Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1983 год

Так оно и оказалось, как только разговор зашел о старой утвари.

— В роду Хабардиных полезную вещь не бросали, берегли пуще глаза, — пользуясь случаем, наставлял внука дед. — Ты говоришь, отдай! Тебе все трын-трава, а может, эту борону еще мой отец вязал, поле свое бороновал, да и сейчас она для участка хороша. Нет, не расстанусь с ею...

Дед уперся — и все тут. Внуку неудобно, готов сквозь землю провалиться. Он и уговаривал деда, даже воды навозил для огорода. Но тот ни в какую не соглашается.

— Дед Дмитрий, да распашу я твой огород и пробороную, только не срами ты меня перед хорошим человеком, — взмолился наконец внук.

А дед лишь головой мотает. Тогда стали перед ним рисовать заманчивую картину, как на его борону в музее тысячи людей будут любоваться; нарочно издалека приедут, чтобы посмотреть да понять, как род Хабардиных на земле трудился.

Только тогда наконец согласился дед Дмитрий отдать дорогую его сердцу борону.

За эту поездку Тугарина насобирала много разной посуды, деревянной и берестяной, приглядела и более громоздкий крестьянский инвентарь. Были и деревянные сохи с железными наконечниками. Первые поселенцы в XVII веке получали от казны, придя на сибирские земли, помощь: зерно на посев, косы-горбуши, топоры, серпы и железные сошники.

Такого добра набралось много, а как вывозить все?! Полина Иннокентьевна кинулась за помощью к лесоустроителям. Машины были заняты. Пришлось объяснять, какое большое дело затеял музей... Машину все-таки выделили, и Тугарина заполнила своими экспонатами на железнодорожной станции целый контейнер.

Когда о первых поездках по деревням зашел разговор с другим научным сотрудником музея, Верой Станевич, то она, сама участник последующих групповых экспедиций, подтвердила, что просто трудно себе представить сейчас, как это Тугарина отправлялась в села одна да еще успевала столько всего насобирать и переправить в Иркутск.

— Моя первая экспедиция тоже на всю жизнь запомнится, очень тяжело тогда пришлось, хоть и не одна я была, — рассказывает Вера. — Отправились мы на север области по реке Лене. Втроем поплыли на лодке, только еще собаки не хватало, а приключений было хоть отбавляй. Лодка попалась с плохим мотором. Он часто глох, и мы садились на мель: летом вода в Лене сильно падает. Случалось, вещички из лодки на берег перетаскивали и волоком ее тянули, случалось, и переворачивались. Да еще заладили дожди, но, несмотря на все эти обстоятельства, работали, и находки интересные встречались...

Как-то в Жигаловском районе этнографов направили в одну лесную деревушку: там, мол, полезный для вас человек проживает. У этого деревенского жителя был целый шкафчик деревянной и стеклянной посуды, сохранившейся от предков. Он все отдал музею.

А вот в другой деревне пожалели отдать телегу. Еще крепкая, на деревянном ходу, она была единственная в районе. Не захотели расставаться с такой красавицей. Пришлось потом, на месте мастерить ее подобие, подбирая старые колеса. Но этот случай был исключением. Большинство людей относились по-доброму к собирателям, старались помочь как могли...

Так подружились этнографы в Тулунском районе, где много жило переселенцев из Белоруссии, с Домной Федоровной Гурской. Белорусские женщины — все прекрасные ткачихи, но только одна Домна Федоровна выписала себе семян льна с родной Гомельщины и высеяла их прямо на огороде. На диво всем лен взошел, озарив округу голубым цветом; хозяйка теребила его, собственноручно мяла, трепала и выткала из этой льняной пряжи покрывало, подарив его музею.

Эту историю мне рассказали в одной из изб деревни на Ангаре, где в горнице красуется покрывало Гурской. Но, как говорится, скоро сказка сказывается, да дело двигается куда как не спеша, так было и со строительством этнографической деревни.

Снова пришли на помощь музейным работникам сельские мастеровые люди, потомки первых русских переселенцев с российского Севера. Плотники из поселка Большая Речка, что всего в километрах шести от выбранного под этнографическую деревню места, до сих пор работают в музее: рубят избы на берегу. Многие из них всю жизнь с топором не расстаются, такие, к примеру, как Михаил Иннокентьевич Горбунов, дядя Миша или Анатолий Александров. Уже лет десять они трудятся здесь. Приезжали и иркутские рабочие, внеся свой вклад в строительство, ибо дело это непростое, и проблемы стали возникать с первых шагов...

