Журнал «Если» - «Если», 2006 № 05

В одном ему нельзя отказать. Никогда в истории литературы — ни до, ни после Стэплдона — не появлялось ничего хотя бы отдаленно сравнимого с написанным им по масштабам. И когда такой строгий, а подчас беспощадный к продукции коллег критик, как Станислав Лем, посвящает разбору его творчества — единственному! — более ста страниц в своей двухтомной «Фантастике и футурологии», то движет польским писателем, понятное дело, не простой альтруизм.

Родился Олаф Стэплдон 10 мая 1886 года в ничем не примечательном городке Уолласи в графстве Чешир. Детские годы его, правда, прошли в местах куда более экзотичных — в далеком Порт-Саиде, буквально рядом с Суэцким каналом, где отец мальчика служил агентом в местной судоходной компании. Но это лишь первые шесть лет. Вся оставшаяся жизнь после того, как в 1893 году семья вернулась на родину, поселившись в окрестностях Ливерпуля, протекала безвыездно в Англии — не считая эпизодических вояжей за Ла-Манш.

В 1909 году Стэплдон покидает Оксфорд с дипломом историка в кармане. Однако сначала ему приходится идти по стопам отца — год с небольшим работы в ливерпульской судоходной фирме, потом назначение в знакомый Порт-Саид. Наконец, в 26-летнем возрасте он получает в Ливерпуле место преподавателя вечерних курсов английской литературы и истории промышленности, организованных Ассоциацией рабочего образования при местном университете.

Когда началась первая мировая война, молодой лектор и поэт (пока ему удалось опубликовать только томик своих религиозных стихотворений) отказался служить в действующих войсках — по пацифистским соображениям. Однако он выполнил свой гражданский долг, работая шофером в квакерском походном госпитале, и даже был награжден французским Военным Крестом. А когда вернулся в Англию, то женился и поступил в аспирантуру alma mater.

Спустя пять лет Олаф Стэплдон — уже доктор философии. В последующие десятилетия выходят в свет его трактаты — «Современная теория этики», «Пробуждающийся мир», «Философия и существование», «Святые и революционеры», «Новая надежда для Британии»… В этих книгах оригинальный и смелый философ мостил дорожку будущему писателю-фантасту.

В нашей специальной литературе о Стэплдоне-ученом — буквально ни слова, если не считать нескольких строчек в «Философской энциклопедии», где речь идет о телеологии. Между тем его воззрения представляют несомненный интерес для всех, кто увлечен идеями Вернадского, Тейяра де Шардена и прочих космистов. Впрочем, с их сочинениями философ из Ливерпуля, судя по всему, не был знаком — до всего доходил сам…

Вселенная по Стэплдону — не просто хаотическое нагромождение материи во всех ее видах, но организация ее форм всепроникающим Духом. Его присутствие очевидно во всех явлениях природы, и цель (вот она, космическая телеология!) разумной стадии материи, человечества — познать этот Дух, насколько возможно. Во всяком случае — постоянно стремиться к гармонии с ним. Мироздание, как и разум, перманентно пребывает в эволюционном брожении; от человека же, от его все возрастающей мощи зависит, уничтожить ему себя или облагородить, «вписать» человечество, как главную тему, в единую величественную симфонию, разыгрываемую по партитуре вселенского Духа.

В те же предвоенные годы Стэплдон подхватил весьма распространенную тогда среди либеральной интеллигенции болезнь — социализм. Он много писал на соответствующие темы в газеты и журналы и активно участвовал в различных организациях левого толка. Хотя, как и другой активный английский социалист той поры — Артур Эрик Блэйр (более известный под своим литературным псевдонимом Джордж Оруэлл), к собственно британской Коммунистической партии до конца жизни относился скептически.

Однако, видимо, ни преподавательская и общественная деятельность, ни научные труды не давали необходимого простора для этой неуемной фантазии. И тогда Стэплдон впервые пробует силы в научной фантастике.

Известно, что в юности он увлекался книгами Жюля Верна и Камиля Фламмариона, Эдгара Райса Берроуза и соотечественников — Мэтью Шиля и Дэвида Линдсея. Поразительно, как он при этом умудрился прозевать уэллсовскую «Машину времени»! И понятия не имел — до 1936 года, по его собственному признанию — об американской журнальной science fiction. А ведь именно Герберт Уэллс оставался, по сути, его единственным учителем. «Как можно словами выразить благодарность воздуху, которым дышишь?» — писал начинающий автор мэтру в октябре 1931 года. Их отношения многие годы напоминали искреннюю дружбу-соперничество равных. Жена Стэплдона вспоминала, что Уэллс был прям и откровенен; отмечая, что в литературном отношении творчество ее мужа «примитивно, как железнодорожное расписание», Уэллс в то же время признавал, что «в соревновании воображения он бы поставил Стэплдону поминальную свечку».

