Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1985 год

— А после училища куда: работать или в институт? — интересуюсь я.

Карл Хайнц недоуменно смотрит на меня. Оказывается, австрийские профессионально-технические училища не дают права поступить в вуз. Я задал еще несколько вопросов, и жизненный путь Кинце — пока еще короткий — стал для меня иллюстрацией к системе образования в Австрии. Шести лет от роду Карл Хайнц поступил в четырехлетнюю начальную народную школу. Окончив ее, перешел в «главную», тоже четырехлетнюю,— «обершуле». Потом — техническое железнодорожное училище с четырехлетним сроком обучения. Оно выпускает высококвалифицированных рабочих различных железнодорожных специальностей, но аттестата зрелости не дает.

Чтобы иметь право поступить в институт или университет, надо окончить гимназию, куда подростки идут сразу же после начальной народной школы. Впрочем, есть в Австрии и техникумы (в нашем понимании) — средние профессионально-технические училища с пятилетним сроком образования; там как раз можно получить аттестат зрелости и право на поступление в вуз.

— Мой отец и два старших брата — железнодорожники,— с нескрываемой гордостью говорит Карл Хайнц.— Я тоже скоро стану работать на транспорте. Моя будущая специальность — автоматические системы.

Как выяснилось, семья Кинце — среднего достатка. Нужды она не испытывает, но и не может позволить себе роскошь долго ждать, пока Карл Хайнц окончит институт. В семье уже спланировано, как через год будет распределяться его заработок...

Выйдя на перрон венского вокзала «Зюдбаннхоф», мы поняли, что оделись явно не по погоде. Обычно декабрь в Вене теплый — три-четыре градуса ниже нуля. А тут мы почувствовали довольно крепкий мороз.

— Сегодня у нас минус восемнадцать, как в Москве,— сообщил седой поджарый человек в меховой куртке, альпийской шляпе с серым перышком за лентой и громадных спортивных бахилах.

— Макс,— представился он.— Ваш переводчик. Добро пожаловать!

Говорил он на русском языке легко и свободно.

Язык не поворачивался именовать почтенного пожилого человека Максом.

— Ну что же, называйте, если хотите, Максимилианом Карловичем...

Детство этого человека пришлось на тридцатые годы. Делясь воспоминаниями, Максимилиан Карлович рассказал, что в феврале 1934 года рабочие Вены, Линца и других крупных городов Австрии с оружием в руках выступили на защиту своих прав. Они сражались с отрядами фашистов, громивших социал-демократические и профсоюзные организации. Коммунисты и члены распущенного правительством Шуцбунда  (Шуцбунд — в 1920—1930-е годы военизированная организация Социал-демократической партии Австрии, созданная для обороны от наступления реакции, для зашиты республики.) рое суток вели бои с фашистами, полицией и регулярными войсками, расстреливавшими баррикады восставших артиллерийским огнем. Вооруженное выступление рабочих должна была подкрепить всеобщая забастовка, но лидеры социал-демократии сорвали ее. Восстание подавили... Начались расправы...

Девятилетний Макс с родителями (отец был шуцбундовцем) приехал в СССР. Учился в русской школе, техникуме, работал на железной дороге. После 15 мая 1955 года, когда СССР, США, Англия и Франция подписали в Вене Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии, семья вернулась на родину. Сейчас Максимилиан Карлович работает в бюро переводов — готовит служебные бумаги и проспекты на русском языке для фирм, торгующих с Советским Союзом, переводит на деловых встречах, совещаниях.

...Утром мы выходим на Лаксенбургерштрассе. Слева от гостиницы — продуктовый магазин, справа — маленький ресторанчик. Вскакиваем в трамваи, идущий в центр.

Разговорчивый старый кондуктор поведал нам, что трамвайная сеть в Вене весьма густая. Вдобавок есть еще «штадтбан» — городская дорога — нечто среднее между трамваем и метро. Она то идет по поверхности, то ныряет в тоннели. Курсируют по Вене и ночные автобусы: в будни — до трех часов, а в субботу — до четырех часов утра.

Центр Вены, как и центр Москвы, имеет исторически сложившуюся радиально-кольцевую планировку с двумя ожерельями бульваров. Первое — Ринг (Рингштрассе) — возникло на месте городских стен XIII —XVI веков. Второе — Гюртель — проложено там, где были стены 1704 года. Бульвары Ринга туго сжимают старый город: там узкие, кривые улочки, многочисленные архитектурные памятники старины. Между Рингом и Гюртелем — «внутреннее кольцо»: жилые районы, деловые кварталы. За Гюртелем — парки и городские предместья.

