ColdMaltern (Maltern) - Несколько сюрпризов от Принцев

- Драко! - Шекклболт тоже перешел на крик, разъяренно сжав кулаки. - Это ты не представляешь, что это все может значить! К кому-нибудь из вас она сегодня попадет! И если не к тебе, то к твоему отцу! Мы не можем ей препятствовать! И что?! Все насмарку! Или отец все-таки должен расплачиваться за капризы избалованного ребенка?!

- НЕТ! - Малфой с ожесточением топнул ногой; Гарри заметил, что у того дергалось веко.

- Прекрати истерику! - выразительно проревел Министр.

В следующее мгновение раздался звук шлепка: Шекклболт, не церемонясь, ударил Малфоя по щеке.

Это явно было ошибкой.

Малфой, сжав губы, вылетел за дверь. Кингсли с отчаянием посмотрел ему вслед, всем видом словно говоря: «Ну как можно вести себя так безответственно!»

- Что теперь? - решился на вопрос Гарри, отклеиваясь от стены.

- Да ничего. Суп с котом, - невпопад ответил Шекклболт. - Подключим Нарциссу.

* * *

Переодеваясь, Гарри думал, что же, все-таки, так беспокоит Кингсли. Эта мадам Розер хочет навестить старшего Малфоя в Азкабане? Но ведь Шекклболт сам говорил, что освободит Малфоя - так чем повредит один визит? И почему вспылил Малфой-младший? С ним явно что-то не так. Возможно ли, что это связано с Люциусом? В принципе, так могло бы быть, рассуждал Гарри. Это бы объяснило, почему Драко нервничает. Драко?.. И когда Гарри стал называть его «Драко»? Да еще и лезть в его дела.

Со своими бы разобраться.

Прошел почти месяц. Гарри так и не поговорил с Джинни. Каждый раз клянясь себе, что завтра точно это сделает, на следующий день Гарри находил оправдания, чтобы отложить разговор. Усталость, занятость, плохое настроение… Гарри вздохнул. Больше тянуть нельзя. Гермиона успела напомнить про Джинни дважды перед отъездом и с первой же совой посоветовала не тянуть с решением проблемы.

Но сегодня Гарри точно не мог встретиться с Джин. Надев неудобные туфли, Гарри бросил в камин горсть летучего пороха:

- Кабинет Уберто Санти!

* * *

Гарри снова стоял в этом кажущемся тесным из-за нагромождения вещей кабинете. Маэстро с хитрым предвкушающим лицом удалился за выполненной картиной, а Гарри переступал с пяток на носки. Ему было стыдно за прошлый визит - за то, что не смог сдержаться и выложил все совершенно чужому человеку. Но тот разговор помог: нет, боль никуда не ушла, но теперь Гарри с ней примирился и больше не злился на Снейпа за его неожиданную и обидную смерть. Гарри присел, но ненадолго, потому что в кабинет знакомой шаркающей походкой почти вбежал беспокойный лукавый художник с двумя плоскими свертками. Сгрузив оба на стол, поверх навала вещей, пожилой маг встал рядом с Гарри и, прищурившись, предложил:

- Ну что, джовани, не хотите посмотреть?

- Можно?

- Разумеется.

Гарри кивнул и потянулся к верхнему свертку, большому настолько, что он с трудом был протащен в дверь. Перед тем, как развернуть содержимое, Гарри обернулся на творца. Тот нетерпеливо закивал и сделал пригласительный жест рукой. Гарри осторожно снял ветошь и уставился, не веря себе, на картину: на него смотрел Снейп, настоящий живой Северус Снейп смотрел, слегка - лишь слегка - приподняв бровь и словно зная все секреты и все мысли Гарри, и про себя усмехаясь им. Снейп не шевелился - Гарри не знал, почему - но он и без этого был больше Снейпом, чем мог бы быть на любой колдографии. Его бледное лицо обрамляли черные волосы; кисти рук, спокойно лежащие на темном столе, выглядывали из рукавов строгой черной мантии, и эти кисти и лицо в первую очередь привлекали внимание. Гарри, если только не разинув рот, заглядывал в темные глаза под вычерченными бровями и только спустя минуту заметил, что слева от погибшего директора поднимается, скрытый столом, но все же видный зрителю Омут памяти, а справа и так же позади стоит пустой насест Фоукса. На столе, перед тонкими чувственными пальцами мага, лежал меч Гриффиндора - третье светлое пятно на темной картине.

Гарри заметил, что этот Снейп разительно отличается от более молодого себя на вкладыше. Но он по-прежнему выразителен.

Гарри заставил себя оторваться от холста и посмотреть на создателя этого шедевра - было невозможно поверить, что можно так нарисовать... Конечно, как студент Гарри неоднократно видел портреты директоров у Дамблдора и не мог не замечать разнообразные картины, которыми были увешаны хогвартские стены, - но теперь Гарри понял, почему можно любить искусство.

