Кшиштоф Кесьлевский - Декалог

Медсестра. Никого нет?

Роман не обращает на нее внимания. Наконец слышит, что у него в квартире подняли трубку, слышит тихий хриплый голос Ханки.

Ханка (за кадром). Слушаю.

Роман. Ханя…

Весна. Ранняя — кое-где еще лежит снег, но уже пригревает солнце и по просохшим дорожкам вокруг дома гуляют матери с детскими колясками. На застекленной двери подъезда объявление в траурной рамке, сообщающее о смерти кого-то из жильцов. Маленькая однокомнатная квартирка. Одну стену целиком занимают железные шкафы, запертые на внушительные замки. Никаких ковров, салфеток, домашних растений. Только эти шкафы, большой стол да у окна кровать с табуретом, заменяющим ночной столик. И еще аквариум, в котором брюхом вверх плавают большие красные рыбки.

Кладбище: ровное и пустынное. Мы становимся свидетелями торжественных похорон. Нас не интересуют ни стандартные подробности обряда, ни некоторый автоматизм происходящего. Маленького роста толстяк в сером костюме держит в руке листок с заранее приготовленной речью, но, видимо, хорошо знает, чтó хочет сказать, поскольку даже не заглядывает в свою шпаргалку. Мы будем называть его «Председатель» — как вскоре выяснится, не без оснований.

Председатель …родных, работу по профессии, а, возможно, и чувства принес в жертву своей благородной страсти. Кто сейчас скажет, какого ему это стоило труда, каких лишений? Когда Корень — так мы его звали в память об оккупационном прошлом — узнавал, что может пополнить коллекцию недостающим экземпляром, его ничто не могло удержать. Ни тяготы поездки, ни расходы, ни время, которое предстояло потратить. Корень все бросал и летел осуществлять свою мечту, удовлетворять свое — в нашем кругу я не побоюсь этого слова — вожделение.

Возле самого гроба двое мужчин. Один одет с присущей солидному инженеру элегантностью: видно, что, хотя он уже немалого добился сам, еще многое у него впереди. Второй — на несколько лет моложе первого — полная его противоположность: на нем зеленая военная куртка и высокие башмаки на шнурках; длинные светлые волосы падают на небрежно повязанный шарф; взгляд живой, умный, быть может, слегка отсутствующий. Это сыновья покойно — больше родственников на кладбище нет. Братья выделяются среди остальных участников похорон: во-первых, стоят ближе всех к гробу, во-вторых, намного моложе других.

Несмотря на серьезное выражение лиц, непохожи на скорбящих, потрясенных неожиданной потерей сыновей. Председатель в завершение своей речи обращается к ним.

Председатель. Позвольте, прощаясь с нашим выдающимся коллегой, обладателем одиннадцати международных золотых медалей и участником многочисленных выставок, выразить родным искреннее сочувствие и предложить помощь, если понадобится. От имени руководства Польского союза филателистов, от имени друзей и конкурентов и от своего имени склоняю голову над этим гробом. Прощай, Корень.

Могильщики, с нетерпением дожидавшиеся конца речи, принимаются за работу. Перед Ежи и Артуром выстраивается очередь желающих выразить соболезнование.

Артур и Ежи не могут найти нужный дом среди одинаковых бетонных коробок микрорайона.

Ежи. Я тут был… несколько лет назад… восьмой этаж, это я знаю точно.

Стоят в растерянности. Артур замечает траурное объявление на дверях подъезда. Идут к дому.

Ключей — пять, замочных скважин — четыре и еще висячий замок. Братья подбирают ключи. Легче всего пошло дело с висячим замком — тут сомнений нет. Когда они его открывают, с грохотом падает железный засов. С другими ключами разобраться сложнее.

Артур. Смотри-ка, жесть…

Действительно: дверь обита толстым прочным листом жести. Братья возятся с ключами.

