Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 10-11

Благодарим Артура Чарлза Кларка за содействие в выпуске этого номера.

А. Кларк в 1972 году за той машинкой, на которой он писал письма И.А. Ефремову

Переменчивость жизни вошла во множество поговорок. «Мирские волны — морские волны», читаем в далевском сборнике «Пословиц русского народа». Сейчас подобные сборники и словари называют идеографическими. Понятие в обрамлении окружающих слов, словосочетаний и фразеологических оборотов проступает полнее и отчетливее. А каким проступает сейчас, в конце двадцатого века, понятие «мир»? Издавна, что называется — от века, в связке «война и мир» в изобразительном и выразительном отношении в литературе главенствовала война. Можно спорить о причинах, но на данный момент мы имеем дело с ситуацией, когда описание насилия бесконечно и многообразно, а представление о мирной жизни в массовом сознании стремится к нулю.

И вместе с тем, в той фантастике, которую открывает читателям наша «Сверхновая», складывается образ мира, живущего без угрозы самоуничтожения. Проблемы, конечно, неизбывны, а люди — существа весьма конфликтные. Но наша Земля все же продолжает нести на себе человечество на страницах произведений многих авторов. Нам показалось интересным собрать фрагменты мирных картин и сложить из них крошечное окошко, через которое одним глазком можно заглянуть в то будущее, которого желают сегодня.

В разделе «Пятьдесят световых лет спустя» — написанный сразу после образования Организации Объединенных Наций рассказ малоизвестной американской писательницы А. Шэнделинг «Возвращение грифонов», в котором сквозит надежда на то, что стоящее на атомном распутье человечество сможет, наконец, разрешить загадку своего существования. Англичанин Брайан Стейблфорд и американка Линда Нагата рисуют несколько дней из жизни общества, решившего по-своему проблемы перенаселения. В эко-раю Стейблфорда высшей ценностью становятся дети, право иметь которых со-родители получают после многолетнего ожидания. Биодома до молекулы используют ресурсы, снабжая обитателей почти всем необходимым, притом перерабатывают отходы на месте. Но герою рассказа «Невидимый червь» Рику становится яснее, что для него самое важное, только когда так хорошо налаженная жизнь вдруг выхолит из-под контроля. Лишь находчивость его, вовсе не оцененная никем по достоинству, спасает общего младенца: то, что кажется гиперреакцией, есть пробивающаяся из глубины души родительская любовь, которая остается как непреходящая ценность. В «Старой матери» Нагаты (знакомой читателям «Сверхновой» по рассказу «Освободительница» в № 3 за 1994 год) осуществляется мечта о достижении бессмертия. Исцеление и вечная жизнь, однако, даются ценой разлучения с Землей, первоматерью. Здесь, как и в рассказе Стейблфорда, вы не найдете однозначного приятия или неприятия черт изображаемого мироустройства, но в обоих случаях — это картины безусловно мирной жизни.

Возможно, платой за достижения станет сон, «отнимающий» треть жизни («Спи, моя малышка» Лойс Тилтон). Но ни в коем случае жертвой им не должны пасть последние дикие уголки земли (как Ручей Бегущего Лиса в «Осеннем тумане» Нэнси Спрингер). Романтизм — поистине животворящая сила в сверхурбанистичной пародии Пола ди Филиппо «Верите ли вы в чудо?».

Как молитва повторяется лейтмотив всеобщей связи дел человеческих с силами природы и вселенскими законами. Громче всею связь эта слышна Ультиме — целительнице из романа Рудольфе) Анайи, публикацию которого мы начали в № 8–9 за 1996 год и планируем завершить в № 4 за 1997. Воспреемником Ультимы становится мальчик Антонио. Да, может быть, тут фантасты ничего нового не придумали — для них источником новизны и залогом того, что она не оскудеет, остаются дети. Мы тоже решили шире показать в этом номере работы юных художников архитектурно-дизайнерской студии «Старт». Это животные из букв. Иногда в контурах и изгибах можно прочитать начало истории про птицу из страны завитушек (Алёны Хоревой, автора иллюстрации к «Восставшей из праха» Р. Брэдбери в № 5–6 за 1996 год), жука, дружившего с бабочкой (К. Севрюкова) или замечательной черепахи (вид сбоку — Кати Кохташвили, вид снизу — Вали Дуровой). Буквы человеческого языка обнаруживают скрытую связь с «бессловесными» тварями.