В прежние времена избы ставили без фундамента — клали прямо стволы лиственницы на землю. Но без фундамента век короче... Решили ставить с фундаментом, а опыт заготовки деревьев использовали прежний. Хозяин, бывало, заранее метил добрые стволы, но валил их осенью или ранней весной, чтоб не было сокодвижения. Стволы разом ошкуривали и сразу же просушивали: не то могли завестись в древесине жучки.

Избу хозяин старался поставить за один световой день. Рубили избу в лапу или в обло, с остатком. Крышу крыли тесом или драньем и, как весь дом, делали без единого гвоздя. Покоилась она на повалах и курицах (вырубали еловые слеги, а корень ели вытесывался в виде головы курицы). Тес крепился толстым бревном — охлупнем, — его надевали желобом на стык досок. Так строили и в музейной деревне — по старинке, соблюдая все тонкости народного зодчества.

Мало-помалу, но росла эта необычная деревенская улица на берегу Ангары, по которой мы сейчас прогуливаемся с Полиной Иннокентьевной Тугариной.

— Да, старались все без фальши воссоздать, например, первая усадьба из старого бревна построена без гвоздей. Есть усадьба зажиточного крестьянина, есть и середняка, а вот изба гончара. Там и гончарный круг стоит. На нем вручную изготовлялась посуда, отличавшаяся простотой формы, обжигалась посуда в печи. Давайте зайдем хотя бы в этот дом, — гостеприимно приглашает Полина Иннокентьевна.

В большом дворе, вымощенном деревянными плахами, — чистота и порядок. Замыкают двор одно-двухъярусные амбары, простенок между которыми забран крышей, так что получается навес. Под ним стоял верстак, лежали столярные инструменты. Из чистого двора переходим в хозяйственный. Тут под навесом-завозней хранятся телеги, сани-розвальни, дровни, сохи и выездная праздничная кошевка, обитая коровьей шкурой. Здесь же бочки, схваченные еловыми обручами сверху донизу, — предназначены для засолки огурцов и грибов.

— Видите, дом на связи, то есть две избы соединяются сенями, — это характерно для сибирской деревни, — показывает Тугарина. — Обычно вначале строили жилую часть дома для всей семьи, а затем уже для молодых пристраивалась вторая половина дома. Изба делилась на две части: на куть и горницу.

Наклонившись, чтобы не стукнуться лбом о притолоку, вхожу в куть вслед за Полиной Иннокентьевной, которая почему-то улыбается.

— Вот и поклонились домовому — такие низкие двери специально делались. Через них и волоковое окно над полатями выходил дым. Ведь до XIX века избы отапливались по-черному. В кути была печь из глины — глину забивали между досками. Потом опалубку снаружи разбирали, а изнутри все доски прогорали. Чтобы тепло не уходило, оконца делали маленькими и затягивали бычьим пузырем или слюдой. Так вот и жили...

Разглядываю в кути на полках-воронцах разнообразную посуду: глиняную, деревянную, берестяную. Деревянную изготовляли из цельного куска древесины, обычно капа — нароста на березе. Столы здесь не застилались (скатерти я увидел только в горницах), а скоблились ножом до белизны.

Выходя со двора, заметил баньку.

— Это зимняя. Под дверь нарочно наметали сугроб, чтобы нырять, напарившись, в снег. А в проулок выходило оконце, через которое парни высматривали себе невест, — смеется Тугарина. — Летние же бани строили над рекой: попарился — и сразу с пару-жару в воду бросился.

Увлекаясь, Полина Иннокентьевна говорит о музейной деревне совсем как о живой. Такой ее и представляют себе этнографы.

Здесь проводятся детские фольклорные праздники с хороводами, песнями, народными играми (лаптой и бабками), русскими качелями. Сюда на смотры фольклорных коллективов съезжаются певуньи и певцы со всей области. Звучат над рекой старинные песни, обрядовые и игровые.

Музейная деревня разрастется на десятки гектаров. Кроме жилых построек, реставрируются сейчас водяная мельница, церквушка XVII века, проезжие ворота с башенкой и смотровой площадкой наверху. Много экспонатов собрано для восстановления промыслов: ткацкого, кузнечного, рыболовного. Есть старинные инструменты, станки, лодки-долбленки. Из мест затопления вывезены бурятские и эвенкийские чумы, так что в ближайшем будущем деревня разрастется еще больше...

Мы идем по улице — весело поблескивают оконца на совесть срубленных домов. Тугарина мне рассказывала, как опасалась поначалу, что здесь не поселятся ласточки. А и  вот они, чиркают крыльями из-под крыши, выносясь в голубое полуденное небо. Слепили ласточки гнезда, выводят птенцов — совсем ожила деревня.