Наталья Аверкиева - Вишенка для Демона

Я зачарованно смотрела на него, не в силах произнести ни слова. Он продолжал читать стихотворение, а у меня подкашивались от восторга ноги. Демон. Демон ночи. Красивый, тонкий, озорной и величественный.

Последнее четверостишие он прокричал небу, задрав голову. Я глупо пялилась на него, как будто передо мной вдруг забил волшебный источник. Хотелось дотронуться до Кира рукой, чтобы проверить, живой ли он, настоящий ли, не придуман ли моим обалдевшим от впечатлений разумом.

— Я Блока люблю, — признался он, широко улыбаясь.

— Ты был похож на демона.

— Какие стихи, такой и я, — кокетливо сбросил волосы с лица.

Мы брели по пустынной набережной, мимо высоких стройных лип и ясеней. Дорогу освещали красивые фонари. Под ними стояли лавочки с ажурными ножками. Было немного страшно — вокруг совершенно безлюдно и тихо, лишь мы с Кириллом шуршим листьями и смеемся. Но он был спокоен и уверенно вел нас к памятнику, негромко читая Фета и Тютчева, Есенина и Ахматову, очень много Блока. Я мечтательно улыбалась, иногда кружилась от восторга, выкрикивая понравившуюся строчку, подхватывая охапку листьев и подбрасывая ее над нами вверх. Кир смеялся и продолжал дальше с еще большим выражением. Мне хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Она такая удивительно прекрасная и волшебная.

Памятник Афанасию Никитину оказался высоким бронзовым дядькой с бородой и в кафтане. Из гранита была сделана ладья и «нос» с конем. Я как раз собралась слазить рассмотреть все это сооружение поближе, потому что авторская концепция от меня пока что ускользала, хотя и рост русского исполина, и страшный конь производили благоприятное впечатление.

— Эй, парень, огоньку не найдется? — откуда-то выползли три личности непонятного вида. Присмотревшись, я поняла, что они едва ли старше Кирилла, если не мои ровесники. На всякий случай, зашла ему за спину. Вот как чувствовала, что не надо было тащиться к этому Никитину, сейчас проблем не оберешься.

— Готы, что ли? — кивнул в мою сторону самый мелкий из них.

— Нет, — затрясла я головой, выглядывая из-за плеча друга. — Мы не местные. Из Москвы.

— Еще и из Москвы, — облегченно выдохнул высокий и крупный парень.

Кир с силой оттолкнул меня в сторону и крикнул:

— Беги!

Зажмурившись от неожиданности, я свалилась на мостовую и быстро поползла в сторону ближайшей лавочки, путаясь в юбке. Раздались громкие крики, мат и глухие удары. Открыв один глаз, я завизжала во всю мощь своих легких — три подонка ногами пинали Кирилла. Тот не сопротивлялся, лишь закрыл голову руками.

— Совершенно не обязательно было тащить меня в больницу, — недовольно проворчал Кирилл, выходя на крылечко и делая глубокий вдох. — Я сразу сказал, что все в порядке.

— Да-а-а-а, — протянула я обиженно. — А если бы было сотрясение мозга? А если бы у тебя были какие-то проблемы с органами? Неужели ты не понимаешь, как это опасно?

— Ой, можно подумать, я ни разу не дрался? — всплеснул он руками и добавил тихо: — Было бы что сотрясать.

— Все равно трое на одного — это нечестно.

— Фигня война, главное маневры, — отмахнулся Кир, резво сбегая по ступеням и направляясь к калитке на выход с территории больницы. — Надо будет сцену переписать. Налажал сильно. Не так все должно быть.

Это он повторил уже раза три за то время, что прошло с драки. Честно говоря, я так перепугалась в тот момент, что своим визгом разбудила полгорода. Откуда-то послышались голоса. И через несколько секунд из темноты к нам выбежали двое мужчин. Я от страха завопила еще громче (хотя куда уж громче?), хулиганы разбежались, а дядьки тут же начали активные действия — один подлетел ко мне, чтобы узнать, все ли со мной в порядке, другой занялся Кириллом и вызвал «неотложку». Сначала я думала, что его убили. Носилась вокруг и дико истерила. Потом заметила, что его плечи вздрагивают, как будто он плачет. Я тут же рухнула перед ним на колени, чтобы успокоить. И каково же было мое удивление, когда выяснилось, что он не слезы льет, а беззвучно хохочет.

«Неправильно написал, — гыгыкал Кир, схватившись за живот, размазав кровь из носа по лицу. — Надо переписать. Обязательно надо переписать!»

Я думала, он тронулся головой. Обеспокоенно смотрела на него, постепенно тоже начиная смеяться сквозь слезы. Кир сел, продолжая загибаться от гомерического хохота. Посмотрел на перепуганную меня и прижал к себе, успокаивая, похрюкивая при этом в ухо. И тут подтянулась «неотложка». Врач сказал что-то умное про состояние не то эффекта, не то аффекта, я не поняла, и забрал Кирилла в больницу. Я увязалась следом.

