Евгений Шварц - Клад

Суворов. Подождем, соберутся наши. Твой дед здесь блюдо нашел — где оно? Дома?

Али-бек. Украли давно.

Суворов. Али-бек, конечно, здесь руду переплавлял. Здесь посуду лил, выковывал. По горным дорогам руду возить невыгодно. Он готовые медные вещи вывозил. Неужели ничего не найдется?

Али-бек. Все оползень в землю вдавил. Эх…

Мурзиков входит.

Суворов. Ну, разведчик, что разведал?

Мурзиков. Одни пустяки. Хоть бы ремешок найти. Хоть бы лоскуток… Нет, Шура, не говори ничего, — она пропала.

Суворов. Я ничего не говорю.

Мурзиков. Я даже не думаю больше. Кричал — одно эхо проклятое дразнит. Каждое слово десять раз повторяет… Грозный идет. И он больше не думает. Смотри, лицо какое невеселое.

Грозный входит.

Суворов. Ты, старик, ничего не нашел?

Грозный. Ничего.

Али-бек. Нет, не могу стоять, надо что-то делать. Они в ту сторону ушли? Орлов и Дорошенко?

Суворов. Туда.

Али-бек. Побегу к ним, посмотрю. Когда бегом бегу — легче.

Суворов. Беги, мы подождем.

Али-бек убегает.

Да, да. Так, так. Видишь, старик, дерево?

Грозный. Вижу.

Суворов. Узнаешь?

Грозный. Узнаю.

Суворов. По перьям узнал?

Грозный. По перьям.

Суворов. Как дерево сюда попало?

Грозный. Прямым путем.

Суворов. А она где?

Грозный. Не спрашивай, брат.

Мурзиков. О чем вы? А? Скажите

Грозный. Сказать?

Суворов. Говори…

Грозный. Когда лежала она…

Мурзиков. Кто?

Грозный. Птаха… Когда лежала она на уступе, оба мы заметили, я и Суворов — маленькая елочка приметная, с одного бока ободранная, около уступа стояла. Тоже осела с ней рядом… С Птахой. Перья на ветках, — видно, орел птицу когтил. Искали ее, нашу Птаху, мы на верхней площадке. Туда весь ее уступ осел. А ее нету, не нашли. Ну, пропала-пропала, а все надеялись. Часть оползня через первую площадку дальше пошла. Дерево тоже дальше пошло, — может, и она по прямой дороге вниз. Птаха…

Суворов. И вот видишь — нету ее.

Грозный. Три дня мы шли, а она сразу сюда. Вот…

Суворов. Следов, словом, нету, брат.

Мурзиков. Шура, Шура, смотри — наши идут. Они радостные. Шура, честное слово, радостные. Они нашли что-то. Что?

Быстро входят Дорошенко, Али-бек, Орлов.

Суворов. Ну, ну?

Дорошенко. Нашлись они. Все целы. Это они в тумане ходили.

Орлов. Только потолстели от туссека.

Суворов. Что нашлось?…

Орлов. Бараны заграничные, пять штук. Мне говорил Павел Федорович из Ботанического: баран эту траву за сто верст чует.

Суворов. Природа дура, черт.

Дорошенко кланяется Грозному в пояс.

Грозный. Что ты делаешь?

Дорошенко. Осознаю.

Грозный. Что?

Дорошенко. Свои сшибки. Друг ты мой, Иван Иваныч Грозный. Перед лицом нашей находки, перед лицом всех товарищей прямо и откровенно заявляю — отказываюсь я от своих ошибок.

Грозный. Э, матушка, что говорить. Горы наши такие.

Дорошенко. Мать во все чудеса верила, бабушка верила, идешь горами — горы гудят, ветер свистит, зверь кричит, невольно покажется.

Грозный. Дорошенко, я не обижаюсь. Я сам охотник, а охотники во все чудеса легко верят. Молод был — и я верил. Кончим это дело, больше не говори.

Али-бек. И меня прости, не обижайся. Ты хороший казак, новый казак, товарищ.

Грозный. Довольно. Замолчать. Я как та собака устал, не жалобь меня. Я кремень-старик, к ласке не привыкший. Хожу, сторожу, как пес, и работаю… Чего вы меня, дураки, тревожите? Вот… Да… Заткнись.

Суворов. Ладно, ладно. Все ясно. Больше, конечно, ждать нечего. Сыро здесь. Ну так вот — слушайте тогда мое решение. Рудников там, где мы ждали, нет.

Грозный. Видно, что так.

Суворов. Я верю, что их завалил оползень, но мне нужны точные доказательства. Путь отсюда до колхоза легкий?

