Семен Кончилович - Гибель Иудеи

Через два дня после памятного ночного разговора Домицилла пришла домой в веселом расположении духа. Сияющая, она подозвала Фебу и сказала:

– Ты свободна! Цезарь даровал тебе свободу! Кроме того, Тит обещал навести справки о твоих родных и, если они найдутся, то дать и им свободу!

– Пусть Бог моих отцов наградит тебя за твои милости, повелительница, – сказала она со слезами на глазах. – Но я приму свободу только с условием, что и вперед останусь служить тебе, как раньше.

Домицилла и сама надеялась, что Феба не оставит ее. Ей было бы тяжело расстаться с доброй рабыней. Она решила ежемесячно давать Фебе содержание, чтобы она через несколько месяцев могла отложить сумму, гораздо больше утраченной.

На четвертый день празднеств должно было начаться состязание колесниц в Большом цирке. Посреди арены расположена была длинная каменная преграда, вокруг которой должны были объезжать по семь раз участвовавшие в состязаниях возницы.

Береника, до этого дня не посещавшая триумфальных зрелищ, решилась присутствовать на этом состязании и готовилась к нему заранее. Тит обязательно будет присутствовать в цирке, и этим случаем нужно было воспользоваться. В первый раз ей представилась возможность открыто показаться перед Римом вместе с Титом – пусть народ привыкает видеть в ней жену своего будущего цезаря.

Когда Веспасиан со всем семейством появился в императорской ложе, наполнявшие цирк тысячи людей разразились бурными приветственными криками.

Сам цезарь занял место посередине; по правую руку поместился Тит и возле него Береника; по другую сторону, рядом с царицей-матерью, сел Домициан. Домицилла, намеревавшаяся сесть в глубине ложи, подчиняясь настойчивому желанию цезаря, села непосредственно за ним. Сначала Веспасиан хотел посадить ее возле Тита, но вдруг появилась Береника, и ему пришлось усадить иудейскую царицу на подобающее ей почетное место.

Береника скоро убедилась, что Веспасиан держит себя весьма холодно по отношению к ней, зато необыкновенно ласков с Домициллой. Так как цезарь всякий раз в разговоре с ней должен был оборачиваться назад, то это не укрылось и от всех других. Беренике впервые пришла в голову мысль, что в Домицилле она может найти свою соперницу. Если любовь, как говорят, слепа, то ревность, несомненно, имеет сто глаз.

Домициллу, согласно ее желанию, сопровождала Феба. Сегодня в первый раз вместо платья рабыни она надела одежду вольноотпущенной. С ее места хорошо можно было видеть Домициллу и незаметно следить за тем, что происходит вокруг нее.

Цезарь бросил белый платок и этим дал знак начать состязание. Каждый возница, выступавший на состязании имел свой, отличный от другого, цвет одежды: белый, красный, зеленый или синий. Еще за много дней до состязания заключались многочисленные пари, какой цвет победит. Как только колесницы стремительно выезжали на арену, каждый был поглощен местом возницы своего цвета. Когда казалось, что побеждает один, но затем его неожиданно перегонял другой, из толпы зрителей неслись неистовые крики.

Домициан и Береника поставили на красный цвет, Домицилла – на зеленый. Некоторое время впереди шел белый возница, но мало-помалу стал отставать, и скоро его обогнал сначала синий, а потом зеленый. Красный, по-видимому, сдерживал своих лошадей. Береника и Домициан, казалось, готовы были выпрыгнуть из ложи, чтобы заставить его ехать быстрее. Но постепенно расстояние между ним и первыми двумя все более и более уменьшалось, и, наконец, все три возницы поравнялись и некоторое время шли, не отставая один от другого. Но во время шестого круга колесница синего при повороте неожиданно ударилась о выступ стены, и колесо ее разбилось вдребезги, а возница полетел на землю. Таким образом, впереди остались лишь красный и зеленый цвет. Чем ближе они были к цели, тем усерднее возницы подгоняли своих коней: даже в царской ложе можно было услышать порывистое дыхание взмыленных животных. Оставалось сделать еще один круг: красный возница перевернул кнут и начал неистово наносить удары. Лошади рванулись вперед, опередив на несколько шагов зеленого возницу, но, когда красный и дальше стал погонять по-прежнему, одна из лошадей заупрямилась и встала на дыбы. Это решило все: через несколько мгновений цирк разразился неистовыми криками в честь победившего зеленого возницы.

Когда победитель в сопровождении судей появился в ложе цезаря, чтобы из его рук принять награду – золотую пальмовую ветвь, Веспасиан, обращаясь к Домицилле, сказал:

– Я думаю, что наш герой предпочтет получить награду из твоих прекрасных рук.

С этими словами он передал ей ветвь. Домицилла должна была выйти вперед и при восторженных криках народа вручить победителю награду.