В разделах «Обзор» и «Голоса пространства» предлагаем вашему вниманию разговор о творчестве Артура Кларка, публикуем его послание на Марс, которое должно было достигнуть Красной планеты вместе с российской марсианской миссией… И, как обещали, продолжаем Вас знакомить с перепиской И.А. Ефремова с писателями-фантастами Англии и США. В 1996 году наконец на нашем телеэкране прошёл фильм «2001: Космическая Одиссея», поэтому, надеюсь, многие составили о нем свое представление. Сегодня это — классика, есть уже и более зрелищные, с головокружительными компьютерными эффектами (новая эстетика получила даже название «вертижинизм»), но завораживающий символизм чёрного Монолита действует по сей день.

О знаках, которыми надлежит пометить могилу человеческого неразумия — захоронение радиоактивных отходов — размышляет Грегори Бенфорд в статье «Отсюда в вечность». Еще один материал раздела «Теперь вы знаете…» поступил к нам из российского отделения организации «Гринпис», предоставившей также и замечательные фотографии, которые мы поместили на обложке. Чтобы будущее все же наступило, стоит, конечно, перестать использовать столь пагубные для людей и природы субстанции, о которых говорится в подборке «БРР! Пластик!», перекликающейся с рассказом Пола ди Филиппо, фразой из которого мы его назвали.

А когда кругом тихо и спокойно, что может быть лучше, чем путешествия с их всевозможными приключениями. В некоторые можно отправиться уже сегодня, для чего мы знакомим вас с уникальной «Коллекцией приключений». Весь мир-мирской перед вами.

От слова не сбудется, а по слову сбывается.

Впервые Рик заметил завядшую розу, когда пришла пора нести Стивена на утреннее кормление, но тогда он не обратил на нее особого внимания, так как его мысли были заняты другим — в основном, голосом Стивена. Для своего столь юного возраста Стивен обладал весьма мощными легкими, и когда он применял их в полную силу, Рик не медлил. Этот звук пронизывал его насквозь.

Порой Рик гадал, может ли так быть, что у каждого человека имеется какой-то встроенный потайной тумблер, свойственный только ему одному, который, будучи включенным, повергает этого человека в его индивидуальный Ад ни с чем не сравнимых мучений. Если это действительно так, думал Рик, то по какой-то совершенно недоброй прихоти случая Стивен, очевидно, получил способность безошибочно воздействовать на его тумблер.

Тишина, наступившая сразу же после того, как Рик устроил младенца в уголок для кормления, принесла благословенное облегчение, которое, увы — как обычно — было смешано с чувством вины. Теперь, когда Рик смотрел на малыша, жадно набросившегося на соску, он был способен испытывать пристойное чувство любви. Только когда Стивен плакал…

Рик не ожидал, что маленький ребенок в доме будет доставлять столько хлопот, а часто и боли. Он понимал, как повезло обитателям дома, получившим эту привилегию — он сам и его пятеро со-родителей ждали очереди почти десять лет после того, как подали прошение на лицензию — и он был уверен, что любит Стивена ничуть не меньше, чем на это способен любой со-отец, но даже не представлял себе, насколько утомительными, насколько мучительными и изматывающими нервы станут недельные дежурства.

Вся беда, думал Рик, заключается в том, что раньше у него не было почти никакого опыта общения с младенцами. Но в нынешнее время такого опыта не имеет никто. Даже в детстве человеку редко приходится сталкиваться с другими малышами, независимо от того, сколько времени уделяют со-родители хлопотному занятию организации его досуга.

Рик не смел признаться своим со-родителям в том, насколько ему тяжело и неуютно — не потому, что они не поняли бы его. Скорее они настояли бы на том, чтобы постараться понять его, приложив к этому невыносимо много времени и сил. Они расписали бы на две недели вперед план каждодневных вечерних встреч, чтобы иметь возможность обсудить психологические корни экзистенционального беспокойства и опасности, подстерегающие на пути установления родственных связей, проводя долгие часы в сожалениях по поводу того, что эмоциональные основы человеческой натуры были сформированы еще в те дни, когда люди были обычно биологически связаны с детьми, которых воспитывали. Рик предпочитал страдать от молчаливого нетерпения своих со-родителей; никто не смог бы вынести такого количества участия и сострадания.