Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1974 год

Я видел, как горит над Новой Гутой молодое солнце новой Польши. Отсюда, с могильских полей, 19 января 1944 года наступали на Краков советские войска. Здесь гремело тогда поле сражения на старых кладбищах. Теперь Новая Гута на многие километры вытянула бесконечные корпуса цехов и колоннады труб. Кажется, невиданный корабль идет в далекое плаванье, клокоча неистовым нутром своим, нутром безостановочных машин. Гута похожа на дредноут, который уходит из-под низкой дымовой завесы. Оттуда пахнет окалиной, переваренным в чудовищных желудках антрацитом и всем, что сопутствует рождению металла.

А Вавель! Вавель тоже вздымается перед Гутой и тоже силится казаться кораблем. Над ним как будто бы сверкают паруса и горят вымпелы. И колокольный звон стелется над Вавелем. И в парусах звенят песни. А на носу этого замечательного судна, подобно ростре, поднимается конная статуя Тадеуша Костюшко. Костюшко, не упираясь в стремена, крепко сидя в седле, широким жестом сообщает городу величественную весть о том, что солнце не погасло, а светит.

В центре Варшавы есть перекресток улиц Новый Свят и Свентокшыска. Я видел здесь девушку. Стройная, длинноногая, на самом перекрестке она танцевала. Мы с переводчиком Эдмундом ехали в легковой машине, и шофер затормозил. Надо заметить, что затормозил не только наш таксист, замерли даже пешеходы на тротуарах. Они восторженно смотрели на девушку. А та уверенно и лихо танцевала. Девушка была в милицейской форме. В белом кителе, в белой фуражке, в белых перчатках и сама блондинка. Она поворачивалась на месте и отщелкивала каблуками, ни на кого не глядя. Это была артистка! Не знаю, какому замечательному фантазеру пришло в голову время от времени на улицах устраивать такое великолепное представление. Все замерли, и никому не хотелось уходить. А Эдмунд смотрел совершенно зачарованными глазами, хотя и без удивления. Потом он шепнул мне с некоторой гордостью:

— Не очень давно, я уж не помню когда, в Токио проводился международный конкурс регулировщиков. И что бы вы думали, в этом конкурсе участвовала одна полька. Всего одна женщина на весь конкурс. И она заняла второе место.

— Я думаю, проходи этот конкурс в Польше, ей дали бы первое место, — сказал я.

— Безусловно, — согласился Эдмунд, — у нас женщине обязательно бы отдали предпочтение.

И Эдмунд совершенно прав. Я сам видел, как на широкой Маршалковской улице ранним утром, когда еще пешеходов мало, не очень молодая женщина спешила через мостовую. На полной скорости летит низкая палевая машина. Женщина остановилась. По-утреннему веселый паренек за рулем лихо затормозил. Он улыбнулся женщине, кивнул ей и элегантным жестом руки пригласил продолжать переход. Женщина поклонилась и пошла.

Но сейчас на перекрестке Нового Свята и Свентокшыской нашей машине тоже дали дорогу. Шофер щелкнул языком, и мы двинулись дальше. До сих пор я помню эту сцену. Стоит на солнечном перекрестке девушка в коротком, кажется мне, сверкающем платье. Белые волосы развеваются, она громко поет и смеется во время пения, и танцует, и весело размахивает в воздухе сверкающим на солнце смычком.

Юрий Куранов

Раннее утро. Солнце только что поднялось и окрасило стеклянную чешую небоскребов в розовые тона. Будто спохватившись, прокукарекал, взметнулся ярко-красным костром петух: внизу, под моим окном, на крыше соседнего здания стоит небольшой домик в крошечном саду с песчаными дорожками. Дверь по крику петуха открывается, и в сад выбегает, щурясь со сна, черная в белых пятнах кошка. А за ней выходит молодая женщина. Глядя на синий простор океана, она откидывает за спину волосы и начинает их расчесывать.

— Мария! Солнце взошло. Какое оно красивое! — зовет женщина. — Мария!

Солнце поднимается быстро, и его лучи становятся горячими. Океан, вернее один из его краешков, Мексиканский залив, спокоен и тих. Внизу изгибается, тускло посверкивая, гаванская набережная Малекон. Вода возле нее прозрачна. Видны коралловые рифы и косячки рыб. Мимо белого маяка крепости Морро проходит танкер, а навстречу ему спешит в открытое море траулер. Мне и надписи читать не надо, я знаю — это «Паллада» отправляется в долгий промысловый рейс. Три дня назад мы, русские моряки из подменной команды, окончили на нем ремонт и переселились в отель «Девиль», где теперь будем поджидать очередное рыбацкое судно, которому потребуется наше внимание.

— Мария! Какой пароход красивый! — снова зовет женщина, кокетливо поглядывая на меня...

Пойду-ка я лучше на Малекон. Приятно побродить по набережной, пока солнце еще не раскалило воздух и каблуки не вязнут в асфальте. Франсиско наверняка и сегодня придет ловить рыбу: говорят, место напротив нашего отеля самое уловистое...

