Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1974 год

Господин Петр Владимиров занимался оптовой торговлей фуражом. Но его молодая жена была далека от забот мужа. По профессии парикмахерша, в своем родном городе она содержала салон, а здесь заняться привычным делом ей не разрешил муж.

— Думаю, что сумею прокормить жену, — поделился он с хозяином дома, который проникся уважением к молодому, но вполне солидному квартиранту

Правда, был один немаловажный момент, смущавший Владимирова, если болгарская полиция не признает их румынских паспортов и не выдаст постоянные болгарские, затее с торговой конторой не суждено осуществиться. Придется возвращаться в Румынию

Наконец наступил день, когда супруги Владимировы получили вызов в полицейское управление города. В отделе гражданской регистрации была очередь. Прием шел очень медленно, и только после полудня Петра и Милку пригласили в комнату, где должна была решиться их судьба. На специальной зеленой бумаге они оставили отпечатки пальцев, отдали фотографии, заполнили анкеты

Полицейский чиновник, когда процедура была окончена, весело воскликнул.

— Ну что ж, поздравляю! Еще двое болгар стали подданными его величества, нашего обожаемого царя Бориса...

— Представь себе Воробьева... — тихо сказал Петр

— Или Тагушкина Всеволода Кирилловича, — улыбнулась Милка.

Петр опять взглянул на часы, хотя только что дал обещание не смотреть на них.. Еще полчаса. Большая стрелка опишет полукруг. Самые длинные полчаса в его жизии

На улице завывала февральская метель. Он подумал о том, что такой же снег наверное, идет сейчас в Москве. Только там уже большие пушистые сугробы. И мороз разрисовал окна, витрины магазинов. На катках музыка, лед сверкает в лучах прожекторов, звонкий, беззаботный смех

А здесь снег мокрый, на улице грязь...

Он еще раз проверил текст шифрованной радиограммы.

— Две минуты!

Петр побледнел от волнения. Рука, лежащая на ключе, задрожала.

— Сеанс...

Он отстучал позывные. Повторил, перешел на прием. И вот сквозь шорохи и улюлюканье эфира прорвалось четкое, настойчивое попискивание тире, точки, тире, тире, точки, тирс.

— Москва! — прошептала почти беззвучно Милка и замерла, боясь пропустить ответ Центра.

— Слышу вас хорошо. Привет, поздравляю с началом. Прием...

Рука работала словно автомат, быстро, твердо, ритмично Петр ни разу не взглянул в текст шифрограммы. Десятки цифр до самого последнего шестикратного удара ключом он передал по памяти. Все точно, ни одной ошибки.

Петр откинулся на спинку стула. Вытер вспотевший лоб. В эту минуту ему казалось, что он слышит в динамике далекий голос московского диктора: «Благодарим сердечно! Примите боевой привет! Желаем успеха!» А в окна стучалась снежная крупа, прогромыхали колеса ночного скорого из Варны. Где-то рядом простуженно закашлялся запоздалый прохожий.

Петр встал. Аккуратно убрал передатчик. Потом посмотрел на жену, подсел к ней, обнял и тихо произнес

— Кажется, первый сеанс прошел удачно. Мы сообщили кое что интересное.

Милка закрыла глаза и коснулась его щеки губами. Петр был рядом, близкий, родной, но ей сейчас мысленно виделся тот Петр, о котором она знала по его рассказам..

Когда ученика Поповской гимназии Гиньо Георгиева навсегда исключили за «коммунистическую пропаганду» и принадлежность к PMC (1 РМС — Рабочий молодежный союз, ныне ДКСМ — Димитровский коммунистический союз молодежи.) он уехал в Варну, потом перебрался в Бургас, затем в Месемврию, Гебедже... Жил где придется, брался за любую работу. Был лесорубом, мыл посуду в гостинице «Преслав», потом сделался трубочистом. Нянчил детей, был сцепщиком на железной дороге, плел корзины, таскал кирпичи и одновременно распространял «Работнически вестник». Когда его арестовали первый раз и зверски избили в полиции, Гиньо, несмотря на это, был доволен, в участке ему удалось засечь провокатора.

После долгих скитаний Георгиев перебрался в Софию. Но и здесь его вскоре опять арестовали. На сей раз Гиньо доставили в дирекцию полиции. Там его сфотографировали, составили описание «особых примет». Он знал, что у господ из полицейского управления нет никаких конкретных обвинений против него. Но зато имелось нечто более важное и опасное: доказательства принадлежности Георгиева теперь уже к коммунистической партии. В любой момент его могли бросить за решетку. Пришлось снова возвратиться в Варну. Там он в любом случае принесет больше пользы. Хотя бы потому, что знает в лицо многих тайных агентов и шпиков и сможет вовремя ускользнуть от слежки...

