Даже в нашем цивилизованном обществе. Вот чем мы четверо и занимались все эти годы.

— В отсутствие меня, — проговорил он тупо.