Александр Бушков - Возвращение пираньи

— Простите? — непонимающе спросил Мазур.

— Господи… — ощерился Эчеверриа. — А вы не догадались? Дон Себастьяно Авила — это и есть генерал Чунчо, легендарная фигура в истории наших секретных служб… Умело работает старшее поколение, не правда ли? Эти придурки-герильеро понятия не имели, кого приговорили к смерти…

Мазуру стало несколько не по себе — да и Кацуба помрачнел. Капитан, без сомнений, только что выдал им одну из наиболее охранявшихся государственных тайн — или секретов спецслужб, что в данном случае без разницы. Профессионалы так откровенничают в одном-единственном случае — когда уверены, что собеседник уже никому и ничего не расскажет…

— Что это вы напряглись, друзья? — безмятежно осведомился капитан Эчеверриа. — Неужели испугались, что я могу вас обидеть? Бросьте, ничего с вами не случится, наоборот, обладание протухшими государственными тайнами еще никого на сгубило. Я могу дать слово офицера, что вас не только не обидят — в ближайшие же дни какой-нибудь надутый павлин из президентского дворца вручит вам ордена, причитающиеся за ликвидацию двух из трех главарей «Юпанки». Знаете, как выглядит торжественная церемония? Конечно, в таких вот случаях она происходит вдали от посторонних глаз, но обставляется торжественно: взвод конных драгун в мундирах времен войны за независимость, сабли наголо, павлин в нагрудной ленте цветов национального флага, оркестр…

— Я… — заикнулся было Мазур.

— Вы будете в этой церемонии участвовать, друг мой, — сказал капитан непреклонным тоном. — Будете. Не столь уж высокая плата за возможность выехать из страны беспрепятственно, без лишних задержек и каких бы то ни было вопросов. Не правда ли? Я знаю ваши настоящие имена, так что у вас не будет проблем с ношением… И драгуны отсалютуют вам саблями. Боюсь только, генерал Чунчо не сможет эту церемонию лицезреть…

Ольга фыркнула. Глядя, как переглядываются эти двое — с веселым, хищным азартом молодых волков, — Мазур очередным озарением сообразил, в чем тут дело. Неудача для Ольги и капитана будет как раз их козырем в какой-то собственной игре. Акела промахнулся. Молодые волки наверняка сожрут генерала Чунчо быстро и качественно — ну, не они сами, наверняка есть какой-то моложавый полковник, а то и честолюбивый бригадный генерал, есть начавшаяся не вчера интрига, есть ярое желание спихнуть с дороги оплошавшего вожака… Для кого поражение, а для кого и триумф. Ничего нового. Мы в их возрасте были точно такими — с поправкой на время и страну, конечно, нам и в голову бы не пришло плести интриги против Папы-Кукареку или Железного Дровосека, но потаенно каждый думал примерно то же самое: что наши каперанги отяжелели, что время их, честно говоря, прошло, что пора им на заслуженный пенсион, чтобы не притормаживали молодых, не тыкали в нос устаревшим опытом былых лет… И когда Папа-Кукареку нарвался в Африке на ту пулеметную очередь, при всей непритворной боли утраты где-то в закоулочке сознания сидели чувства, имевшие с горем мало общего, и были они сродни злорадству: лопухнулся старик, реакция уже не та, надо было уйти вовремя, пока не завизжали за спиной: «Акела промахнулся, Акела промахнулся…» Перед самим собой не стоит лукавить, молодые волки везде одинаковы. Вот только мы уже понимаем, что рано или поздно сами услышим азартное молодое повизгивание за спиной, а эта парочка такими тревогами не задается, ибо пока что возмутительно молода. Но обязательно кто-то начнет наступать им на пятки лет этак через пятнадцать, дыша в загривок жарко, молодо…

Из леса вереницей вышли тигрерос, окинули их любопытными взглядами и, повинуясь жесту капитана, направились к палатке.

— У нас будет время кое-что обговорить, — сказал капитан. — Нужно за вами все как следует подчистить, чтобы ни у кого потом не возникало ненужных вопросов. Благо на герильеро можно свалить если не все, то очень многое… извините, я вас ненадолго оставлю.

Он поднялся, взял за локоток Ольгу, и оба отошли метров на пятьдесят, так что невозможно было расслышать, о чем они там говорят. Между деревьями показались новые солдаты, двое несли акваланги и черные гидрокостюмы. Вышколенно не обращая внимания на Мазура с Кацубой, они под командой энергичного сержанта стали разоблачаться. Сержант, подойдя, махнул двумя пальцами у козырька пятнистого кепи и вежливо осведомился:

— Простите, сеньор коммодор, можно спросить, куда вы дели… сеньоров из палатки?

