Генрик Ибсен - Привидения

ОСВАЛЬД. Не расспрашивай. Я сам не знаю. Не могу объяснить. (Фру Алвинг идет направо и звонит.) Что ты хочешь?

ФРУ АЛВИНГ. Хочу, чтобы мой мальчик развеселился. Не бродил бы тут со своими думами. (Вошедшей Регине.) Еще шампанского. Целую бутылку.

Регина уходит.

ОСВАЛЬД. Мама!

ФРУ АЛВИНГ. Ты думаешь, мы не умеем жить тут в деревне?

ОСВАЛЬД. Ну разве она не прелесть? Как сложена! И так и пышет здоровьем.

ФРУ АЛВИНГ (садясь к столу). Садись, Освальд, и поговорим спокойно.

ОСВАЛЬД (тоже садясь к столу). Ты, видно, не знаешь, мама, что я виноват перед Региной и должен загладить свою вину.

ФРУ АЛВИНГ. Ты?

ОСВАЛЬД. Или свою необдуманность, если хочешь. Вполне невинную, впрочем. В последний мой приезд домой…

ФРУ АЛВИНГ. Да?

ОСВАЛЬД… она все расспрашивала меня о Париже, и я рассказывал ей о том, о сем. И помню, раз сказал ей: «А тебе самой хотелось бы побывать там?»

ФРУ АЛВИНГ. Ну?

ОСВАЛЬД. Она вся вспыхнула и ответила, что, конечно, очень бы хотелось. А я и скажи ей: «Ну, мы это как-нибудь устроим»… или что-то в этом роде.

ФРУ АЛВИНГ. Дальше?

ОСВАЛЬД. Потом, разумеется, я позабыл обо всем. Но вот третьего дня спрашиваю ее, рада ли она, что я остаюсь тут так надолго…

ФРУ АЛВИНГ. Ну?

ОСВАЛЬД. А она как-то странно посмотрела на меня и говорит: «А как же моя поездка в Париж?»

ФРУ АЛВИНГ. Ее поездка!

ОСВАЛЬД. И вот я стал ее расспрашивать и узнал, что она приняла мои слова всерьез и только все и мечтала об этом. Начала даже учиться по-французски…

ФРУ АЛВИНГ. Так вот зачем…

ОСВАЛЬД. Мама, когда я увидал перед собой эту чудесную, красивую, свежую девушку, – прежде я как-то не обращал на нее особого внимания, – а тут, когда она стояла передо мной, словно готовая раскрыть мне свои объятья…

ФРУ АЛВИНГ. Освальд!

ОСВАЛЬД… во мне вдруг точно сверкнуло: в ней все твое спасение! Потому что я увидел, что в ней столько жизнерадостности.

ФРУ АЛВИНГ. (пораженная). Жизнерадостности!.. В этом может быть спасение?

РЕГИНА (входит из столовой с бутылкой шампанского). Извините, что замешкалась; пришлось в погреб слазить… (Ставит бутылку на стол.)

ОСВАЛЬД. И принеси еще бокал.

РЕГИНА (удивленно глядя на него). Здесь есть бокал для барыни, господин Алвинг.

ОСВАЛЬД. Да, а ты еще для себя принеси, Регина. (Регина вздрагивает и быстро испуганно косится на фру Алвинг.) Ну?

РЕГИНА (тихо, с запинкой). Барыне это угодно?

ФРУ АЛВИНГ. Принеси бокал, Регина.

РЕГИНА уходит в столовую.

ОСВАЛЬД (глядя ей вслед.) Ты обращала внимание на ее походку? Какая твердая и свободная поступь!

ФРУ АЛВИНГ. Этому не бывать, Освальд!

ОСВАЛЬД. Это решено. Ты же видишь. Нечего и спорить. (Регина возвращается, держа в руке пустой бокал.) Садись, Регина.

Регина вопросительно смотрит на фру Алвинг.

