Лорейн Хэнсберри - Плакат в окне Сиднея Брустайна

Сидней. А… кто же из вас…

Мэвис. Кто из нас не захотел? Черт его знает. Просто так вышло. (Махнув рукой.) Он не страдает. У него есть женщина.

Сидней (каким-то гортанным голосом). У Фреда?

Мэвис (поглядев на него). У Фреда. (Покачивает головой.) Мне порой кажется, что все вы тут живете какими-то выдуманными представлениями об остальных людях. Закоснелых простачков не бывает, Сидней. Можешь мне поверить, теперь каждый в душе хиппи… Да, вот уже сколько лет. К чести Фреда, надо сказать — одна и та же. Я с ней познакомилась.

Сидней (он искренне хотел бы казаться равнодушнее, но не может — он слишком изумлен). Ты…

Мэвис (со сдержанной горечью). Ну да. Я пошла к ней. Он хорошо ее устроил. Ничего особенного, конечно; Фред хороший семьянин, он вкладывает главные деньги в главное дело, наш Фред. Но вполне пристойно: солидный дом, семейные жильцы — неплохая квартирка для одинокой девушки… (безмерная горечь) с ребенком!

Сидней даже вздрагивает от неожиданности: но не находит что сказать.

Он всего на год моложе Гарри. Я и его видела. (Теперь она плачет; Сидней беспомощен перед этими слезами.) Ведь жена рано или поздно все узнает. А я пошла по обычному пути: наняла одного противного человечишку, чтобы он проверил. Он и проверил. И вот однажды я не утерпела, как не утерпит ни одна женщина, — и пошла посмотреть. Не затем, чтобы его накрыть, я вовсе не желала заставать их вместе и прочее такое. Я и так знаю, чем занимаются мужчина с женщиной. Я просто хотела посмотреть на нее. Я взяла такси, приехала, позвонила и увидела ее. Ну, совсем не то, что я ожидала! Не хористка, не шикарная штучка, какие всегда мерещатся женам, даже если муж такой, как Фред, я-то про себя решила, что сейчас увижу какую-нибудь фифу, — ничего подобного: стоит рыжеватенькая девчонка в домашних шлепанцах и фартуке, беременная, вот с таким животом. Ну, я вошла, мы поговорили. И через несколько месяцев я еще раз пришла — посмотреть на ее сына. Не могла я не посмотреть на него. Фреду я ни слова не говорила, пока не увидела мальчонку. А потом началась обычная крутня… разговоры о разводе и прочее, ну, сам понимаешь.

Сидней. И ты на развод не согласилась.

Мэвис. Конечно нет. Развод? С какой стати? Из-за неверности мужа? Ха! У нас трое сыновей, и отец их обожает; он, я думаю, обожает всех своих четверых. И что бы я делала? Там, дома, женихи из-за меня не дрались — был один только Фред. На свете есть два рода одиночества, и каждому из нас дано выбирать. Я выбрала такое. И скажем прямо — я не умею печатать на машинке.

Сидней (тихо, качая головой). А от литературы ты требуешь простых людей и простых проблем…

Мэвис. Конечно — хватит с нас того, что в жизни!

Сидней. Айрис про это знает?

Мэвис. А зачем я бы стала ей рассказывать? Слушай, каждый из нас играет свою роль. (Долгая пауза.) Ну, во всяком случае, ясно одно: мне больше не наливай ни капли. (Достает пудреницу, осматривает себя в зеркальце.) Так как же мой смугленький будущий зять?

Сидней. Он не будет твоим зятем.

Мэвис. И слава богу. Она ему отказала, да?

Сидней (вскидывает глаза; этот вариант приемлем). Да… что-то в этом роде.

Мэвис (снова блаженное неведение). Этого надо было ожидать. Слушай, люди у нас еще не готовы к таким вещам. Ну просто не готовы. Он, кажется, славный мальчик, но это ведь невозможно. В нашей жизни, понимаешь? Надо же думать о детях. Я знала, что Глория выставит его вон. Зачем ей это нужно? Он, конечно, с виду совсем как белый, но все-таки… (Запнувшись.) Ты не сердишься, нет?

Сидней. Нет.

Мэвис. Ну ничего с собой не могу поделать, Сид. Это сидит во мне. Нельзя же требовать от человека, чтобы он переменился в один миг. (Встает, собирается уходить.)

Сидней (мягко, скорее недоуменно, чем утвердительно). Мэвис, мир вот-вот расколется надвое. Мы должны перемениться, иначе рухнем в трещину.