Мазур молча показал на воду в нужном месте. Кивнув, сержант вернулся к аквалангистам и принялся им что-то растолковывать. Кацуба, не вставая, нагнулся, поднял бутылку виски и глотнул из горлышка.

— Дай хлебнуть, — хмуро сказал Мазур.

Все внутри бунтовало. Ситуация была дикая, противоестественная — никогда в жизни, настигнутый погоней, он не оказывался в столь мирной обстановке. Если его когда-то и преследовали, то всегда исключительно ради того, чтобы убить или, в крайнем случае, взять живым для допроса, который хуже смерти. Нынешнее положение было насквозь непривычно. Кацуба, надо полагать, испытывал те же чувства. Их игры всегда проходили по одним и тем же правилам, не менявшимся исстари. Никто и подумать не мог, что начнутся другие игры, что будет Тилькара…

— Как думаешь, не врет насчет драгун? — спросил Кацуба.

— Что, жаждешь триумфа?

— Интересно просто. В жизни со мной не случалось…

— Случится, — сказал Мазур. — Они ж обязательно стрескают Чунчо без хлеба и кетчупа, вон как глазенки горят предвкушением доброй охоты… А вот нам после карнавала с ряжеными драгунами придется дома год отписываться. И это — последний из рассказов о Маугли… Верю, что мы доберемся домой благополучно, но вот не верю нисколечко, что Родина щедро напоит нас березовым соком: не вылететь бы без пенсии…

— За что это?

Мазур хмыкнул, показав на вертолеты вдали:

— За сотрудничество со спецслужбами страны пребывания…

— Брось, — сказал Кацуба без особой убежденности. — Времена все-таки не те.

— Времена всегда разные, а вот люди — те же самые…

Вернулся капитан Эчеверриа, вежливо сказал Мазуру:

— Прошу вас на два слова, коммодор…

Они отошли к деревьям. Поискав глазами Ольгу, Мазур увидел, что она стоит не так уж и далеко, сунув руки в карманы куртки, выпрямившись, неотрывно глядя, как входят в воду аквалангисты — неуклюже переступая, высоко задирая ноги в широких черных ластах, шлепая по мелководью. Поза девушки показалась ему напряженной. Он вопросительно оглянулся на капитана.

— Знаете, — вполголоса сказал Эчеверриа, — мы с сеньоритой Карреас довольно давно работаем вместе. У меня есть и личные причины озаботиться ее судьбой…

— Я знаю, — осторожно сказал Мазур. — Она мне говорила.

— Я тогда был очень молод и очень глуп… а быть может, и нет. Тогда просто невозможно было предсказать, что она станет… Вы знаете, она всерьез намеревается стать первой в Латинской Америке женщиной, которая возглавит секретную службу.

— Не удивлюсь, если это когда-нибудь случится…

— Я тоже. Не беспокойтесь, коммодор. Прошлое… перегорело. И мне сейчас не о чем жалеть. Вовремя понял, что я — не ее половинка. Ей нужен человек, в котором идеально сочетался бы и властелин, и покоренный женщиной мужчина. Это вовсе не столь уж фантастическое, как может кому-то показаться, сочетание. На мой взгляд, оно как раз вам и свойственно. Короче говоря, есть вещи, о которых даже в конце двадцатого века, при всей эмансипации молодая женщина из общества не может говорить с мужчиной. Пришлось на правах друга взять эту миссию на себя. — Он усмехнулся. — Правда, у меня нет красного платка, это у нас обычай…

— Я знаю, — тусклым голосом сказал Мазур. — Всадники на конях с красными лентами в гривах скачут к дому девушки и кричат: «Фуэго!»

— Вот именно. Я готов подойти к ней и сказать: «Фуэго!»

Настал момент, когда недомолвок не осталось, глупо было думать, что он не настанет… Глядя в землю, Мазур вовсе уж севшим голосом произнес:

— Вам нет нужды себя утруждать.

— Вы меня правильно поняли, коммодор?

— Совершенно, — сказал Мазур. — Вы великолепно говорите по-английски, а я прекрасно его понимаю…

— Но я, простите, вас не понимаю. Вы на нее разозлились?

— Нет. Ничуточки. Я не гожусь в мужья блистательной наследнице поместий и плантаций, капитан. Только-то и всего. У меня нет ничего, кроме пригоршни орденов. И квартирки, при одном взгляде на которую ее швейцар — есть же у нее какой-то швейцар? — умрет от смеха.

— Такой ход рассуждений делает вам честь, — сказал Эчеверриа. — Однако позвольте вам напомнить, что менталитет здешнего общества во многом отличается от свойственного вашей родине. Могу вас заверить честным словом офицера, что подобный брак в глазах здешнего общества не будет чем-то необычным и не вызовет ровным счетом никаких суждений, которых вы могли бы стыдиться.