Вопреки судьбе (СИ) - Попова Екатерина

Кроули со сдавленным стоном, больше похожим на всхлип, рывком притянул его к себе, прижимая к своей груди. Трясущиеся руки бережно провели по спине, запнувшись там, где торчали под лопатками окровавленные обрубки крыльев. Азирафаэль услышал судорожный, прерывистый вздох, и сжался, боясь взглянуть своему демону в лицо.

— Ненавижу… — сдавленно прохрипел Кроули; Азирафаэлю сквозь прокатившийся по телу озноб вдруг показалось, что этой ненависти, одной её, хватило бы, чтобы дотла выжечь ад, весь, до дна. Она обжигала — но одновременно, странным образом, согревала, смывая склизкую плёнку окутывающей его Скверны.

— О, Господи, Кроули… — не веря себе, беспомощно пробормотал он, пряча мокрые глаза в воротнике щегольской чёрной рубашки. — Мой Бог, зачем, это ведь ловушка…

Кроули со свистом выдохнул.

— Тишшше, ангел, — хрипло попросил он. — Я знаю. У меня есть план. Я вытащу тебя отсюда.

— О, Господи…

Азирафаэля вдруг затрясло. Топкое безразличие исчезло, словно смытое штормовой волной. Сейчас он чувствовал себя почти так, как в самом начале, когда его только-только швырнули на каменный пол в этой тесной камере, а отвратительный демон с жабой на голове с жестокой ухмылкой наступил на панически дёргающееся крыло, материализуя в руке горящий тёмным пламенем меч. Он вдруг с отчётливостью понял, что всё кончено. Случилось то, чего он больше всего боялся, то, на что запрещал себе надеяться, молясь о том, чтобы у Кроули оказалось достаточно благоразумия, чтобы спасаться самому. Ему показалось, что под ногами раскрылась непроглядная пропасть, и он рушится вниз, увлекаемый всё глубже и глубже в беспросветное глухое отчаяние. Ему казалось, он кричит, кричит без звука, без голоса, захлёбываясь раскалённым воздухом и бессильно втягивая в сокращающиеся в агонии лёгкие смесь, которой по определению нельзя дышать.

А потом знакомые пальцы почти до боли впились ему в плечи, и он почувствовал, как его с силой встряхнули. Зубы громко клацнули друг о друга. Он подавился судорожным, вырвавшимся из груди против воли всхлипом… и понял, что снова может дышать.

— Тишшше, ангел, — твёрдо прошипел Кроули, вновь прижимая его к груди. — Не надо так. Просто доверьссся мне на этот раз, я обещаю, что большшше не отдам тебя им.

Азирафаэль с трудом поднял голову и беспомощно взглянул на друга. Демон выглядел бледным и измученным, жёлтая радужка занимала полностью весь глаз, не оставляя ни малейшего белого пятна, а бескровные до серого губы были разодраны, словно он не раз и не два вцеплялся в них зубами, глуша крик. Азирафаэль хотел сказать, что всё не так, что это несправедливо — подозревать его в страхе за себя, когда Кроули ждёт неизбежная ужасная смерть в руках мстительных владык Ада…

Но отступившая было выматывающая слабость вновь навалилась на плечи, и ему больше нечего было ей противопоставить. Азирафаэль ощутил, как тёмная волна всепоглощающей злобы вновь начинает струиться в его душу — сперва тонкими ручейками, а потом всё мощнее, мощнее, и вот уже последняя хрупкая плотина в сознании скрипит, с трудом выдерживая этот страшный напор. Он с отчаянием осознал, что яростная лавина гнева и яростной жажды защитить, обрушившаяся на него от Кроули, на несколько минут отшвырнула прочь этот тёмный вал. Но теперь, казалось, стало ещё хуже. После этого сладостного глотка чистого воздуха выдерживать липкий ненавидящий шёпот проклятых душ стало не просто сложнее — невозможно. Словно вместе со вспыхнувшей и умершей надеждой в нём лопнула какая-то струна, до сих пор, незаметно для него самого, державшая его над самой кромкой трясины. А теперь отравляющая волна скверны навалилась на него с новой силой, отнимая жизнь и волю.