Ежи. Отец сам открывал, когда я тут был…

Артур отпирает верхний — почти у самой притолоки — замок. Из одного ключа, похожего на длинный гвоздь, пришлось сначала выдвинуть острие — неудивительно, что ни в какие другие отверстия он не влезал. В верхнее же — маленькое и едва заметное — входит свободно; щелчок — и замок открыт. Остаются еще три, но с ними справиться проще: один открывается нормально, в левую сторону, другой — чтобы запутать злоумышленников — в правую, к третьему подходит плоский английский ключ. Ручка долго не хочет поворачиваться; наконец, дверь поддалась, но тут же раздается пронзительный вой — сработала сигнализация. Братья поспешно захлопывают дверь, однако вой не прекращается. Сверху бегом спускается сосед в элегантной рубашке с галстуком и домашних шлепанцах.

Сосед. В чем дело?..

Ежи. Мы — сыновья…

Приходится кричать — вой заглушает слова. Сосед вбегает в квартиру. В крохотной прихожей висит на гвозде зеркальце; гвоздь оказывается выключателем. Вой стихает. Сосед, подойдя к двери, загораживает вход.

Сосед. Попрошу документы.

Ежи вынимает удостоверение личности. Сосед внимательно его изучает.

Артур. Я с собой не ношу… Я — брат.

Ежи. Да, брат.

Сосед сравнивает лицо Ежи с фото на документе: более или менее похож; фамилия и имя отца тоже сходятся.

Сосед. Документики при себе надо носить. Да и у вас уже просрочено, не мешало бы: поменять.

Возвращает Ежи удостоверение, протягивает руку.

Сосед. Искренне сочувствую.

Ежи. Спасибо.

Сосед, оглядываясь, поднимается на один пролет. Братья с некоторой опаской входят в квартиру.

Ежи. Черт.

Квартира нам уже знакома. Комната с железными шкафами, узкая, покрытая одеялом кровать. Табурет, кухня со старым холодильником и солью в баночке, ванная, выкрашенная масляной краской. Братья, неприятно удивленные, обходят крохотную квартирку. Задерживаются возле аквариума с дохлыми рыбами.

Ежи. От голода. Надо выбросить.

Пытаются поднять аквариум, но он очень тяжелый.

Ежи. Принеси дуршлаг.

Артур идет в кухню, возвращается с дуршлагом. Вылавливает рыбок; большого труда это не составляет, только одна упорно ускользает; наконец, и она оказывается в дуршлаге. Артур несет капающий дуршлаг в уборную, выбрасывает рыб, спускает воду, рыбки исчезают. Ежи стоит посреди комнаты, принюхивается.

Ежи. Воняет.

Артур. Воняет, точно.

Подходит к окну, дергает задвижку, но окно и не думает открываться. Ежи пытается сделать то же самое с балконной дверью — безрезультатно. Обнаруживает гвозди в оконных рамах.

Ежи. Наглухо заколочены.

Артур. Зачем?

Ежи. А зачем сигнализация? Замки? Засов? Ты что, старика не знал?

Артур. Не так, чтобы очень…

Ежи. Вон он как проветривал…

В одно из окон встроен большой кондиционер. Артур прикладывает к нему ухо.

Артур. Эйр-кондишн. Даже работает.

Ежи разглядывает термометры в кондиционере.

Ежи. Поддерживает постоянную температуру. И влажность.

Братья находят в связке ключи от висячих замков на шкафах. Отпирают их, отодвигают блокирующие дверцы засовы. В шкафах аккуратно расставлены кляссеры. На отдельной полке специальные принадлежности: лупы, пинцеты и т. д. Рядом полка с каталогами и филателистическими журналами со всего мира. Особняком лежат одиннадцать золотых медалей, полученных отцом на международных выставках.

Ежи. Надо будет все это продать. Ты хоть чего-нибудь смыслишь?

Артур мотает головой: ничегошеньки.

Артур. Морозилку купишь или новый телевизор?

Ежи. Это уже есть. Может быть, видик. Если хватит…

Артур распрямляется.

Артур. А я промотаю… все до гроша, сколько бы ни было.

Щелкает себя по горлу — жест вполне однозначный.

Артур. Выпить бы… как ты думаешь, у отца найдется?