Алекс Блейд - Революция. Книга вторая. Жертва

— Курт, дорогой, я рад что ты все же явился. По началу я боялся, что ты проигнорируешь мое предложение. Как бы мы далеко не отдалились в последнее время, а все же мы семья с тобой. Не стоит бросать родных, когда они нуждаются в помощи, не так ли, сынок?

— Ты опять об этом? Если надеешься на обстоятельный и длинный разговор, то вынужден тебя разочаровать. Ты знаешь мое мнение, а я твое. Компромисса не предвидится. Так о чем нам говорить, отец?

— Послушай, Курт. Я собирался просто с тобой поговорить, как отец с сыном. Необязательно о твоих безу… В общем-то необязательно о твоих идеях насчет сам знаешь чего. Присаживайся.

— Но твои слова о помощи. Ты опять хочешь меня привлечь к какому-то делу, с которым якобы сам не можешь справиться?

— Я говорил о помощи, которую могу дать тебе. А не наоборот. Я не намерен сегодня с тобой ссориться, и попрошу тебя о том же. Оставь свой тон.

— Хорошо. Но если ты думаешь, что нуждаюсь в чьей-либо помощи, то мне придется тебя разочаровать. Я прекрасно справляюсь. А как у тебя дела?

— Ты мой сын, и всегда будешь нуждаться в помощи от старших, как бы не пытался от этого отречься.

— Твои советы? Я их знаю наизусть. Отец, разрешите, мне вкратце объяснить вам суть нашей эпохи. Те принципы, на которых вы воспитаны — благородные принципы, но в наше время приводят только к банкротству. Деньги нынче может заработать почти каждый, а вот сохранить их стоимость — почти никто. Важно не продавать, а покупать и как можно быстрее получать деньги за проданное. Мы живем в век реальных ценностей. Деньги — иллюзия. Каждый это знает, но многие еще до сих пор не могут в это поверить. А пока дело обстоит так: инфляция будет расти до тех пор, пока мы не докатимся до полного ничто. Человек живет, на семьдесят пять процентов исходя из своих фантазий и только на двадцать пять — исходя из фактов. В этом его сила и его слабость, и потому в теперешней дьявольской пляске цифр все еще есть выигрывающие и проигрывающие. Мы знаем, что быть в абсолютном выигрыше не можем, но не хотели бы оказаться и в числе окончательно проигравших. Что ты можешь мне предложить, отец, кроме своих денег, за которыми так усердно гоняешься всю свою жизнь?

— На деньгах зиждется из века в век наша история. Ты не можешь говорить что это всего лишь иллюзия и пустышка, которая скоро обратится в ничто. Они останутся, и будут править миром. Деньги — это власть. А власть не может быть иллюзорна. За ней сила. Ты нахватался идей из популярных нынче различных течений, но нужно видеть реальность, Курт.

— Я не согласен с тобой, и навряд ли когда-нибудь соглашусь. Не деньги правят миром. Я уже сожалею, что поднял эту тему.

— Хорошо, сменим тему. Поговорим не о каких-то отдаленных моментах сегодняшнего мира, а о реальном. То, что напрямую касается нас, с тобой. Я может с виду и здоров как бык, но долго ли это еще продлится? Всю жизнь я потратил на создание своего дела. Что-то, что я создал своими руками. Ты не представляешь сколько сил было потрачено. Но сколько мне осталось, а Курт? Пять лет, а может десять? А что потом? Что будет с моим детищем? Ты отказываешься от своего наследия, отказываешься продолжить дело своего отца. Империи создаются годами, а разрушаются вмиг. Стоит только император уйти из этого мира, как тут же все рухнет, если некому будет подхватить. Кому я могу оставить все это, если не сыну?

— Может тебе стоит продать свое дело. И спокойно жить на эти деньги. Ты уже достаточно поработал, пора бы уже и отдохнуть в свое удовольствие. На свою обеспеченную старость ты уже заработал, отец. Мне эти деньги ни к чему. Трать на себя, раздай людям. Что хочешь. Мне они безразличны.

— Ты продолжаешь мне делать больно, Курт. Что не так? Чего ты хочешь? Скажи мне, и мы вместе сможем этого достигнуть.

— Увы, отец, но нам с тобой не по пути. Скорей всего с сегодняшнего дня наши пути расходятся навсегда. Ты боялся, что я не приду, как делал это раньше, и проигнорирую нашу встречу. Но я пришел. Да пришел, но чтобы попрощаться с тобой. Неважно что ты скажешь, мнения моего это уже не изменит. Я все решил.

— Я понимаю, тебе не хватает свободы. Ты хочешь новых впечатлении. Но армия??? Я не понимаю тебя. Конечно в любое другое время я бы мог тебя отпустить, но не сейчас. Сегодня все говорят о скорой неизбежной войне. И ты хочешь именно сейчас пойти в солдаты, на передовую. Зачем? Ты своей смерти ищешь? И моей заодно.

