Литературка Литературная Газета - Литературная Газета, 6538 (№ 01-02/2016)

Эти иллюзии – не тайна, о них много и постоянно, прежде всего, в «сетях», говорят рядовые граждане. Следуя совету автора поэмы «За далью – даль» («И правда дел – она на страже, её никак не обойдешь. Всё налицо при ней – и даже, когда молчанье – тоже ложь»), хочу напомнить ещё об одной из иллюзий. Это слепая вера в «рыночный фундаментализм», в то, что главное – полная свобода частной собственности от государства, а рынок сам всё отрегулирует.

При этом уже давно в развитых странах утвердился государственный капитализм, который балансирует между неуёмными аппетитами буржуазии и необходимостью обеспечить надлежащее состояние «рабочей силы».

Сегодня те «акулы капитализма», которым есть что терять , хорошо понимают: рынок – стихия, где можно не только что-то ухватить, но и многое потерять, и потому открыто восстают против иллюзий «свободного рынка». Показателен пример с крупным финансовым спекулянтом Дж. Соросом, который много лет пропагандировал идеи защитника буржуазного либерализма К. Поппера об «открытом обществе» и создал одноименный частный фонд, принимавший, по его признанию, участие в «дезинтеграции СССР».

В период предпоследнего мирового экономического кризиса в 1998-1999 годах Сорос издал книгу «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности», где выступил с критикой «рыночного фундаментализма» как основного принципа классического либерализма, и сделал признание: «Маркс и Энгельс 150 лет назад дали очень хороший анализ капиталистической системы, который, я должен сказать, в чём-то даже лучше, чем теория равновесия классической экономической науки».

Между тем, все 25 лет наша власть с большей или меньшей, последовательностью остаётся верна этому иллюзорному принципу. В 90-х годах страна с помощью Гайдара и его «команды» во главе с Чубайсом, получила криминальную приватизацию и олигархический капитализм.

Оппозиционные историки и публицисты давно доказали, что криминальный характер приватизации был задан самой государственной властью, запустившей процесс либерализация цен. В результате, как признавал в интервью газете «Financial Times» один из «героев» тех лет К. Бендукидзе, на предпринимателей свалилась «манна небесная, когда захватить Уралмаш оказалось легче, чем склад в Москве... Мы купили этот завод за тысячную долю его действительной стоимости».

Тем не менее, приверженность догматам «свободного рынка», несмотря на «ручное управление» экономикой и политикой, пока ещё очевидна. Она ощутима, например, в стоической поддержке Путиным ряда не очень продуманных действий экономического блока правительства, хотя этот «блок» его не раз подводил, когда соглашался с идеей увеличить ВВП к 2020 году в два раза, или полагал, что цена нефти не может быть ниже 80 долл. за баррель, или заверял и 2, и 3 года назад, что кризис Россией уже пройден.

Приверженность иллюзии «свободного рынка» слышна и в заверениях президента, что Россия не будет строить государственный капитализм. Действительно, зачем строить то, что уже построено, - все эти четверть века либеральных реформ процесс реставрации и внедрения капитализма в российское общество происходит благодаря экономической политике государства. Прошу прощения, власти , поскольку «государство» без наделенных властными полномочиями госслужащих не более, чем машина, а то, как она движется, зависит от знаний и умений «водителя». В том числе предводителя «водителей».

Своего экономического советника и весомого оппонента либералов С. Глазьева президент, похоже, не очень слышит, и, видимо, пригласил в Кремль, чтобы успокоить уставшую от рыночных реформ общественность.

Та же иллюзия всемогущества «свободного рынка» ощущалась и на недавнем гайдаровском экономическом форуме, где прозвучало немало и разумных идей. При этом в речи на нём 13 января премьер-министр обещал российским олигархам новую «большую приватизацию», попутно сетуя, что кризис «ударил по социально незащищенным слоям российского общества». Но остаётся фактом: проводимая экономическая политика, как и все кризисы, бьют прежде всего именно по «социально незащищенным слоям».