Мэвис (беззлобно). Ну вот, мы опять стали самими собою, и ты, наверно, снова примешься меня оскорблять. А я знала, что рано или поздно расскажу тебе все, Сид. Я всегда это знала. Когда я в первый раз тебя увидела, я поняла, что эти глаза вместят чью угодно исповедь. Не рассказывай Айрис… знаю, что тебя не нужно об этом просить, но все равно. Не надо, а? Она еще девчонка, Сидней. Она еще сама не понимает, что ей нужно. Ничего, очень скоро поймет, и все образуется. (Потрепав его по щеке.) И у тебя тоже. (Пристально глядит на него.) Ей-богу, мы очень гордимся тобой, Сид. Я сказала Фреду: «Что ни говори, а у евреев есть хватка!»

Сидней (в тон ей). Что ни говори.

Мэвис. Ну, тут же ничего дурного нет. Правда?

Сидней (улыбаясь). Будем считать, что нет. На сегодня.

Пауза. Она открывает дверь, и мы снова слышим оживленный шум толпы.

Мэвис, а как ты… я хочу сказать…

Мэвис. Как я обхожусь без Фреда? (Идет вниз по ступенькам, он следует за ней.) Забочусь о мальчиках. Хожу по магазинам и волнуюсь за своих сестер. Тоже жизнь,

Сидней (после паузы, поднимая сжатые кулаки к богам на небе; это только для их ушей). «Глядите же, вечно горящие светила!» (К Мэвис.) Ты — твердый орешек, Мэвис Пародус.

Целует ее, и, поскольку у Мэвис достаточно такта, она ничего не говорит и молча уходит. Сидней идет обратно, наливает себе выпить и смотрит из окна на торжество. Через некоторое время входит Айрис. Она выглядит совершенно по-иному: она оделась в тех кварталах города, где больше всего проявляется стремление портных каждый год радикально менять моду. Волосы ее острижены и выкрашены в совершенно неестественный металлически-желтый цвет, жесткий начес придает им вид скульптуры.

В руках у нее две хозяйственные сумки. Сидней, стоя у окна, видит ее не сразу.

Айрис. Ну, поздравляю, Сид.

Сидней. Только что ушла твоя сестра.

Айрис. Да? Которая?

Сидней. Что значит — «которая»?

Айрис. Глория должна прийти. Я не успела тебе сказать, она приехала | и сегодня будет у нас. (Айрис идет в спальню.)

Сидней. О боже, только этого не хватало!

Айрис. С каких пор ты не рад видеть Глорию?

Сидней. Я всегда рад видеть Глорию… А, да ладно.

Айрис (выходит из спальни с чемоданчиком). Зачем приходила Мэвис? Сидней. Ни за чем. Просто поговорить. Мы поговорили. (Оборачивается и, видя перемену в ней, столбенеет — и это не игра.)

Айрис. Знаю. На себя не похожа. Не буду спрашивать, нравится тебе или нет.

Он молчит и смотрит на нее так, будто видит ее впервые. Она — нарочито развязно:

Меня приняли на работу. И — раз! (Щелкает пальцами.) Тут же послали привести себя в порядок. (Надевает новые туфли.) Все сразу, кроме туфель. Говорят, неудобно выходить из магазина в только что купленных туфлях. По крайней мере, так говорят люди бедные. По-моему, все удобно, если ты богатая… или если туфли дорогие. Пожалуйста, не смотри на меня так, Сид. И не будем это обсуждать. Сидней (задумчиво). Почему ты выдумывала про отца, Айрис?

Айрис (поднимает глаза). У вас с Мэвис был разговорчик по душам? Боже, что делается!

Сидней. Почему ты выставляешь его каким-то придурковатым ничтожеством? Зачем?

Айрис (быстро, раздраженно, фальшиво). Да что ты слушаешь Мэвис! У нее аберрация памяти, когда дело касается папы. Это очень сложно. Когда она говорит о папе, на самом деле она говорит об этом нашем дяде, который…

Сидней (зная, что сейчас последует длинная и путаная ложь). Не. надо, Айрис. Это не важно.

Айрис (искренне). Должно быть… я старалась подделаться под то, что ты обо мне нафантазировал. Во всем. Понимаешь, если подсознательные импульсы…

Сидней. Давай не будем об этом…

Айрис. Ты эти выборы на своих плечах вынес. Ты должен быть доволен.

Сидней (рассеянно). Да, я доволен. (Пауза.) Мэвис думала, что мы с тобой пойдем куда-нибудь кутить. Ты, значит, ничего ей не сказала?

Айрис. Пет… очень нужно слушать ее причитания!

Сидней (глядя на нее, медленно и с ударением). Мне кажется, она легко переживет.