Дачники смутного времени - Ирина Николаевна Мясникова

– Это не ко мне, – Кунцов поднял руки вверх, – это к Газпрому, к народному достоянию все вопросы. Госпрограмма: фифти-фифти и через три года золотой ключик наш. Вы ж не захотели скидываться.

– Ты больной? Кто сейчас в своём уме живыми деньгами будет скидываться за то, что через три года, может быть, к нашим Зябликам чего-то там подведут? Через три года либо ишак помрёт, либо Газпром медным тазом накроется. Кстати, а ты как всю эту свою халабуду отапливаешь?

– А у меня газгольдер вкопан! Давай и тебе вкопаем, хочешь? У них сейчас как раз цены на сжиженный газ снизились. Экономия офигенная.

– Как удачно-то! А газгольдер вкопать, сколько стоит, да к дому подключение сделать? – Лида покрутила пальцем у виска.

– Ну, да, что-то я не подумал, что кругом сплошные нищеброды.

За время столь познавательной беседы Кунцов вконец отвлёкся от шашлыка, и инициативу по запеканию мяса перехватил у него Кирилл. Так что шашлык всё же не сгорел и оказался действительно очень вкусным. Коньяк, к которому перешли после шампанского, тоже соответствовал и шашлыку, и характеристикам, выданным ему Бабаичем.

– Чего это мы всё о грустном? Давайте о прекрасном, я имею в виду наш забор. Не устаём любоваться и восхищаться, можно сказать, «безумству храбрых поём мы песню»! – сказал Кирилл, когда все уже слопали по первой порции и перевели дух. – Неужто наши руководящие и направляющие органы смирились, дали заднюю и не требуют закрасить вопиющую крамолу?

– Мне, лично, эти надписи не мешают. Кому надо, тот пусть и закрашивает. Я сделал всё, что мог. – Кунцов развёл руками. – Нету у меня краски, весь забор красить.

Он явно расстроился, видимо почувствовал изменение Наташкиного отношения к себе, и слегка надулся. Вернее, сдулся. Понял, что выпендриваться не перед кем, не оценят.

– А я уж было подумала, что вы до отъезда, пока то да сё, решили возглавить российскую оппозицию, – разочаровано сказала Наташка.

– Щас! Я уйду для начала в алкогольную эмиграцию, и гори оно всё!

– Не торопись, это ты всегда успеешь, а жена будет недовольна, – резонно заметил Кирилл.

Лиде внезапно стало жаль Кунцова, ведь у богатых людей проблем ничуть не меньше, чем у бедных, только проблемы эти другие, и масштаб не тот.

– Ты мне скажи, когда она бывает довольна? – проворчал Кунцов.

– А я всё время думаю, – Лида подпёрла голову рукой, – что мы тут сидим сытые, пьяные, как ни в чём не бывало, в магазине у Бабаича, можно сказать, изобилие, подороже конечно стало, но всё пока есть, и все наши проблемы выеденного яйца не стоят, никто без Шенгена и Макдональдса не умер, а вот где-то стреляют, бомбят и люди гибнут. Вернее, не где-то, мы прекрасно знаем где, но это кажется так далеко, что вроде бы и не существует. Потрогать-то нельзя, можно даже себя успокоить, что всё это фейк. Некоторые, кстати, так и делают.

– Ууууу! – сказал настоящий Кунцов. – Это у тебя горе от ума.

– Не, ну правда! Вот что нас беспокоит в настоящий момент? Один розы с гортензиями бросать не хочет, другая страдает, что без работы может остаться, третья переживает, чтоб с госслужбы не выперли, Бабаич волнуется как бы чего не вышло из-за надписи на заборе, Гундосова вообще не думает, ей нечем, ей бы только поскандалить, она этим живёт, но бомбы-то на нас не валятся.

– И на том спасибо, – резюмировал Кирилл и обнял Лиду. – Я думаю борьба добра со злом происходит постоянно и фронт в душе каждого человека, но иногда это борьба выплёскивается наружу через боль, кровь и слёзы. Никогда не знаешь, где этот прорыв произойдёт и кого зацепит, никогда не знаешь, что будет с нами завтра, но главное мы вместе, значит всё уже хорошо для нас хотя бы прямо сейчас.

– Аминь! – Настоящий Кунцов наполнил всем рюмки.

Вечер закончили нестройным пением песни всем известного Юры-музыканта:

Лиде хотелось плакать, она любила всё прогрессивное человечество и чувствовала себя настоящим пацифистом. Хотела даже идти писать на заборе всё, что она думает про аборигенов стороны зла.

* * *

Утром, ни свет, ни заря Кириллу позвонил Гоша менеджер Кунцова по домашнему хозяйству и сообщил, что ворота в поместье взломали, дом обыскали, а самого Кунцова увезли в неизвестном направлении. Кирилл рванул в поместье, Лида с Наташкой побежали следом.

Покорёженные раздвижные ворота на подъезде к дому Кунцова после приложения к ним разрушительной силы, наличие которой почему-то напрочь лишает ума её обладателей, никак не хотели открываться. Гоша с потерянным лицом пытался как-то исправить данную незадачу.

– Не парься, – сказал ему Кирилл, осмотрев дыру в воротах. – Тут надо всю секцию менять. Хозяйственный въезд не разнесли?

Гоша помотал головой.

– А чего тогда Толя не утёк?

– Они въезд в Зяблики полностью перекрыли, – доложил Гоша. – Всех впускать, никого не выпускать.

– Так шёл бы к нам, – вставила Наташка, – в смысле к Лиде.

Все посмотрели на неё, на как ту самую рядовую бабу, которая ни капельки не доцент.

– У нас в Зябликах всё как на ладони. Гундосова не дремлет, – пояснила ей Лида.

– Надо же! Какой приличный человек оказался. – Наташка шмыгнула носом. – Не захотел нас подставлять.

– Ты про кого это сейчас? – Кирилл с недоумением в глазах уставился на Наташку.

После вчерашнего совместного возлияния и хорового пения Кирилл с Наташкой, наконец, перестали жеманничать и перешли на ты.

– Про Анатолия, про кого же ещё, – пояснила Наташка.

– Я бы на твоём месте так не обольщался.

– Да, – согласился Гоша, – они-с после вчерашнего ещё водочки накатили и спали так, что если б и дверь в дом снесли, то вряд ли б проснулись. Хорошо двери у нас всегда настежь, ну и я подоспел.

– А чего искали?

– Да кто их знает! – Гоша почесал в затылке. – Всю технику забрали, хорошо, ты всю свою вывез.

– Оружие?

– Всё подчистую!

– У Кунцова и оружие было? – удивилась Лида.

– А как же! – хором сказали Гоша и Кирилл.

– Охотничьи карабины, – пояснил Кирилл, – без них в загородном проживании никак