Вот прямо на бульваре стоит жаровня, испуская горячий пар: подходи и покупай жареные каштаны. Тут и там ходят тепло укутанные старушки, увешанные печатной рекламой. Одна — в желтом плаще с черной надписью «Курир» — тащит кипу газет с этим названием. Другая, не менее почтенного возраста, раскладывает на скамейке и продает «Экспресс». Как-то стало уже стереотипом, что за границей с газетами бегают громкоголосые мальчишки, а тут новостями торгуют старики и старушки. Около здания Государственной оперы лихорадочно ищем, где бы погреться. Возле трамвайной остановки заметили аккуратный стеклянный павильон. Спускаемся вниз на эскалаторе и оказываемся в большом, ярко освещенном подземном зале овальной формы. Здесь очень тепло и сухо. Это «Опернпассаже», построенный в 1955 году. Подземный зал находится на пересечении Ринга и Кертнерштрассе — одной из главных улиц Вены. В него ведут четыре входа из легких павильонов и три входа из угловых зданий площади. По периметру зала — десятка два магазинчиков со стеклянными стенами-витринами. В центре — кафе.

Несмотря на толпы людей, которые блуждают от магазина к магазину и без конца курят, дышится в подземном зале легко. Десять тысяч кубометров воздуха в час закачивают сюда из сада Бурггартен, находящегося в трехстах метрах от площади. Загрязненный воздух выходит сам по себе через шахтные спуски, преграждая доступ выхлопным газам автомашин, а летом — и уличной пыли.

Неизменно ухожены могилы наших воинов на венском кладбище.

Немного оттаяв, выходим на улицу через противоположный павильон... и чуть было не попадаем под колеса фиакра. И это при засилье автомобилей! Оказывается, Вену можно осматривать и в наемном экипаже штраусовских времен. Стоянка фиакров — на Ринге у здания оперы. Такса — по соглашению.

Кучер фиакра ворчит, мы спорим... Сценка привлекает внимание полицейского. Подходит, козыряет, предлагает свои услуги. На груди табличка: «English, Franfcais»,— это языки, на которых полицейский может изъясняться.

— Может, он и по-русски понимает? — говорит кто-то из нас.

— Рус? — удивляется полицейский. Видно, не так уж часто в Вене бывают люди из Советского Союза.— Мой матка словенски,— деревянным голосом произносит блюститель порядка, выжимая из себя весь запас славянских слов, и переходит на немецкий.

...Я иду ужинать в маленький ресторанчик рядом с отелем. Выбираю местные венские блюда — копченое мясо с кислой капустой и клецками, яблочный пирог из слоеного теста.

Ресторан полупустой. За соседним столиком устраивается подкрепиться продрогший человек лет сорока — по виду служащий средней руки. Ему приносят большое блюдо с колбасой и литровую кружку светлого пива.

В углу за столиком две девочки — на вид погодки — сидят над книгами. Понятно: дочки хозяев готовят уроки. Ресторанная обстановка, судя по всему, им не мешает — привыкли.

В такие тихие ресторанчики и сосисочные венцы приходят посидеть, поразмыслить, бесплатно почитать газеты, написать письмо, поиграть в шахматы или в домино.

Винервальд... Прославленный в фильмах и песнях Венский лес. Без него нельзя представить себе столицу Австрии. Эти пологие холмы, густо заросшие хвойными и лиственными деревьями, — обширный естественный лесопарк. Жители почти двухмиллионного города, населенного огромным количеством автомашин, называют его «легкими столицы». Думаю, что без этих «легких» Вена задохнулась бы, потому что даже сейчас, зимой, когда машин в городе намного меньше, чем летом, на улицах трудновато дышать из-за выхлопных газов. Утопая по колено в снегу, разгоняя шаловливых белок, норовящих усесться прямо на плечи, ходим среди заиндевевших елей, любуясь открывающейся с горы панорамой Вены, а в ушах звучит мелодия штраусовского вальса «Сказки Венского леса».

Кажется, что в лесу собралось полгорода — венцы очень любят свой Винервальд.

...На вершину невысокой горки, поросшей редким кустарником, метрах в тридцати от нас опускается стая птиц размером с крупного воробья. Птицы черные, блестящие, как будто только что вынырнувшие из воды. Оперение настолько плотное, что не видно, где начинаются и где кончаются крылья. Слегка изогнутый желтый клюв красиво сочетается с черным мундиром и ярко-красными ногами. Никогда таких не видел...