Капитализм возник и до середины XIX века развивался стихийно, однако после революций 1848-1849 годов и Парижской Коммуны буржуазное государство начало регулировать отношения труда и капитала. Результатом стало возникновение и развитие госкапитализма, а политическая элита озаботилась ограничением господства частной собственности и стихии рыночного хозяйства.

С середины XX века в большинстве западноевропейских стран взят курс на «социально ориентированную рыночную экономику». Причём, там это не декларации руководителей, не курс на индексацию полунищенских пенсий, которые у нас, скажем, в десятки раз меньше, чем зарплаты министров или депутатов Госдумы. Там это - реальная экономическая политика. Огромна разница между политикой кудесника немецкого «экономического чуда» Л.Эрхарда (за 8 лет построил «социальное рыночное хозяйство») и творцами наших либеральных реформ. В России, которой в наследство от СССР досталось – пусть и со всеми недостатками, но реальное «социальное государство», - оно постепенно испаряется, уступая место не только относительному, но в условиях кризиса и абсолютному обнищанию десятков миллионов россиян.

Когда после Второй мировой войны Германия приступала к возрождению собственного рыночного хозяйства, где приватизировать было особо нечего, там начали с того, что прежние рейхсмарки заменили дойчмарками. Для текущих платежей курс рейхсмарки к немецкой марке был установлен 1:1, а при обмене действовал курс 10:1. Причём, население получило право поменять 400 рейхсмарок единовременно, а затем в течение двух месяцев ещё 200 рейхсмарок на 20 дойчмарок. Немцы, взявшись за возрождение экономики, поставили всех граждан в равные стартовые условия. Никому просто так «манна небесная» на голову не падала.

При этом возможности предпринимателей злоупотреблять собственностью (заниматься мошенничеством, потворствовать коррупции и пр.) были изначально ограничены Конституцией страны, которая провозглашала, что частная собственность должна служить интересам всего общества. Сам Эрхард принципы экономической политики в книге «Благосостояние для всех» определил так: «свобода потребления» как основное демократическое право; «свобода хозяйственной деятельности» как дополнение к свободе потребления; «валютная устойчивость» как мера против «обогащения отдельных кругов населения за счёт других». Он не только понимал, что «эти принципы можно осуществить на практике только в том случае, если общественное мнение готово поставить их выше всех эгоистичных частных интересов», но и, не покладая рук, практически содействовал, чтобы «общественное мнение» соглашалось с этими принципами.

Результат политики Эрхарда известен: в короткие сроки экономика Германии стала крупнейшей в Европе; её основу составили изначально обладавшие ограниченными финансовыми средствами малый и средний бизнес. Известные российскому потребителю фирма строительных материалов «Кнауф» и производитель йогуртов и других молочных продуктов ООО «Эрман» начинали свой бизнес как семейные предприятия.

На фоне подобного опыта проведения экономических реформ по созданию социально ориентированного рыночного хозяйства итоги 25-летней истории российского либерализма, его экономической политики, выглядят по многим параметрам плачевными.

6

Теракт эпохи постмодерна Сможет ли Германия извлечь уроки из кёльнских событий

Политика / События и мнения / Актуально

Янкова Наталия

Кёльн. В ночь на 1 января здесь бесчинствовала толпа

Теги: Евросоюз , политика , миграция

Сможет ли Германия извлечь уроки из кёльнских событий

31 декабря 2015 года в Кёльне произошёл теракт. Именно так немецкая полиция классифицирует происшествие, с которого, без всякого преувеличения, наступил новый этап европейской истории.

Массовое секс-преступление произвело на западное общество едва ли не больший эффект, чем теракт со взрывами или стрельбой. И это неудивительно: в эпоху постмодерна новизна, нестандартность формы воздействует на публику особым образом. То, что не смог бы осуществить террорист-смертник, сделала толпа отморозков. В этом смысле организаторов преступления можно назвать изощрёнными психологами.

О том, насколько сильно оказалось травмировано общество, свидетельствует и реакция немецких медиа – оцепенение перед преступниками и страх перед властью. Информация о событии появилась в главных СМИ только через четыре дня, хотя интернет отозвался на преступление сразу. Правда, теперь, даже по прошествии трёх недель, тема продолжает быть топовой в немецких СМИ, как, впрочем, и мировых.