По довольному виду маэстро Санти Гарри понял, что с его лицом что-то не так. И закрыл рот. Испытывая потребность что-нибудь сказать, Гарри произнес:

- Это невероятно, сэр.

Маг-художник улыбнулся еще шире, хотя казалось, что шире невозможно, и, сделав пресекающий жест, ответил:

- Я понял. Но я бы хотел, чтобы вы присутствовали, молодой человек, при одном моменте. Ведь, как вы видите, этот портрет еще не зачарован.

Гарри, еще не до конца понимая, на что его приглашают посмотреть, снова кивнул. Живописец изящным движением выхватил палочку и, помедлив секунду, распевно прошептал:

- Vitam Coniunctio! - по холсту прошла золотистая волна и погасла. - Dignosco! - на нижней планке темно-бордовой рамы с двумя узкими черными полосками появилась изящная золотая табличка с надписью «Северус Тобиас Снейп». - Mio! - под именем бывшего директора появилась еще одна изысканная надпись: «У. Санти». - Existentiam Solveo!

Маэстро торжественно коснулся полотна кончиком палочки. Картину окатила еще одна сияющая волна, но Снейп не изменился ни на йоту, хотя Гарри и показалось, что изображение стало еще натуралистичнее. Художник, улыбаясь и перебирая пальцами, смотрел на картину. Гарри тоже смотрел, хотя не знал, чего следует ждать.

Наконец, Снейп скосил глаза на незнакомого мага, так же не поворачивая головы оглядел обстановку, хмыкнул и, удобнее устроившись на стуле, скрестил руки на груди:

- Поттер! - Гарри вздрогнул. - Этого следовало ожидать. Да не стойте столбом, поставьте меня, наконец!

Гарри суетливо и с опаской прислонил картину к стене. Преподаватель, декан и директор снова огляделся, на этот раз, не скрываясь.

- Маэстро Уберто Санти, величайший живописец нашей эпохи, если я не ошибаюсь? - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Снейп.

Художник, довольный комплиментом, театрально поклонился:

- Маэстро Северус Снейп, директор Хогвартса, герой войны, ментал, зельевар и чаровед-теоретик.

Снейп скривился:

- Учитывая, что встретил вас в компании мистера Поттера, не ожидал столь лестной характеристики.

Гарри помрачнел, а маэстро, потирая ладони, эмоционально усмехнулся и воскликнул:

- О, поаккуратнее с этим джовани, любезный! Вы чересчур предвзято к нему относитесь! Хотя, это черта всех портретов - утрировать свои привычки. Но все же, если вы снова убьете его доверие, я дорисую вам лимонные леденцы! - не то всерьез, не то в шутку пригрозил художник.

Снейп вперил в своего творца красноречивый взгляд, объясняющий, где конкретно он видел и лимонные леденцы, и Поттера, и прочих чувствительных особ. Гарри казалось, что он вернулся на пару лет назад.

Между тем художник обратился к Гарри:

- О, чуть не забыл! - Гарри подумал, что у маэстро на лице написано, что он бы не забыл. - Я хочу сделать вам небольшой подарок, - с этими словами мастер вытащил второй сверток, поменьше, на котором стоял портрет. - Это картина, мой милый. И на этой картине должен быть изображен синьор Снейп. Это значит, что он может появляться на ней, как и на любом своем портрете. Я прошу вас, молодой человек, не открывайте ее здесь.

Гарри растерялся, а художник, лукаво поглядывая на Снейпа, добавил:

- И пусть вас снедает любопытство! Повесьте ее в своем кабинете, Гарри. Я слышал, у вас недавно был День рождения.

* * *

Гарри вошел в свой кабинет почти ночью, отмечая, что сроднился с этими стенами и при возвращении в кабинет испытывает примерно то же чувство удовлетворения, что и раньше испытывал при возвращении в свою комнату в башне. Прикосновением палочки Гарри зажег пару «сумеречных фей» - небольших магических светильников (пора, наконец, зачаровать, чтобы зажигались сами).

Сверток действительно не был большим - с локоть в высоту.

Снимая веревку и ветошь, Гарри испытывал трепетно-благоговейное чувство - ведь можно же обойтись Чарами Сбережения! Но мастер методично соблюдает традицию. Потрусив, Гарри снял последний лоскут ткани.

И залюбовался изображением, думая, как оно подходит Снейпу.

На картине была изображена аллея с классической кованой скамьей, обращенной к пруду с лебедями: белыми и одним черным (лебеди плавали, а по деревьям пробегал, колыша красные листья, ветерок). Вдоль высоких стройных кленов шел кованый же черный забор. В целом рождалось чувство строгой, рукотворной, отчасти готической красоты.

На рамке, на нижней планке, Гарри заметил серебряную табличку с именами изображенного и, чуть ниже - автора. Это значит, что картина зачарована, догадался Гарри.