Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1973 год

Рабочие безучастно посмотрели на Мартина Бека; правда, младший выплюнул окурок и растер его каблуком.

— Курить в пакгаузе, — покачал головой старший. — Да знаешь, что тебе за это было бы...

— ...раньше, — кисло договорил за него младший. — Так ведь то раньше, а мы живем теперь, или ты этого до сих пор не усек, старый хрыч?

Он повернулся к Мартину Беку:

— А вам что тут надо? Посторонним вход воспрещен. Вон и на двери написано. Может, вы читать не умеете?

Мартин Бек вытащил бумажник и показал удостоверение.

— Легавый, — процедил младший.

Старик ничего не сказал, но уставился в землю и отхаркался, словно для плевка.

— Вы здесь давно работаете?

— Семь дней, — сказал младший. — И завтра конец, уж лучше вернусь на грузовой автовокзал. А вам зачем?

Не дождавшись ответа, парень добавил:

— Здесь скоро вообще всему конец. А дед вот помнит еще времена, когда в этой чертовой развалюхе вкалывали двадцать пять работяг и два десятника покрикивали. Он мне об этом раз двести толковал.

— Тогда он, наверно, помнит рабочего по фамилии Свярд. Карл Эдвин Свярд.

Старик поднял на Мартина Бека мутные глаза.

— А что стряслось? Я ничего не знаю.

Все ясно: из конторы уже передали, что полиция ищет кого-нибудь, кто помнит Свярда.

— Помер он, Свярд, помер, давно похоронили, — ответил Мартин Бек.

— Помер? Вот оно что... Ну, тогда я его помню.

— Не заливай, дед, — вмешался парень. — А кого Юханссон на днях расспрашивал? И никакого толку не добился. У тебя паутина в мозгах.

Видно, он решил, что Мартина Бека можно не опасаться, потому что спокойно закурил новую сигарету и продолжал:

— Я вам точно говорю, дед из ума выжил. На следующей неделе увольняют, с нового года будет пенсию получать. Если доживет.

— У меня с памятью все в порядке, — оскорбленно возразил старик. — И уж кого-кого, а Калле Свярда я хорошо помню. Да только мне никто не сказал, что он помер. Мартин Бек молча слушал.

— На том свете и фараон тебя не достанет, — философски заключил старик.

Парень встал, взял канистру и зашагал к воротам.

— Скорей бы этот чертов грузовик пришел, — пробурчал он. — А то в этом доме престарелых сам плесенью обрастешь.

— Что за человек он был, этот Калле Свярд? — спросил Мартин Бек.

Старик покачал головой, опять отхаркался и чуть не попал плевком в правый ботинок Мартина Бека.

— Какой человек? Это все, что тебе надо знать?

— Все.

— А он точно помер?

— Точно.

— В таком случае разрешите доложить, что Калле Свярд был первый подонок во всей этой дерьмовой стране. То есть я другого такого подонка не встречал.

— Что же в нем такого особенного было, в этом Свярде?

— Особенного? Да уж что верно, то верно — лентяй он был особенный, другого такого не сыщешь. А еще скупердяй, какого свет не видел, и никудышный товарищ. От него, хоть ты помирай, глотка воды не дождешься.

Он помолчал, затем плутовато добавил:

— Правда, кое в чем он был молодец.

— Например?

Старик отвел глаза, помялся, потом сказал:

— Например?"Да хоть лизать корму начальству. И спихивать на других свою работу. Больным прикидываться. Опять же инвалидность ухитрился вовремя получить, не стал дожидаться, когда его уволят.

Мартин Бек сел на ящик.

— А ведь ты не это хотел сказать.

— Я?

— Да, ты.

— А Калле точно отдал концы?

— Умер. Слово.

— Откуда у фараона честное слово... И вообще, негоже покойника охаивать, хотя, по-моему, это не так уж важно, только бы ты с живыми по совести обращался.

— Подписываюсь двумя руками, — сказал Мартин Бек. — Ну, так в чем же Калле Свярд был молодец?

— А в том, что знал он, какие ящики разбивать. Но все норовил в сверхурочные часы, чтобы не делиться.

Мартин Бек встал. Так, вот еще один факт, и, наверно, единственный, которым располагает этот старик. Умение разбивать нужный ящик всегда играло важную роль в этой профессии... Чаще всего страдали при перевозке спиртное, табак и всякие мелкие изделия, которые несложно унести и сбыть.

— Ну вот, — сказал старик, — сорвалось с языка. Ладно... Узнал, что надо, и сразу сматываешься. Давай, всего, приятель.

Карл Эдвин Свярд не пользовался любовью товарищей, но пока он жил, с ним обращались по совести...