Азирафаэль с почти беззвучным стоном вновь уткнулся в грудь Кроули, оседая в его руках. Демон тихо выругался. Осторожно, стараясь не задевать кровоточащие обломки крыльев, перехватил его под спину, укладывая на свои руки, словно в колыбели. Азирафаэль услышал тихий долгий шелест. А миг спустя отравляющее душу давление Скверны вдруг резко исчезло — разом, словно кто-то повернул вентиль. И измученного ангела начало мягко окутывать тёплая, мягкая сила, которой не могло, не должно было быть в этом царстве отчаяния и злобы.

Азирафаэль судорожно вздохнул, чувствуя, как почти болезненно поднялась его грудь, до отказа заполняя лёгкие спасительной энергией любви и заботы. Он потрясённо вцепился руками в рубашку Кроули, на миг испугавшись, что его забрали наверх, в Рай, а Кроули оставили одного внизу. Но почти тут же с беспомощным изумлением понял, что они всё ещё там, где и были. Что эта тёплая, живая, целительная сила принадлежит не Небесам — нет, они давно уже утратили эту чудесную, всеобъемлющую энергию, растратили её по капле на следование замшелым заветам и равнодушную «любовь ко всему человечеству». Эта сила не могла быть подарком Небес. Она не принадлежала Аду, отрёкшемуся от Любви во имя Свободы. Она…

И Азирафаэль вдруг потрясённо понял, что это — Кроули. Это его сила, его душа. Его отчаянное стремление защитить и щемящая, вскипающая на глазах нежность. Это он заслоняет его от смертоносного дыхания Преисподней, не позволяя чужой глухой ненависти пить его силы. Он, тот, кого его бывшие братья с презрением называли демоном и исчадием бездны, сейчас без раздумий отдавал ему свет и тепло, которые давно были утрачены Небесами, проповедующими служение добру. И всегда это делал. Но лишь сейчас, почти досуха высосанный Адом, отсечённый от ангельской благодати демоническим ошейником, не способный больше держать щиты, призванные оберегать эфирных существ от «грязного», «тварного» мира — лишь сейчас он смог ощутить и принять этот согревающий поток.

Он медленно поднял голову — и со стыдом взглянул в тревожные, яростные глаза своего друга.

— О, Кроули… — беспомощно прошептал он, чувствуя, как чуть смещаются руки под его спиной, помогая ему держать голову. — Дорогой мой, как же ты смог…

Ответом ему была кривая, отчаянно-шальная улыбка на бледных губах.

— Не ссспрашивай, ангел… — устало прошептал он. — Поверь, ты не хочешшшь это знать.

Азирафаэль моргнул. Он хотел ответить… Но слабость — не та, выматыващая, высасывающая жизнь, а мягкая, почти приятная слабость властно охватила его за плечи, океаном зашумела в голове. Он почувствовал, как наливаются тяжестью веки, и, проваливаясь в спокойный сон, услышал тихое, измученное:

— Ссспи, ангел. Просссто ссспи сейчас… Я посссторожу.

Азирафаэль открыл глаза. И несколько секунд недоумённо моргал, пытаясь понять, где он и что происходит. Было… тепло. Тепло, достаточно удобно… и даже, как ни странно, почти не больно. Искалеченные крылья тупо ныли, но прежней, выламывающей спину агонии больше не было — и это само по себе было странно. Он лежал, точнее, скорее сидел, опираясь плечами и головой на что-то плотное, но довольно мягкое (и тёплое, что важно). Главное же, что смущало ангела — это то, что он ничего не видел. Хотя, помнил он, в его каземате было достаточно светло для того, чтобы разглядеть все омерзительные подробности вроде обшарпанных стен и покрытого грязью пополам с жирной копотью пола. Казалось, его окутывает плотный чёрный шатёр, надёжно отсекая его не только от неприглядного вида его темницы, то и от удушающих эманаций адской Скверны.

Шатёр?..

И всё встало на свои места. Азирафаэль вздрогнул, разом вспоминая всё, что предшествовало его — обмороку? Или всё-таки сну? Ахнул, поднимая руку, почти в панике пытаясь нащупать хоть что-то, что подтвердило бы его бредовый сон… или, наоборот, развеяло бы его окончательно.

Пальцы упёрлись в гладкую прохладную ткань. Азирафаэль судорожно сжал их, узнавая на ощупь знакомую шёлковую рубашку Кроули. Задержал дыхание, боясь поверить в происходящее.

— С добрым утром, ангел, — с понимающим смешком откликнулся Кроули. Он был реален. Всё было на самом деле. Он пришёл. Должен был спасаться, должен был бежать на Альфа Центавру — но вместо этого пришёл сюда. За ним.