Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год

Я увидел вдалеке тень лодки за секунду до того, как решил сдаться. Я нырнул, содрал с себя маску и из последних сил поплыл к лодке. Когда я переваливался через борт, мимо моих ног пронеслась барракуда.

Наверное, пройдет немало времени, прежде чем я снова отправлюсь с гарпуном под воду. Когда я рыбачу, мне хочется быть рыбаком, а не уловом. Такой у меня принцип.

Домой

С островов Индийского океана мы вернулись не с пустыми руками. У нас было живое свидетельство того, что диковины там есть: мы везли с собой двух лемуров — священных полуобезьян Мадагаскара.

Я всю жизнь мечтал о лемуре, с тех самых пор, когда еще ребенком прочитал легенду об этом симпатичном зверьке. Звучала легенда примерно так.

На пятый день творения бог стал создавать животных. Он сидел на берегу большой реки и, улыбаясь в бороду, лепил из глины зверей самого причудливого вида. Фантазия его работала вовсю. Бог рано кончил работу в тот день (ведь на следующее утро ему надо было создавать человека) и уже собирался идти спать, как вдруг заметил, что у него остаются кое-какие лишние детали: лисья мордочка с черным носом и желтыми глазами, тело, которое по идее предназначалось кенгуру, но потом было заменено другим, четыре черные обезьяньи лапы и черно-белый хвост длиною в метр. Бог осторожно сложил все это вместе, но вид у нового создания оказался настолько странным, что он долго колебался, прежде чем вдохнуть в него жизнь.

— Как же мне его назвать? — бормотал он про себя. — Лемминг? Нет, это уже было. Лем-лем-лем... Лемур! Вот это, пожалуй, годится.

И бог вдохнул в эту глиняную фигурку жизнь и сказал:

— Стань, лемур!

И лемур стал. Он посмотрел на бога ясными янтарными глазами и спросил:

— А почему у меня должен быть такой вид? Не так уж это весело — быть скроенным из остатков. К тому же хвост, хоть и красивый, будет волочиться по земле и весь облезет.

Тогда бог улыбнулся и сказал:

— Другим я дал силу, хитрость и злость. Тебе же дам кроткий прав, добрые мысли и спокойную доверчивость. А насчет хвоста не беспокойся: я наделю тебя способностью держать его кверху, так что все будут завидовать тебе и говорить: «Ах, если бы я мог носить свой хвост так же гордо, как лемур!»

Лемуру стало немножко легче, но он все же подозрительно спросил:

— А как я буду говорить?

— Хэ? — переспросил бог. (Он стал туговат на ухо после того, как сотворил грохочущие небеса.)

— Хэ-хэ, — повторил лемур. — Что ж, звучит неплохо.

С тех пор лемур и говорит только «хэ-хэ».

Это рассказ о происхождении лемуров. Дальнейшая их история изобилует провалами и темными местами. Известно только, что после грехопадения лемурам пришлось уйти из рая — хищники там стали показывать зубы, а люди — бросаться камнями. В конце концов лемуры очутились на пустынном морском берегу, построили плот и отправились на нем в неизведанные дали. Пушистые, торчащие кверху хвосты служили им парусом, а в один прекрасный день на рассвете времен они причалили к зеленому цветущему острову.

— Хэ-хэ! — сказал капитан лемуров, что в данном случае означало: «Здесь растут бананы. Здесь мы будем жить».

Размахивая полосатыми хвостами, лемуры выпрыгивали на берег. Они шли по острову, раскачиваясь, как старые моряки, жевали бананы и кузнечиков, а когда солнце село, разбились по парам. «Хэ-хэ...» — шептали они друг другу, глядя на яркую блестящую луну.

Скоро в лесу уже трудно было найти дерево, на котором бы не было маленьких добродушных лемурят. С той поры остров стал называться Лемурией.

Однажды лемуры услышали чужие шаги, треск сучьев и увидели существо, созданное богом по своему образу и подобию, только без бороды и с черной кожей. Это был человек, который пришел в лес за медом. Он ловко вскарабкался на огромный баобаб и у самой вершины нашел дупло, из которого пахло медом. Приложив ухо к дереву, он услышал, что внутри все гудит и звенит, будто ветер бьет по тамтаму, оставленному у хижины, и сунул в дупло руку, чтобы выгрести мед диких пчел. Но этого ему делать не стоило: в него тут же вонзились тысячи алых жал, и, не удержавшись на ветке, он полетел вниз. И вдруг из листвы баобаба высунулись сотни лисьих носов, меж ветвей замелькали сотни полосатых хвостов, сотни маленьких черных рук подхватили человека и бережно опустили его на землю. Когда сквозь щелки глаз, запухших от пчелиных укусов, он разглядел опечаленные черные мордочки и почувствовал, как черные морщинистые пальцы ласково гладят его по лицу, он вспомнил своего старого дедушку и сказал: «Бабакуте!», что значило «дедушка снова стал маленьким мальчиком». Так их зовут на Мадагаскаре.