Береника была крайне огорчена и тем, что ей не удалось выиграть пари, и еще более тем, что пари выиграла ее соперница, сиявшая теперь счастьем не столько из-за выигрыша, сколько из-за внимания, оказанного ей самим цезарем. Недобрая усмешка играла на устах иудейской царицы, когда она смотрела, как, смущенная вниманием всего цирка, Домицилла вручает ветвь победителю.

Ростовщик Самуил бен Симеон, познакомившийся с Иосифом во дворце Береники, счел за честь пригласить к себе в дом знаменитого мужа. На обед вместе с ним приглашены были и самые богатые иудеи, жившие в Риме. Помня свое обещание, Самуил бен Симон хотел воспользоваться случаем, чтобы уговорить своих друзей открыть кредит царице.

За столом находились все наиболее известные римские ростовщики, некоторые из них явились вместе с женами и дочерьми.

Скоро хозяин перевел разговор на Беренику.

– Это замечательно, – сказал Иосиф, которого разговор с царицей снова заставил мечтать о несбыточных надеждах, – что в такое безвыходное время дочь Израиля побеждает сердце того, кто является виною всех наших бед. Если ей удастся стать женой будущего цезаря, то, несомненно, Иерусалим и храм будут восстановлены.

– Дал бы Бог, чтобы наша царица стала второй Эсфирью, а то и больше, – сказал Самуил, – мои денежки тогда были бы в безопасности.

– Заплатить на несколько процентов больше, – вставил ростовщик Соломон, – для нее тогда ровно ничего не составит. Вот когда наступит золотое время для Израиля. Римляне во сто раз заплатят нам за то, что взяли.

– Веспасиан, – заметил осторожно ростовщик Исаак, – еще будет царствовать не один год, пока власть перейдет к Титу. Я готов рискнуть чем угодно, но только не раньше, как царица сделается женой Тита. До этого же времени я не так прост, чтобы дать ей загребать моими руками жар.

– В Риме, – сказал Самуил, – можно всего достигнуть, только надо иметь большие средства. Когда у Рима просят – он нищий, когда дают – он царь.

– Прежде чем сразить Голиафа, – заметил Соломон, – Давид должен был запастись камнем с пращой. Если Господь через простого пастуха освободил свой народ от ига филистимлян, то, может, Он и теперь спасет Израиль через эту женщину. Мы же, живущие в Риме, должны быть свободны от упрека со стороны остальных наших братьев, что оставили царицу в беспомощном положении.

– Что Тит страстно в нее влюблен, – сказал Иосиф – это не подлежит сомнению. И император Веспасиан расположен в ее пользу. Отвращение римлян к чужестранке и особенно к дочери нашего народа – вот камень, который лежит на пути и который надо разбить в этом продажном Риме золотым молотом.

– Если Господу угодно будет спасти свой народ, – отвечал Исаак, – то Он сделает это и без моих денег. У Моисея был всего-навсего деревянный посох, когда он шел освобождать Израиль от рабства египетского.

– Я думаю иначе, – серьезно сказал раввин, – все, кто спасал до этого времени народ свой, находили для этого силу в молитве и покаянии. Если Береника покажет мне, что под шелковым одеянием она носит суровую одежду раскаяния и плача, тогда я поверю в ее призвание.

– Где же это написано, – возразил Самуил, – что Эсфирь, например, или Моисей носили покаянные одежды?

Здесь решилась вступить в разговор жена Самуила, потому что Береника своей ласковостью и подарками предусмотрительно успела покорить ее сердце.

– Благородный Иосиф говорил моему мужу, – сказала она, – что в день нашего общего бедствия царица одета была в траурные одежды. Нельзя найти равной ей по красоте, уму и благородству; такой женщине только и быть царицей. И если Господь соединил столько даров в одной особе, то я думаю, что уже по этому можно судить, что она предназначена для чего-то особого…

Спор продолжался еще долго, но к какому-то определенному решению собравшиеся так и не пришли…

После обеда Иосиф отправился на аудиенцию к цезарю. Иосиф знал, что Веспасиан больше всего любит, когда ему говорят прямо без обиняков, и потому начал излагать ему политические соображения, которые могли быть поняты им одним. Он указал прежде всего на материальное и нравственное значение, какое имели рассеянные во всех концах Римской империи иудеи. Чем лучшим мог бы Веспасиан поддержать еще не окрепшее господство дома Флавиев, как не содействием иудеев? Если он, будучи полководцем, прежде всего на Востоке, в Палестине, провозглашен был цезарем, то почему ему нельзя рассчитывать и теперь на иудеев? Кроме того, Иосиф указал на истощенность государственной казны, чему могли бы помочь иудеи, владеющие громадными денежными суммами.