Чему Уэллс действительно научил Стэплдона, так это взгляду на человеческую историю как на «гонку между образованием и катастрофой». А также идеям «мирового сообщества свободных». Подобные взгляды разделяли многие английские интеллектуалы, образовавшие в 1932 году «Федерацию прогрессивных обществ и индивидуумов», в программном манифесте которой главу про образование написал не кто иной, как Олаф Стэплдон.

Но до этого благодарный ученик потряс учителя — не говоря уж о рядовых читателях — своим литературным дебютом. Произошло это в 1930 году, когда лондонское издательство Methuen выпустило книгу Стэплдона «Последние и первые люди. История близкого и отдаленного будущего».

Никакие жанровые определения тут не годятся: это не роман, не трактат, не эссе… но — Книга, в том сокровенном смысле, который вкладывали в это слово наши предки! Автор предлагал читателю историю ДВУХ МИЛЛИАРДОВ лет развития цивилизации! Адекватную оценку творению Стэплдона затруднялись дать даже такие строгие авторитеты, как Джон Бойнтон Пристли, у которого вырвалось только: «Шедевр!».

Влияние же этой книги на англоязычную НФ вообще трудно переоценить.

Артур Кларк вспоминал: «Я наткнулся на потрепанный томик в публичной библиотеке моего родного города Майнхэд вскоре после выхода книги в свет. О произведенном впечатлении лучше не говорить: все эти многомиллионнолетние хронологии, перекличка великих, но обреченных цивилизаций!.. Хорошо помню себя, старательно переписывающего стэплдоновские «временные шкалы» — вплоть до последней, на которой «Образование планет» и «Конец Человека» почти сливались с делением, обозначавшим «Сегодня»…

Что же это за шкалы?

Первая — хронология событий на 2000 лет вперед и назад от условной отметки «2000 г. от Р.Х.». Очевидно, начинается шкала от гипотетической даты рождения Христа, а завершается — после череды войн, социальной неразберихи и сменявших друг друга цивилизаций — неким «американизированным миром». Писано, заметьте, в 1930-м.

Вторая шкала — это умноженная на сто первая. От палеолитической культуры до заката Вторых Людей (кто они такие, станет ясно ниже). Третья, четвертая и пятая — это соответственное умножение масштаба: каждая новая шкала в сто раз протяженнее предыдущей. Уже четвертая временная «линейка» простирается от этапа формирования планеты до исчезновения Человека как биологического вида.

И обо всем этом Олаф Стэплдон умудрился рассказать в средних размеров томе. Три с лишним сотни страниц весьма «просторного» шрифта заполнены миллиардами лет!

Когда ведущий американский фантаст Роберт Хайнлайн начал в 1940-е годы разрабатывать собственную историю будущего, он, безусловно, отталкивался от Стэплдона. И другой известный автор Альфред Ван-Вогт приступал к циклу произведений о мутировавшем человечестве под влиянием автора «Последних и первых людей». Вдобавок можно выписать длинный ряд также весьма достойных имен — Клиффорд Саймак, Кордвайнер Смит, Джеймс Блиш, Брайан Олдисс, Урсула Ле Гуин… Добавив к ним даже такого, казалось бы, далекого от англоязычной научно-фантастической традиции и во многом ей антагонистичного автора, как Станислав Лем.

Читать Стэплдона — все равно что взбираться на горную вершину. Но зато наверху пронзительная ясность, морозный, пьянящий «кислород» и долгожданный покой. А перспектива — дух захватывает!

«Общий план книги, — рассказывал автор в интервью, данном в 1937 году, — возник передо мной, как вспышка молнии, пока я наблюдал за тюленями, нежащимися на скалах острова Англси».

Волны перекатывались через почти неподвижные, иссиня-черные блестящие тела, капельки воды на них играли под солнцем, отчего вся картина жила и менялась на глазах. А Стэплдону пришел в голову неожиданный образ. Человечество на протяжении тысячелетий, омываемое волнами времени и изменений, но остающееся неизменным в главном. Мутации, войны и катастрофы, вынужденная смена ареалов существования, постоянно меняющиеся условия игры с Природой — а над всем этим неподверженный внешним перипетиям непоколебимый Дух, Разум.