Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1992 год

Большого буйвола я подарил проводникам. А вечером ко мне явился почтенный чернокожий старец и представился отцом одного из моих отставных аскари. Я постарался оказать ему самый любезный прием, и старый джентльмен перешел к делу. Смысл его длинной и высокопарной речи сводился к тому, что он хотел бы получить еще некоторое количество мяса. Я не знал, сердиться или смеяться — вот уж не ожидал, что для трех человек, даже с семьями, окажется недостаточным полтонны превосходной буйволятины!

Наш лагерь был расположен в тенистом, живописном уголке на берегу Кафуэ, но жить в нем оказалось невозможно из-за гиен. С наступлением темноты они выходили на охоту целыми стаями, и жуткие вопли, хохот и завывание наполняли весь лес и не прекращались до рассвета. Наши собаки старались не отстать от них, и в результате получался концерт, описать который мне не под силу. Проведя две бессонные ночи, мы сняли лагерь и вернулись к паромной переправе.

Теперь мы направились по уже знакомой мне дороге в сторону Мумбвы. Возле деревни вождя Кабанги было решено задержаться на пару суток — здесь представлялась хорошая возможность поохотиться на льва. В последнее время хищники очень осмелели и средь бела дня нападали на деревенский скот. Казалось бы, вождь должен обрадоваться нашему намерению и постараться всячески облегчить охоту — его стадо уже не раз пострадало от нападений львов. Ничего подобного! Когда я попросил продать нам пару телят для использования в качестве приманки, Кабанга погрузился в раздумье. Наконец, после долгих колебаний с его стороны и уговоров — с моей, мы сошлись в цене, но вождь выглядел настолько расстроенным, словно служить приманкой предстояло ему самому, а не телятам, которых, кстати, все равно рано или поздно съели бы львы — и совершенно бесплатно.

В деревню вели две дороги, и возле каждой наши люди соорудили по махану — засидке. Перед заходом солнца, пожелав друг другу удачи, мы разошлись в разные стороны и заняли свои посты; телят привязали десятью метрами дальше.

Надо сказать, что при охоте на хищных зверей засидка на дереве дает много преимуществ. Во-первых, охотник получает большой обзор; во-вторых, возрастают его шансы остаться незамеченным. Дело в том, что хищники всегда внимательно осматривают местность, приближаясь к добыче, и легко замечают всякий незнакомый или опасный предмет. Но вверх они смотрят гораздо реже, поскольку обычно на деревьях нет никого, кроме птиц и обезьян — существ, на которых ни один лев никогда не обращает внимания. В-третьих, ветер теряется в кронах деревьев, и вероятность того, что зверь почует охотника, во много раз меньше, чем на земле.

Как только я устроился на ветвях, за меня принялись москиты. Ни до, ни после той ночи мне не приходилось терпеть подобную муку: нельзя было ни прихлопнуть очередного кровопийцу, ни почесать укушенное место. Постепенно я начал понимать, что охота на львов — действительно занятие для героев.

Около полуночи из зарослей вышла пятнистая гиена, прошла мимо теленка, оглянулась, постояла и медленно направилась к нему. Против ожидания, теленок не проявлял никаких признаков страха — наоборот, он сделал несколько шагов навстречу зверю, который мог — в буквальном смысле слова — откусить ему голову одним движением челюстей. Некоторое время они дружелюбно рассматривали друг друга, потом огромная гиена повернулась и затрусила дальше; видимо, она не успела проголодаться. Больше всего меня удивил громкий, отчетливый звук ее шагов — на слух казалось, что по дороге идет человек, а не животное.

Львы так и не появились, и, когда рассвело, я слез с дерева, отвязал теленка и пошел в деревню, усталый и изъеденный москитами до полусмерти. Оказалось, что Хэмминг не стерпел пытки гораздо раньше — он вернулся в лагерь пять часов назад, предпочитая москитам ночную встречу со львом или леопардом.

По иронии судьбы, в эту самую ночь львы пировали в соседней деревне — они вломились в загон для скота и ни в чем себе не отказывали. Лишь с восходом солнца жители деревни, объединившись, сумели прогнать наглых разбойников. Все это мы узнали уже значительно позднее.

Наш караван опять двинулся в сторону Мумбвы и через три дня достиг селения одного из знаменитейших индун (военачальников) племени машукулумбве, великого охотника Какуа. Вождь был уже стар, но охотники всегда рады друг другу, независимо от возраста и цвета кожи. Он принял нас очень радушно, и мы задержались в деревне на несколько дней.