Весной 1935 года агенты варненской полиции арестовали четырех видных профсоюзных деятелей. Судя по всему, провал был не случайным. В городском комитете партии стожилось мнение, что в руки полиции попали сведения, которые могли вывести полицию на связных — курьеров, в том числе и на Гиньо, который устроился кочегаром на пароход «Бургас», ходивший в Стамбул. Провала Гиньо допустить было нельзя. В горкоме партии решили, что ему лучше всего временно покинуть Болгарию, уехать в Советский Союз.

Свободу Анчеву вместе с группой детей коммунистов из разных стран переправил в Москву через Вену МОПР. На всю жизнь она сохранила в памяти день ареста ее отца, всеми уважаемого народного учителя. Он ушел, чтобы не вернуться никогда: после пыток его сожгли заживо в котельной дирекции софийской полиции... Среднюю школу Свобода окончила в Москве, пошла работать на завод и поступила на вечернее отделение рабфака. Потом в ее жизнь вошел Гиньо, любимый человек, с которым она теперь делила трудности опасной работы

Хозяину квартиры казалось вполне естественным, что Петр Владимиров все время занят — спешит наладить свои торговые операции. Да, Петр спешил, но его занимали совсем другие проблемы. Во-первых, нужно было создать резервную группу в Варне. Одновременно с этим хорошенько ознакомиться с обстановкой в стране, с настроениями людей, с методами работы и возможностями болгарской полиции и военной контрразведки. «Во-вторых, — говорил он Милке, — мы должны разделить задачу на две. Создание группы в Варне возьмешь на себя ты, конечно, с моей помощью. Поисками и разведкой интересующих нас объектов, изучением методов и сил врага займусь я сам».

Целый день Петр провел в Каспичане, занимаясь торговыми делами, на другой день приехал в Шумен. На вокзале под парами стояли два немецких эшелона. На платформах — зенитные орудия без прислуги. По линии Карнобат — Мурна ожидалось прибытие еще двух эшелонов. В данный момент для него было не самым важным установить число орудий и их калибр, хотя это тоже имело значение. Главное было в том, чтобы узнать направление движения эшелонов и по возможности — станцию назначения.

Какой-то плотный господин, судя по покрою костюма иностранец, носился по перрону и фотографировал все, что попадется. Увидев живописную группу турок, он подскочил к ним и стал лихорадочно щелкать затвором «лейки». Турки смотрели сердито. Они не хотели скандала и с достоинством прикрывали лица руками. Господин кричал им по-немецки, что заплатит, но те не понимали.

— Послушайте, господин, — обратился тоже по-немецки Петр, подойдя к любителю фотографии, — это же болгарские турки. Религия запрещает им фотографироваться. Уж если вы хотите сделать снимки турок, то поезжайте в Румынию. Там местные турки куда более цивилизованны и давно избавились от подобных предрассудков.

— Спасибо вам за совет, не премину воспользоваться, — заулыбался толстяк. — Вы, вероятно, хорошо знаете Румынию? Верно ли, уважаемый господин, что эта страна — царство красавиц?

— Майн либер герр, — Петр протянул ему портсигар и щелкнул зажигалкой, — все зависит от обстоятельств. Ослепительные красавицы — в Яссах и окрестностях. Неплохие девочки в Долен Банат... Но все-таки самые прекрасные — это в Плоешти...

— Гут! — фотограф кивал головой, делая пометки в маленьком блокноте.

Петр раскланялся с ним и пошел дальше по перрону. Видимо, этот ценитель женской красоты направляется в Румынию. Как и вон те четверо с военной выправкой в форме болгарских железнодорожников. Если его догадка верна, это не может не вызвать тревогу. Необходимо срочно выяснить, когда началось движение эшелонов на север, сколько поездов проходит в течение суток, номера перебрасываемых частей, их вооружение.

Петр подошел к коменданту вокзала в чине поручика.

— Послушайте, господин комендант! — возмущенно начал Петр. — Вот уже два дня я смотрю на немцев... Просто противно! Почему вы разрешаете таким, как он, фотографировать все, что вздумается, и вообще вести себя хозяевами?

— Я уже десять дней смотрю на этих скотов, — ответил железнодорожник. — Не только на них самих, но и на содержимое эшелонов. Но что делать? Не мы победители Европы, господин. Если еще и Россию захватят, насмотримся зрелищ почище. — Комендант безнадежно махнул рукой на север, в сторону румынской границы.