А вот и Франсиско. Заметив меня, загоревший до черноты мальчуган приветственно машет рукой. На голове у него сомбреро, вылинявшая рубаха узлом стянута на животе, зеленые шорты посверкивают присохшей чешуей.

— Буэнос диас! — пожимаю я узкую, но крепкую ладонь. — Комо еста?..

— Добри утра! — отвечает Франсиско и щелчком, как ковбой, откидывает сомбреро на затылок. — Все о"кэй, амиго!

— Ну, сегодня ты, конечно, поймаешь Большую Рыбу?

— Поймаю! Я тебе говорил, что видел ее собственными глазами? Ну вот как тебя. Гляди: она вот такая!.. — Франсиско разводит руки. — Она зеленовато-синяя и в белых точечках. Она такая блестящая, ну будто вся покрыта новенькими серебряными монетами!

Мы садимся на теплый гранитный парапет. Справа от нас мрачно уставился в воду пожилой мужчина в морской фуражке с громадным козырьком. Из-под козырька торчат лишь толстые щеки, покрытые такой густой и жесткой щетиной, что кажется, будто фуражка надета на свернувшегося ежа. Слева сидит черный, как гуталин высшего сорта, негр с такой ядовитой сигарой в крепких, лошадиных зубах, что даже ветер, дующий со стороны океана, не в силах развеять ее резкий, удушающий запах.

— Хеллоу, Бенито! Хеллоу, капитан! — говорит Франсиско.

— Удачи тебе, — улыбается негр.

— Здорово, малыш, — ворчит «еж», грузно шевельнувшись. — Надеюсь, ты сегодня помолчишь? Про твою Большую Рыбу уже знает вся Гавана.

Насвистывая, мальчик открывает небольшой чемодан. Там лежат толстые капроновые лески, каждая из которых может выдержать трехметровую акулу, свинцовые грузила, железные и медные поводки и блестящие изогнутые крючки.

Что-то бормоча и щуря черные, в длинных ресницах глаза, Франсиско берет то один крючок, то другой, ощупывает их жала, качает головой, причмокивает языком и опять начинает тихонько свистеть. Мне нравится его рыболовная страсть и вера в успех. Познакомились мы месяца два назад и вот встречаемся, разговариваем:

Франсиско изучает русский язык, потому что после школы хочет поехать в Россию «учиться на капитана», я — испанский. Мое произношение потешает его, он смеется над моими ошибками, но тем не менее мы ладим и понимаем друг друга.

— Я нырнул и увидел ее... — понизив голос, чтобы не злить «капитана»; в который уже раз рассказывает мне Франсиско. — Нырнул, подплыл к рифу и выглянул: она плыла прямо на меня. Нет, вы не можете себе представить, какая это большая и красивая рыба. У нее желтые, как лимоны, во-от такие глаза. Ну помоги мне, дева святая Мария... Это не молитва, нет, — тут же уверяет он меня, — так говорят все рыбаки. Помоги мне, дева...

Плюнув через левое плечо — каждый на Малеконе знает, что это должно принести удачу, — Франсиско раскручивает над головой лесу и ловко швыряет ее. Тяжелый груз уволакивает лесу в воду. Далеко улетела приманка! Покосившись вначале на «капитана», а потом на Бенито, окутанного синим облаком дыма, мальчик устраивается поудобнее и кидает в воду монетку. Это чтобы океан был добрее к нему, к Франсиско, чтобы океан отдал ему большую красивую рыбу. Наверно, тут, у Малекона, все дно усыпано, как галькой, серебряными монетами: вдоль набережной сидят рыболовы, и каждый хочет поймать Большую Рыбу. Об этом я и говорю мальчику.

— Ага. Много тут монет понасыпано, — подтверждает Франсиско. — Однажды поймали большую-большую и очень тяжелую рыбину. И что же? Рыбак взял ее за хвост, тряхнул, и на асфальт посыпались монеты!.. — Мальчик подергал лесу. — Ну ловись же, рыба... Так вот: вдруг бежит человек и кричит: «Зачем вы поймали эту рыбу! Это моя ученая рыба! Она плавала и собирала мне монеты! О, я разорен! О...»

— Малыш, если ты будешь так много болтать... — шевельнувшись, ворчит «капитан», — ...если ты будешь так много болтать, то не поймаешь даже лягушонка.

— Ты не прав, капитан, — вступает в разговор негр. — Прости меня, но и я слышал про ручную рыбу, которая глотала монеты...

— Бенито, двадцать лет мы проплавали на одном корыте, — тяжело вздохнув, говорит «капитан». — И всегда ты верил любой брехне... О-оп!.. — «Капитан» резко подсекает и тянет лесу. Вода всплескивает. На камни падает ярко-оранжевый, в синих крапинках группер. Сняв его с крючка, «капитан» продолжает: — Рыба, жующая монеты, это брехня, Бенито.