Служение человечеству - Владарг Дельсат

остался поговорить с коллегой, а Гермиона уселась в кресло возле кабинета. Дверь палаты напротив была приоткрыта, в ней лежал какой-то мальчик. Встав и подойдя поближе, девочка внезапно узнала этого мальчика, и перед глазами все поплыло. Очнулась она уже в палате, почему-то в той же, что и… Гарри.

— Другой палаты пока нет, — сообщил мужской голос. — У пацана коронарка непонятно почему, у твоей, похоже, тоже. И тоже непонятно, почему. Пусть полежат в одном месте, понаблюдаем, может быть, в голову что-то умное придет, а нет — так выпишем.

— Хорошо, тогда я тебе оставляю дочь, — папин голос был каким-то очень невеселым, Гермионе даже захотелось его успокоить.

— Папа, я в порядке, — произнесла девочка, попытавшись пошевелиться, но слабость, овладевшая ею, почти не позволила это сделать.

— Миона, я завтра приду, ты пока отдыхай, — папа поцеловал ее в лоб, погладил по голове и ушел, а девочка неотрывно смотрела на спящего мальчика, который, казалось, что-то шепчет во сне. Скоро сон сморил и ее.

Сон прервался как-то внезапно. Некоторое время Гарри не мог понять, в чем дело, да и где он находится, но прошло несколько минут, и мальчик понял — больница, причем, судя по всему, это была палата интенсивной терапии. Значило это только то, что либо коллеги причину ОКС у пациента, которым в данный момент был сам Гарри, не поняли, либо все плохо. Но себя на «все плохо» Гарри не чувствовал, поэтому предположил первый вариант, посочувствовав коллегам.

Причину «коронарки» у себя мальчик, в общем и целом, предполагал. Недостаточное питание, электролитные нарушения, авитаминоз, опять же, умер он недавно, так что причин было достаточно много. Посмотрев, что конкретно ему лили в вену, доктор Поттер удовлетворенно кивнул — все было правильно. Иногда он забывал, что является пацаном, оценивая окружающую среду как привык.

Пытаясь оценить свое состояние, мальчик заметил работу монитора и, внимательно отследив кривые, понял, что он в порядке, чего не могло быть даже теоретически, но, видимо, магия позаботилась о том, чтобы он опять остался жив. Воспоминания о своем детстве заставляли мальчика горько улыбаться. Он не мог не признать, что объятия тети Петуньи были ему приятны, от них становилось тепло, но вот поверить в то, что она близкая, Гарри не мог. Вся его жизнь, весь его опыт говорили о том, что нужен доктор только своим маленьким пациентам и больше никому на всем белом свете. А ему по-прежнему была нужна Гермиона. Прошедшие годы, мнимое предательство, океан боли — ничто не могло стереть его… Да, пожалуй, чувств к этой девушке, которая сейчас, наверное, девочка… Может быть, вторая жизнь позволит ему… Гарри запрещал себе даже думать о том, что возможно «быть вместе». Второй раз он такого не выдержит, это мальчик знал абсолютно точно.

Пришла медсестра, посмотрела на Гарри, встретив его осмысленный взгляд, она сняла завершившую работу инфузионную систему, но потом он показал на монитор.

— Хорошо, — кивнула медсестра, — но если почувствуешь хоть какое-то недомогание — вот кнопка, договорились?

— Вас врач не заругает? — поинтересовался мальчик. «Я бы заругал», — подумал он.

— Он не против, — хмыкнула женщина. — Так что можешь гулять до туалета и обратно.

— Спасибо, — поблагодарил Гарри. Возможность ходить в туалет, а не в судно, дорогого стоила, хотя, на самом деле, медсестра сейчас и нарушила кучу инструкций, но говорить ей об этом мальчик, разумеется, не стал.

Медсестра ушла, Гарри лежал и думал. Он думал о том, что впереди первый курс с троллем и Квирреллом, но ведь не обязательно с кем-то сражаться, можно же вызвать аврорат. Да и с драконом… Только после Битвы мальчик случайно узнал, что вся эпопея с драконом была тщательно срежиссирована, а Хагрид… Хагрид только казался простаком, с удовольствием известив профессоров в ту ночь.

Мальчик тяжело вздохнул и услышал всхлип, почти хрип со второй кровати, которой раньше не было. Там лежал кто-то, а монитор показывал совсем уж нехорошие вещи. Гарри встал, подходя к кровати, чтобы посмотреть на пациента, но внезапно обнаружил там не пациента, а пациентку, чего обычно не делалось — разнополые дети лежали в разных палатах.

Но главное было не это. Когда мальчик вгляделся в лицо девочки, освещенное неверным светом, что давал кардиомонитор, то почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это была Гермиона. Ей что-то снилось, что-то, судя по испарине и посиневшим губам, очень плохое, поэтому мальчик потянулся к ней, изо всех сил желая помочь. Он замер, протянув к ней руки, потому что его ладони светились золотом, но в этот же момент Гарри понял, что надо делать.

Он будто увидел сердце девочки, понимая, что именно работает не так и что нужно сделать, чтобы все было в порядке. Доверившись этому ощущению, идущему, казалось, из глубин его души, Гарри начал исправлять то, что было не так, замечая, как под его руками сердце начинает стучать правильно, как исчезает цианоз, как выправляются кривые на мониторе. Заметив открывшиеся, полные недоверия и чего-то еще глаза девочки, Гарри только мягко улыбнулся, заканчивая начатое.

— Это такой сон, — тихо произнес он. — Ты проснешься и будешь здоровой.

— А можно, это не будет сном? — спросила его Гермиона.

— Это зависит от тебя, — очень ласково прошептал мальчик. — Спи, моя хорошая, — на этих словах девочка закрыла глаза, спокойно засыпая. А вот Гарри посчитал произошедшее просто сном, потому что как врач в лечение наложением рук не верил.

— Мия, смотри! — маленькая девочка удивленно смотрела в проекцию. — Он душой целительствует, а разве так можно?— Можно, малышка, — погладила ее наставница. — Особенно, когда любишь.

***

Проснувшаяся Гермиона вспоминала то, что было ночью. Сначала ей снился страшный, очень страшный сон. Это был тролль, она была первокурсницей, пойманной в том туалете. Существо какого-то там класса опасности схватило ее и начало медленно есть. Гермиона чувствовала, как становится больно, как хрустят ее кости на его зубах, стало очень-очень страшно, но вдруг тролль исчез, также как и холод. Стало тепло, и девочка открыла глаза.

Рядом с кроватью стоял очень нежно и ласково улыбавшийся Гарри, что-то делая своими руками. Его руки светились золотом, но что это значит, Гермиона так и не поняла, зато поняла то, что ей сказал Гарри… «Это сон». Но она не хотела, всем сердцем, всей душой не хотела, чтобы это было всего лишь сном, ведь это же Гарри. Когда он успел стать ей дорогим, Гермиона не знала и сама, но что-то изменилось в эту ночь в ней