Здесь произошел прискорбный эпизод, в результате которого дружба между Хэммингом и обезьяной Жако дала трещину. В то утро голодный и усталый Хэмминг вернулся с удачной охоты. На столе его ожидала яичница-глазунья, на изготовление которой пошли последние яйца — наши запасы были на исходе. Хэмминг послал боя за водой и стал умываться, предвкушая королевский завтрак. Но в тот момент, когда он вытирал лицо, дружище Жако одним великолепным прыжком достиг стола, наклонился к тарелке и быстро запихнул яичницу себе в рот! Услышав испуганные крики слуг, Хэмминг обернулся, взревел, как раненый лев, и бросился на похитителя; Жако схватил последний кусок глазуньи, сунул под мышку и кинулся наутек. Хэмминг, забыв усталость, преследовал его, горя жаждой крови. Привлеченный внезапным переполохом, я вошел как раз в тот миг, когда мой друг изловчился и поймал маленького бабуина за шиворот. Через секунду острые зубы впились ему в руку, и он с проклятием отшвырнул Жако далеко в сторону. Я был уверен, что обезьяна убита или, во всяком случае, искалечена. Но Жако поднялся, отряхнулся, подобрал извалявшийся в пыли драгоценный кусок яичницы, степенно отошел в тень и не торопясь закончил свою трапезу; он считал инцидент исчерпанным. Затем Жако встал, подошел к нам, забрался на стул напротив Хэмминга и самым дружеским образом заговорил с ним о чем-то на своем обезьяньем языке. Не в силах больше сдерживаться, я покатился со смеху, но Хэммингу в то утро изменило чувство юмора, о чем он и заявил прямо и недвусмысленно.

Вождь Какуа рассказывал мне, как люди его племени охотились на слонов в те времена, когда огнестрельное оружие было недоступно для негров. Использовались два способа. В первом ключевую роль играли, как ни странно, собаки. Специально обученные своры выпускались на одинокого слона. Возмущенный внезапным нападением нахальных шавок, гигант останавливался и пытался разметать их хоботом или растоптать; собаки уворачивались, и слон вертелся на месте. В это время охотники, пользуясь тем, что внимание огромного животного отвлечено, подкрадывались к нему сзади и вонзали копья в слоновье брюхо, стараясь загнать их как можно глубже. Сразу убить слона таким образом удавалось редко, и обычно каждая охота стоила жизни одному-двум людям.

Второй способ, более быстрый и безопасный, позволял охотиться на слона даже в стаде. Оружием снова служило копье, но особого рода: к прочному шесту приделывали широкий железный наконечник метровой длины, с остро отточенными краями. На другом конце копья закрепляли груз — тяжелый деревянный чурбак или большой камень. Охотники со своим страшным оружием заблаговременно занимали позицию на высоком дереве, и, когда слон оказывался под ними, направляли копье в цель и, общими усилиями метали его, стараясь попасть в шею или под лопатку. Обезумев от боли, слон с ревом кидался прочь, но торчавшее в нем копье погружалось все глубже и вскоре поражало жизненно важные органы. Даже если бросок бывал не совсем точен, животное очень быстро погибало от потери крови. Жестокие способы, спору нет. И все же, пока применялись только они, стада слонов были во много раз больше, чем теперь, когда у черных племен в изобилии появились ружья.

Идя вдоль Кафуэ, мы пришли к фактории Дэвида Райта. Он как раз собирался предпринять путешествие на юг, примерно в те края, куда направлялись и мы. Его предложение — проделать вместе оставшуюся часть маршрута — было принято с энтузиазмом: во-первых, в компании веселей, а Райт был отличным охотником и опытным путешественником; во-вторых, что немаловажно, у него имелся готовый штат обученных слуг. Один из них, Вильзони, стал впоследствии моим оруженосцем.

Возле фактории часть людей разбежалась, и теперь нам потребовались дополнительные носильщики. Наш лагерь находился недалеко от деревни Калассы, которому я однажды помог выпутаться из неприятной истории; оставалось надеяться, что вождь не забыл оказанной ему услуги и своих заверений в любви и преданности.

Увы, Каласса принял меня более чем официально. Но он не может дать нам людей. Даже будь мы правительственной экспедицией, он смог бы выделить не более одного-двух человек, да и то вряд ли. Просьба предоставить проводника также была им отвергнута.

В конце концов я потерял терпение, обругал старого жулика и велел слугам схватить пятерых человек и привести в наш лагерь. Иного выхода не оставалось — не бросать же часть груза посреди буша. Чтобы удержать новобранцев от немедленного дезертирства, я обещал им хорошую плату и гарантировал полную безопасность.