— Ты об этих слухах? Они могут говорить сколько угодно, но я сомневаюсь что дойдет до реального дела. Сколько лет уже говорят о войне, а отец? О том, что лягушатники хотят реванша, англичане жалуются, что мы вытесняем их из Азии и Африки, и надо бы наказать выскочек. Наши кричат что нам становится тесно в этих зажатых рамках, установленных черт знает когда, и пора бы уже расширить свои владения. Разговоры, разговоры, и все. Чего ты боишься, я не понимаю. Ты ведь прекрасно знаешь, что в последние годы наша армия в основном сокращалась. Тратят все меньше и меньше средств, дабы никому не нужны такие дыры в бюджете. Если бы мы действительно готовились к войне, то наоборот, стали бы наращивать свои мускулы. Даже если лягушатники и надумают напасть, то вмиг отскочат. Не по зубам мы им.

— Твои слова… Хорошо конечно, что ты так уверен, но много ли ты знаешь, а Курт? Может у тебя друзья в верхушке есть? Что-то не припоминаю таких. Откуда тебе знать что ТАМ решают?

— Мы вроде планировали мирно побеседовать, но увы, все опять скатилось к той же теме. Прости, отец, но я ухожу. Прямо сейчас. Не стоит держаться за прошлое. Я конечно не прощаюсь, и все же надеюсь, что это не последняя наша встреча. Не хотелось бы, чтобы так все закончилось. Не знаю когда, но мы еще встретимся.

Мне было жаль его, но я встал из-за стола и направился к выходу. Какой-то осадок остался у меня на душе. Ведь он по сути ничего мне не сделал. Он всегда желал мне только добра, но не понимал меня. А я с ним… как свинья обошелся. И откуда только взялась эта злость? Я планировал увести его от этой темы, и спокойно поговорить. А в итоге сам и начал этот разговор. Не понимал эти перемены в себе. Надеюсь я все же с ним после всего еще увижусь и извинюсь, но не сегодня.

Выйдя из гостиницы, я направился вдоль улицы к центру города. Постепенно в крупных городах машин становилось все больше и больше. И городу от этого не становилось лучше. Грязь, кругом одна грязь от них. Может когда-нибудь их и заменят, на более экологически чистые, но не думаю что раньше чем через пятьдесят лет. Хотя в последнее время наука двинулась вперед, и кто знает чего можно ожидать от двадцатого века. Каких научных достижений человечество может добиться в кратчайшие сроки.

Все размышляя о будущем человечества, я немного отвлекся от окружающего меня пространства. И конечно же не заметил человека, выпрыгнувшего откуда-то сверху прямо на меня. Хотя не совсем точно было сказать что он выпрыгнул — скорей он практически вывалился на меня, истекая кровью. Странный человек с животными, видимо от ужаса, глазами, смотрел на меня. Я видел, что он умирал, и не мог помочь ему. А что я мог сделать? Его раны были словно нанесены каким-то животным. Все тело было разодрано. И я в испуге посмотрел вверх, на окно из которого он выпал, словно, ожидая, что оттуда сейчас выпрыгнет какая-нибудь собака Баскервиллей. Но ничего не происходило. Никто не выпрыгивал, и даже не выглядывал из того окна. Этот человек продолжал смотреть на меня своими ужасными глазами, не говоря ни слова. А потом он неожиданно потянулся себе за пазуху, и, достав что-то, протянул это мне. Какой-то серебристый медальон или амулет. Он был выполнен в виде какого-то животного. Зачем он мне?

— Вы хотите, чтобы я передал его кому-то?

Но он уже закрыл глаза, и похоже что перестал уже и дышать. Надо подняться в квартиру, может у него есть родственники, семья. Надо передать им его вещь. Присваивать ее себе, у меня и в мыслях не было. Как знать, насколько ценна она могла быть для него, для его семьи. Обязательно верну.

Человек умер у меня на руках, и я не почувствовал никакого сожаления по этому поводу. Наверно это потому, что он был мне ни кем. И я представил, что если бы это был мой отец? И тоже ничего не почувствовал.

Май 1914 г.

Петербург

Ночь медленно опускалась на город, поглощая любые источники света. А я все бежал, пытаясь укрыться от него. Он был везде, словно сам город — это и есть он, его воплощение. С приходом ночи он становился сильнее, а я убегал. Я всегда бежал от него в ужасе. Эта тьма пожирала все, и не только свет. За моей спиной была лишь пустота, и она приближалась. Кем я был, и кем стал. Он все отнял у меня. Сжирая по кусочкам все, что мне было дорого, все что принадлежало мне. Укрыться в его городе? Это было невозможно. Он здесь хозяин, а я всего лишь мышь загнанная в нескончаемый лабиринт. Но было одно место. Мое место, где я укрывался от него, пережидая ночь. Ночь была длинна, а день… А был ли когда-нибудь день?