— Всего, — повторил старик. — Счастливый путь.

Мартин Бек уже шагнул к двери и открыл рот, чтобы поблагодарить и попрощаться, но передумал и снова сел на ящик.

— А что, посидим еще, потолкуем?

— Чего, чего? — недоверчиво вымолвил старик.

— Вот только жаль, пива нет. Но я могу сходить.

Старик вытаращил глаза. Выражение покорности судьбе сменилось на его лице удивлением.

— Нет, ты правда?.. Потолковать... со мной?

— Ну да.

— Так у меня есть. Пиво есть. Вот, под ящиком, ты на нем сидишь.

Мартин Бек приподнялся, и старик достал из-под ящика две банки пива.

— Плачу? — спросил Мартин Бек.

— Плати, коли хочется. А можно и так.

Мартин Бек протянул ему пятерку и снова сел.

— Так говоришь, по морям плавал, — сказал он. — И когда же ты первый раз в рейс пошел?

— В девятьсот двадцать втором, из Сюндсвалля. Судно называлось «Фрам». А шкипера звали Янссон. Ох и злыдень был...

Когда они откупорили по второй банке, вошел водитель электропогрузчика. И сделал большие глаза:

— Вы в самом деле из полиции?

Мартин Бек промолчал.

— Да вас самих привлечь не мешало бы, — заключил парень и опять вышел.

Мартин Бек ушел только через час, когда к пакгаузу наконец подъехал грузовик.

Этот час не был брошен на ветер. У старых рабочих есть что порассказать, странно только, что никому нет до них дела. Взять хоть этого старика — сколько он повидал и пережил на суше и на море...

И в деле Свярда появилась еще одна ниточка, которую не мешало бы размотать.

Мартин Бек был в отличной форме, когда после ленча вошел в контору транспортной фирмы на Корабельной набережной.

Он понимал, что с его вопросом не приходится рассчитывать на особенную отзывчивость. И не ошибся.

— Повреждения грузов при перевозке?

— Вот именно.

— Конечно, без повреждений не обходится. Вам известно, сколько тонн в год мы обрабатываем?

Риторический вопрос. От него явно хотели поскорее отделаться, но он не собирался отступать. Ему надо было знать, что могло случиться, когда работал на складе Свярд.

— Шесть лет назад?

— Шесть, семь... Давайте возьмем шестьдесят пятый и шестьдесят шестой годы.

— Вы посудите сами, можем ли мы ответить на такой вопрос? Я вам уже сказал, что в старых пакгаузах повреждения случались чаще. И бывало, что ящики разбивались, но ведь на то и страховка, чтобы покрывать такие потери. С рабочих редко взыскивали. Кого-то иногда приходилось увольнять, не без этого, но в основном временных.

Мартина Бека интересовало, регистрировались ли где-нибудь повреждения грузов, с указанием виновного.

Конечно, десятник делал соответствующую запись в амбарной книге.

А сохранились амбарные книги за те годы, когда Свярд работал на складе?

Надо думать, сохранились в каком-нибудь старом ящике на чердаке. Там невозможно что-нибудь найти. Сейчас ничего не выйдет.

После непродолжительной дискуссии, что понимать под словом «невозможно», было решено, что простейший способ избавиться от него — уступить.

На чердак послали молодого человека, который почти сразу вернулся с пустыми руками и удрученным лицом. Мартин Бек отметил, что на пиджаке клерка нет даже следов пыли, и вызвался сам сопровождать его в повторной вылазке.

На чердаке было очень жарко, и в солнечных лучах плясали пылинки, но, в общем-то, ничего страшного, и через полчаса они нашли нужный ящик. Папки были старого типа, картонные, с коленкоровым корешком. На ярлычках — номер пакгауза, год. Всего набралось пять папок — от второй половины шестьдесят пятого до первой половины шестьдесят шестого года.

Молодой клерк утратил свой чинный вид, его пиджак просился в химчистку, все лицо было в грязных потеках.

В конторе на папки посмотрели с удивлением и неприязнью.

Нет, нет, никаких расписок не надо, и возвращать папки не обязательно.

— Надеюсь, я не очень много хлопот причинил, — учтиво сказал Мартин Бек.

Когда он удалился, зажав добычу под мышкой, его провожали холодные взгляды.

Добравшись до Вестберга аллее, Мартин Бек первым делом отнес папки в туалет и стер с них пыль. Потом умылся сам, после чего сел за свой стол и углубился в документы.

Когда он приступил, часы показывали три; в пять часов он решил, что можно подвести черту.

Количество обработанных грузов учитывалось ежедневно, и записи были сделаны достаточно аккуратно, но сплошные сокращения мало что говорили непосвященному человеку.