Теперь вы понимаете, почему я так хотел иметь лемура — этого доброго зверька из сказки. Когда я приехал в старую Лемурию, которая теперь зовется Мадагаскаром, я всеми возможными путями пытался познакомиться с этими существами, но они оказались заповедными. Дело в том, что по древним поверьям мадагаскарцев в лемурах живут души их умерших предков, а разве можно допустить, чтобы почтенные предки трясли прутья решеток в чужеземных зоологических садах?

И вот (судите сами о моей радости) я с помощью шведского консула стал владельцем лемура. На аэродроме нас с Хасснером ждали две клетки, в которых сидели два желтоглазых красавца. Один предназначался губернатору Джибути, другой — самый красивый — мне. Нам удалось незаметно протащить клетки в самолет и кое-как спрятать их, прикрыв плащом.

Все шло нормально. Но в полете хорошенькая стюардесса почему-то смотрела на нас с неприкрытым любопытством. Не успел самолет взлететь, как она поставила перед нами две бутылки шампанского и блюдо слив, и потом безостановочно носила нам вино, фрукты и какие-то сушеные сласти. Время от времени она заглядывала в бумагу, после чего доставала какой-то шуршащий мешочек; ее поведение было настолько странным, что в конце концов мы спросили, что это значит. Она протянула нам бумагу. Это было официальное письмо на бланке Мадагаскарского научно-исследовательского института:

Стюардессе самолета линии «Эр-Франс»

Вашим рейсом отправляются в Париж два молодых лемура. Прошу учесть, что они много и часто пьют. Кормить их можно фруктами и кусочками хлеба, смоченными в молоке, однако на всякий случай я посылаю вместе с письмом мешок сушеных кузнечиков, их любимую пищу.

Заранее благодарю за помощь.

С уважением

(Подпись неразборчива. )

До сих пор я считаю для себя большой честью, что меня приняли за лемура — этого доброго, простодушного зверя из лесов Мадагаскара. Если вы мне не верите, спросите самого Бабакуте: он живет теперь в зоопарке на Скансене, смотрит на посетителей прозрачными солнечными глазами и согласно говорит: «Хэ-хэ».

Олле Страндберг, шведский писатель

Перевел со шведского Ю. Поспелов

Продолжение. Начало в № 9, 10.

На другой день, в воскресенье, 11 июля, рано утром нас со Сведенборгом разбудили громкие крики:

— Южный ветер, сильный южный ветер!

Мы соскочили с коек в узкий проход, кое-как оделись и бросились на мостик.

Лейтенант Норселиус встретил нас двумя кружками горячего кофе и бутербродами.

— Около четырех утра, — сказал он, — подул свежий зюйд-вест. Ветер порывистый, крепчает с каждой минутой.

— Где Андре? — спросил я.

Оказалось, что Андре уже съехал на берег вместе с Цельсингом и поднялся к эллингу.

В небе быстро летели на север рваные тучи, изредка по «Свенсксюнду» скользили яркие снопы солнечных лучей.

— Теперь держись, — сказал Сведенборг.

— Где Эренсверд? — спросил я.

— Спит, — ответил Норселиус. — Сейчас вахту несет старпом. А старпом — это я.

— Лембке?

— Он редко встает раньше десяти.

На судне не осталось ни одной лодки, которая могла бы свезти нас на берег. Было ясно, что близится решающая минута.

— Ты боишься, — сказал Сведенборг, повернувшись ко мне. — Тебе нужно, чтобы кто-то решал за тебя. Но Андре находится на берегу. — Потом он обратился к Стриндбергу: — Ты был на Датском в прошлом году. Ты боишься еще больше, чем наш друг Френкель. Что страшнее? Стартовать или не стартовать?

Норселиус подошел к Сведенборгу.

— Между нами, лейтенантами, — сказал он, — прошу тебя заткнуться.

Около восьми Андре вернулся на «Свенсксюнд» вместе с Цельсингом, Стаке и одним из плотников.

Он был очень серьезен и немногословен.

Чувствовалось утомление — вполне объяснимое, если учесть, как напряженно он трудился последние недели.

— Мне нужен час на раздумье, — сказал он. — За это время вам, Френкель и Стриндберг, следует уложить личные вещи и написать письма.