Только в машине «скорой помощи» заметила, что у него сбиты костяшки правой кисти, значит, он тоже кому-то наподдал, рука немного припухла, и Кирилл периодически сжимал и разжимал пальцы — видимо, болит. Из уголка губ медленно сочилась кровь, которую он раздраженно вытирал тыльной стороной ладони. Грязный, мятый, с разбитым носом и губой — прелесть, а не парень! Я скукожилась, как старый башмак, на сиденье, обхватив ноги, и дрожала, глядя на то, как он прислушивается к своему телу, пытаясь понять, все ли с ним в порядке. На переднем сиденье смеялись фельдшер и медсестра, а мне было страшно — вдруг они ему что-нибудь сломали или отбили.

Потом я сидела около процедурного кабинета и нервничала — Кирилла не отпускали очень долго. Медсестра бегала туда-сюда с таким серьезным лицом, что я начала опасаться за его жизнь. За дверью что-то постоянно гремело. Они делают ему операцию? Приехала милиция. Сразу два милиционера прошли в кабинет, и я чуть не поседела от страха. Заглянула в приоткрытую дверь и выдохнула. Кирилл по пояс голый дрыгал ногами, сидя на кушетке, вокруг него суетилась медсестра, смазывая разбитую кожу йодом, врач что-то писал в карте, а милиционеры, по всей вероятности, составляли протокол. Заметив меня, Кир подмигнул и улыбнулся. Я облегченно выдохнула, шлепнулась на кушетку в коридоре и поняла, как чертовски устала.

— Ты мне можешь объяснить, что это значит? — догнала его и схватила за рукав.

— Я книгу пишу о парне-наркомане. В одной из сцен его избили. Так вот, пока они меня там пинали, я понял, что написал ее не так, надо поправить.

Кир внезапно остановился, из-за чего я врезалась в него, и быстро направился к лавочке, копаясь в рюкзаке. Усевшись, он пристроил на колене потрепанный толстый блокнот и принялся что-то быстро записывать. Я так и стояла посреди дороги, с недоумением глядя на него.

— Сейчас… Запишу только, а то забуду.

Я пожала плечами — пиши, мне-то что…

— Тебе больно? — села рядом с ним.

— Ну… — буркнул он, сосредоточенно что-то записывая убористым почерком. — Неприятно, но терпимо. Жить буду. Не мешай, пожалуйста.

Я кивнула. Веки тяжелые, ноги ватные, состояние разбитое. Хорошо, что ветра нет, а то на таком холоде запросто можно умереть от переохлаждения. Вон даже пар изо рта идет. Сейчас бы в постель и поспать. Еще хочется есть. Да, есть и спать. Я чувствовала, как расслабляются руки и чуть подрагивают пальцы, голова становилась такой, словно в нее налили расплавленный чугун. Где-то в районе лба копошатся мыслишки. Некоторые из них я вижу, почти чувствую, осязаю. Другие пролетают каким-то жужжащим роем мимо. Пытаюсь их остановить. Тянусь. И… мне навстречу из тумана вылетает огромная фура. Скрежет тормозов и жуткий вой клаксона… Я резко дернулась и распахнула глаза.

— Т-ш-ш-ш. — Кирилл погладил меня по руке. Что-то не то…

Что?

Мамочки! А-а-а-а!

Моя голова лежала у него на коленях, ноги на лавочке. Он все так же писал, расположив блокнот у меня на плече.

— Выспалась? — спросил заботливо.

— Я долго спала? — убрала голову с колен. Кошмар какой… Как так вышло-то? Стыдно… И изо рта теперь неприятно пахнет.

— Минут двадцать. — Он протянул мне жвачку.

— Я… не нарочно, — отправила пару подушечек в рот.

— Самое главное, чтобы ты отдохнула перед дорогой. Нам еще день ехать. Потерпи до вечера, в Питере выспимся.

— Я есть хочу. И устала.

— Можешь еще полежать, — улыбнулся Кирилл. — Мне было тепло.

— А мне холодно, — буркнула я.

— Так, принцесса на лавочке проснулась не в духе. Сейчас я мысль закончу и поедем. Будешь шоколад? — Он протянул мне малюсенькую шоколадку, которую обычно дают в кафе вместе со сдачей.

Я окинула его кислым взглядом и жалобно вздохнула. Мама, забери меня обратно.

Настроение испортилось, словно кто-то переключил кнопку с «хорошее» на «отстой». Я плелась за Кириллом. Он курил и что-то напевал под нос. На руках черные митенки. Из-за этого пальцы кажутся неестественно длинными и бледными. Грязные волосы он собрал в хвост. Пальто я отряхнула и даже почистила в больничном туалете лежащей на раковине губкой, так что оно единственное выглядело прилично — крылья как-никак. Рюкзак надо было еще протереть, вон грязь около кармана…