Дорошенко. Надо думать, Бараны мои толстые, ходоки не дюже смелые — а вот пришли.

Суворов. Здесь сыро. Ребята устали.

Мурзиков. Ничего подобного.

Суворов. Молчи. Ребята устали, тебя ждут дела, да и у Грозного, и у Али-бека свои нагрузки. Вы все уйдете, я останусь.

Мурзиков. Ну да, еще чего.

Суворов. Молчи, Мурзиков. Никаких споров. Сразу в путь. Колхоз в той стороне?

Дорошенко. Да.

Суворов. Идем. Я вас провожу чуть и вернусь.

Мурзиков. Шура, мы еще останемся, поищем. Это не по-товарищески уходить.

Суворов. Довольно мы искали. Там ты ходил, там Али-бек бегал. Там Грозный. Помогли — и хватит. Я останусь еще, обшарю каждый закоулочек, а потом к вам.

Орлов. Заблудишься.

Суворов. Ни за что. Ну, марш. Баранов по дороге захватите — и в путь. Ты чего захныкал?

Мурзиков. Шура, Али-бек, тетка, тетка, а Птаха пропала? Уже теперь совсем?

Дорошенко. Эх, брат… идем. Стойте. (Оборачивается к горам.) Эх, Птаха, Птаха, прощай!

Эхо.

Ну вот, товарищи, как будто и все, что я хотела сказать. Точка. Идем.

Вдруг в горах поднимается звон, усиленный эхом. Он громче и громче, потом обрывается.

Мурзиков. Ну вот. Спасибо. Это что же такое?

Али-бек. Я там бегал — ничего не видал. Почему?

Суворов (кричит). Кто звонил?

Эхо, потом полная тишина.

(Грозному.) Что скажешь, старик?

Грозный. Не пойму.

Мурзиков. Надо искать.

Суворов. Что искать?

Мурзиков бежит по тому направлению, где был звон.

(Ему вслед.) Куда? Что, ты думаешь — это Птаха в колокол звонит? (Машет рукой. Грозному.) Знаешь это что? Это фокусы, какие-нибудь курьезы науки, любопытные явления природы, черт бы их побрал. Не ищи, Мурзиков, беги назад. Где ты там?

Мурзиков бежит обратно с тазом в руках.

Медный таз. (Али-беку.) Ведь ты ходил там?

Али-бек. Я там, дурак, бегом бегал.

Мурзиков (задыхаясь). Ну вот… Она осипла… Я спокоен… Подумаешь, чудо…

Грозный бежит наверх.

Орлов. Кто осип? А? Рева-корова. Говори.

Грозный (наверху). Жива, здорова, только осипла и ногу она свихнула.

Суворов. Кто?

Суворов. Птаха!

Общий крик, подхваченный эхом. Грозный спускается с Птахой на руках, все окружают его.

(Осторожно сажает ее на камень.) Говори, спокойно говори. Как же это? Почему все это? Ну?

Птаха (сипло). Здравствуйте, товарищи.

Грозный. Почему нас не окликнула?

Суворов. Откуда таз? Таз?

Орлов. Чего ты сипишь?

Мурзиков. Чего ты звонила?

Птаха (сипло), Я вчера вечером последний кусок солонины съела. Ночь плохо спала, боялась с голоду помереть. Под утро разоспалась. Все понятно?

Мурзиков. Ничего не понятно.

Птаха. Неумный ты, потому и непонятно. Разоспалась я и не видела, как вы пришли. Просыпаюсь, а тетка кричит: «Прощай!» Что такое? Я вам во всю глотку: «Стойте, стойте!» — а вы уходите. С ума сошли, что ли?

Мурзиков. Такую сиплую глотку, конечно, не услышишь.

Птаха. Глухой тетерев. Ясно, мне стало неприятно. Голоса нет. Провиант весь съела. Бежать за вами не могу — нога поврежденная. Схватила я таз и давай стучать.

Суворов. Откуда ты таз взяла? А?

Птаха. Таз? А я как ногу растянула, так сейчас повыше от зверья заползла, выставила ногу на солнышко лечиться, а сама от тоски этот таз чищу. А как вы ушли — я в него камнем дзинь-бом.

Суворов. Да где ты его нашла? Говори толком.

Птаха. Постой. А как я, братишечки, с горы съехала. Обвал трах! Веревка треск! Гора бу-бу-бу — и поехала. Я за деревцо, деревцо за землю, едем, едем, остановиться не можем. Я хотела на первой площадке соскочить, куда там. Так до рудников и доехала.