ФРУ АЛВИНГ. Садись. (Регина садится на стул у дверей в столовую, все продолжая держать в руках пустой бокал.) Освальд, что ты начал насчет жизнерадостности?

ОСВАЛЬД. Да, радость жизни, мама, – ее у нас здесь мало знают. Я что-то никогда не ощущаю ее здесь.

ФРУ АЛВИНГ. И когда ты здесь, у меня?

ОСВАЛЬД. И когда я здесь, мама. Но ты этого не понимаешь.

ФРУ АЛВИНГ. Нет, нет, мне кажется, почти понимаю… теперь.

ОСВАЛЬД. Радость жизни – и радость труда. Да, в сущности, это одно и то же. Но и ее здесь не знают.

ФРУ АЛВИНГ. Пожалуй, ты прав, Освальд. Ну, говори, говори. Объяснись хорошенько.

ОСВАЛЬД. Да я только хотел сказать, что здесь участь людей смотреть на труд, как на проклятие и наказание за грехи, а на жизнь – как на юдоль скорби, от которой чем скорей, тем лучше избавиться.

ФРУ АЛВИНГ. Да, юдоль печали. Мы и стараемся всеми правдами-неправдами превратить ее в таковую.

ОСВАЛЬД. А там люди и знать ничего такого не хотят. Там никто больше не верит такого рода поучениям. Там радуются жизни. Жить, существовать – считается уже блаженством. Мама, ты заметила, что все мои картины написаны на эту тему? Все говорят о радости жизни. В них свет, солнце и праздничное настроение – и сияющие, счастливые человеческие лица. Вот почему мне и страшно оставаться здесь, у тебя.

ФРУ АЛВИНГ. Страшно? Чего же ты боишься у меня?

ОСВАЛЬД. Боюсь, что все, что во мне есть, выродится здесь в безобразное.

ФРУ АЛВИНГ (глядя на него в упор). Ты думаешь, это возможно?

ОСВАЛЬД. Я уверен в этом. Если повести здесь такую жизнь, как там, – это будет уже не та жизнь.

ФРУ АЛВИНГ (слушавшая с напряженным вниманием, встает с широко раскрытыми, полными думы глазами и говорит). Так вот откуда все пошло. Теперь я поняла.

ОСВАЛЬД. Что ты поняла?

ФРУ АЛВИНГ. Впервые поняла, уразумела. И могу говорить.

ОСВАЛЬД (встает). Мама, я тебя не понимаю.

РЕГИНА (тоже встав). Не уйти ли мне?

ФРУ АЛВИНГ. Нет, оставайся. Теперь я могу говорить. Ты узнаешь теперь все, мой мальчик. И выберешь!.. Освальд, Регина…

ОСВАЛЬД. Тсс!.. Пастор!..

ПАСТОР МАНДЕРС (входит из передней). Ну вот, провели славный часок в задушевной беседе.

ОСВАЛЬД. И мы тоже.

ПАСТОР МАНДЕРС. Надо помочь Энгстрану устроить это убежище для моряков. Пусть Регина переедет к нему помогать.

РЕГИНА. Нет, благодарствуйте, господин пастор.

ПАСТОР МАНДЕРС (только что заметив ее). Что?.. Тут – и с бокалом в руках!

РЕГИНА (быстро ставя бокал на стол). Pardon!

ОСВАЛЬД. Регина уезжает со мной, господин пастор.

ПАСТОР МАНДЕРС. Уезжает? С вами?!

ОСВАЛЬД. Да, в качестве моей жены, если она потребует этого.

ПАСТОР МАНДЕРС. Но, боже милосердный!..

РЕГИНА. Я тут ни при чем, господин пастор.

ОСВАЛЬД. Или останется здесь, если я останусь.

РЕГИНА (невольно). Здесь?

ПАСТОР МАНДЕРС. Я просто столбенею, фру Алвинг!

ФРУ АЛВИНГ. Не будет ни того, ни другого. Теперь я могу открыть всю правду.

ПАСТОР МАНДЕРС. Да не хотите же вы в самом деле!.. Нет, нет, нет!

ФРУ АЛВИНГ. Да! Я могу и хочу. И никакие идеалы ль этого не рушатся.

ОСВАЛЬД. Мама, что такое вы скрываете от меня?

РЕГИНА (прислушиваясь). Сударыня! Слышите? Народ кричит! (Идет на веранду и смотрит в окно.)

ОСВАЛЬД (идя к окну налево). Что случилось? Откуда этот свет?

РЕГИНА (кричит). Приют горит!

ФРУ АЛВИНГ (бросаясь к окну). Горит?!

ПАСТОР МАНДЕРС. Горит? Быть не может! Я только что оттуда.

ОСВАЛЬД. Где моя шляпа? Ну, все равно… Отцовский приют!.. (Убегает через веранду в сад.)

ФРУ АЛВИНГ. Мою шаль, Регина! Все здание занялось!..

ПАСТОР МАНДЕРС. Ужасно!.. Фру Алвинг, это суд над домом смуты и разлада!

ФРУ АЛВИНГ. Да, да, конечно. Идем, Регина. (Поспешно уходит с Региной через переднюю.)

ПАСТОР МАНДЕРС (всплеснув руками). И не застраховано! (Спешит за ними.)

Та же комната. Все двери настежь. Лампа по-прежнему горит на столе. На дворе темно, только налево на заднем плане слабое зарево. ФРУ АЛВИНГ, в наброшенной на голову шали, стоит на веранде и глядит в сад. РЕГИНА, тоже в платке, стоит чуть-чуть позади нее.

ФРУ АЛВИНГ. Все сгорело. Дотла.

РЕГИНА. Еще горит в подвалах.

ФРУ АЛВИНГ. Освальд все не идет. Спасать уж нечего.

РЕГИНА. Не снести ли ему шляпу?

ФРУ АЛВИНГ. Он даже без шляпы?

РЕГИНА (указывая в переднюю). Вот она висит.

ФРУ АЛВИНГ. Ну и пусть. Он, верно, сейчас придет. Я пойду сама взглянуть. (Уходит через веранду.)

ПАСТОР МАНДЕРС (входит из передней). Фру Алвинг здесь нет?

РЕГИНА. Сейчас только вышла в сад.

ПАСТОР МАНДЕРС. Такой ужасной ночи я еще не переживал.

РЕГИНА. Да, ужасное несчастье, господин пастор.

ПАСТОР МАНДЕРС. Ах, не говорите. Подумать страшно.

РЕГИНА. И как это могло случиться?..

ПАСТОР МАНДЕРС. Не спрашивайте меня, йомфру Энгстран. Почем я знаю? Разве и вы тоже?.. Мало того, что отец ваш…

РЕГИНА. Что он?

ПАСТОР МАНДЕРС. Он меня совсем с толку сбил.

ЭНГСТРАН (входя из передней). Господин пастор…

ПАСТОР МАНДЕРС (испуганно оборачиваясь). Вы и тут за мной по пятам?

ЭНГСТРАН. Да надо же, накажи меня бог! Ох ты, господи Иисусе! Вот грех-то какой вышел, господин пастор.

ПАСТОР МАНДЕРС (ходя взад и вперед). Увы! Увы!

РЕГИНА. Да что такое?

ЭНГСТРАН. Ах, это все наша молитва наделала. (Тихо ей.) Теперь мы изловим пташку, дочка. (Вслух.) И по моей милости пастор наделал такой беды!

ПАСТОР МАНДЕРС. Но уверяю же вас, Энгстран…

ЭНГСТРАН. Да кто же, кроме пастора, возился там со свечками?

ПАСТОР МАНДЕРС (останавливаясь). Это вы так говорите. А я, право, не помню, была ли у меня в руках свечка.