Айдар Павлов - Патрул

Патрул издали наблюдает, как монахи общаются с Юдрой, играют с Ани.

Во дворе. Монахам практически все ясно. Присутствие Майтреи очевидно и на абсолютном, и на относительном уровне.

- А сколько лет вашему Чотару?

- Не знаю… Лет сорок. Ну, от силы, полтинник. Но такой мужик, ребята, такой парень!

- Познакомите нас? – просит второй монах, оглядывая дом. – Чотар сейчас здесь?

- Мусор пошел выносить. – Юдра осматривается – А вон он идет!

По дороге с нарочито мрачным лицом непоколебимой поступью идет Патрул Ринпоче. Ему совсем не нравится, что его нашли и куда-то теперь поведут, словно редкое животное, под конвоем.

Здесь хорошо бы замедлить кадр:

Ринпоче заходит во двор.

Второй монах почтительно склоняется, сложив на груди руки.

Первый монах, стоявший на одном колене, падает на оба колена и опускает лицо, продолжая при этом гладить собаку.

Патрул попадает в окружение растерянной Юдры и монахов. Пауза.

Наконец, мы замечаем, что по щекам монаха на коленях, приласкавшего Ани, бегут слезы:

- Ринпоче… – шепчет он, как ребенок, нашедший мать через три года, - Не бросайте нас… Пожалуйста… Пожалуйста, не бросайте нас, Ринпоче…

Учение на просторном зеленом поле. Толпа монахов и мирян сидят на земле вокруг одноразового трона, на котором находится Патрул Ринпоче. В ходе лекции мы видим в числе слушателей Юдру, Таши Озера и монахов, нашедших Патрула.

- Примите мои извинения, - говорит Патрул. – Я нахожусь на верху, на троне, вы - внизу. Все должно бы быть наоборот, поскольку вас много, а я один. Если б не традиция, мне самому, конечно, не пришло бы в голову забраться повыше, а вас всех заставить сидеть на сырой земле. Но вот… (Патрул осматривает трон) мне сделали это кресло, оно довольно высокое, удобное… И у меня не хватило духу от него отказаться.

Ничего… В этой непредсказуемой сансаре все меняется. Пешки становятся ферзями, ферзей съедают, они становятся пешками… Давайте, в следующий раз я сяду на землю, а вы заберетесь сюда? Хорошо? Только не забудьте мне напомнить. А то я по-привычке полезу наверх. Возможно вообще, к следующей встрече вы уже станете такими шустрыми буддами и бодхисаттвами, которые всех опережают, занимают лучшие места. Тогда мне ничего не останется, как сесть на свободный кусок земли и внимать многообразию учений. Это будет поистине прекрасно.

Пауза. Ринпоче мечтательно смотрит в небо.

- Поистине прекрасны многообразные учения будд и бодхисаттв, - продолжает Патрул, очнувшись. - Но все они в конечном итоге сводятся к двум драгоценностям. Каким именно? Я что-то забыл…

Ринпоче осматривает собрание вопросительным взглядом:

- Я в прошлый раз рассказывал. Вы тоже забыли?

- К пустоте и состраданию, - осмеливается заявить один монах.

Указательный палец Патрула уже направлен в сторону ответившего монаха, как в место обитания истины.

- Спасибо! – расцветает Ринпоче. – Пустота и сострадание! Все Будды отсюда появились, все Будды здесь пребывают, и все Будды в конце концов растворяются в единстве пустоты и сострадания. Как замечательно, что вы это понимаете. Нет иного места ни во времени, ни на карте, где бы смогли проявиться Будды. Только в единстве пустоты и сострадания. Будду не заманишь в наш мир ни большой семьей, ни модной одеждой, ни толстыми бутербродами. Не заинтересуете вы его и охотой, верховыми скачками, драгоценными безделушками. Будды не рождаются из злобы или зависти, жадности или тупости. Все, что можно наблюдать в этом мире – лишь пыль для просветленного Будды. Пыль, которую необходимо смахнуть, дабы явить свой подлинный образ – единство пустоты и сострадания.

Наверно, вы слышали, как только в мире появляется излучение просветленного ума будды, его тело норовит убежать повыше в горы и там медитировать. Некоторые считают, что будда уходит в горы, чтобы кому-то что-то доказать, набить себе цену или еще что-то.

«Несмотря на то, что Будда достиг просветления, он вел удивительно скромную и простую жизнь», - удивляются люди.

Пауза. Патрул смеется. К сожалению, аудитория здесь его не поддерживает, она «не въезжает».

- Правда, удивительно, как будды, достигнув просветления, не бросаются во все тяжкие! Но помилуйте, разве просветление кому-то обещало усложненную жизнь? Богатый гардероб? Обильный стол, мясо и вино? Может Будда учит Дхарме, чтобы у нас был успех у женщин, прочный дом и длинный язык?

Нет, Будда от всего этого бежал. И он учит тому, как от этого бежать. Если б Буда говорил с аудиторией открытым текстом, ему бы хорошо досталось после учения. Может, камнем, может палкой… Теперь вы понимаете, почему Будда убегает в горы. Так безопаснее.

Пауза, Патрул от души веселиться.

- Во всяком случае, Будда не красуется, когда уходит в горы, - продолжает Ринпоче. - Просто, ему нравится уединяться. Будда уходит от бесполезной возни и чесотки. Будда уходит, потому что мира не существует. Будда уходит, потому что существует любовь. Будда уходит, чтобы очистить любовь от усложнений. Будда уходит, чтобы полностью объединиться с реальностью сострадания и пустоты. Будда уходит, чтобы осуществить великую простоту во всем. Будда уходит, чтобы дать жизнь тысячам проявлений своего милосердия. Будда уходит, чтобы полностью присутствовать и в том, и в этом мире, и еще в бесчисленных мирах.

И наконец, мы видим, что Будда, который уходит, в действительности, никуда не уходил, а мы, которые вроде бы безначально бегаем здесь по кругу, никогда здесь по-настоящему-то и не были. Под «Здесь» я имею в виду реальность сострадания и пустоты, реальность, которой мы все «сейчас» являемся, нравится нам это или нет.

Невозможно найти даже отблеска счастья вне сострадания и пустоты. Всё благо мира – от ничтожных удовольствий нижних сфер до блаженства мира богов – основывается на одной-единственной реальности – силе личного сострадания. А сила сострадания зависит от глубины постижения пустоты.

Так что сострадание и пустота – не разные вещи. Невозможно без внутренней свободы, которую дарует пустота, познать благо сострадания, а без сострадания вам моментально наскучит самая восхитительная «пустота».

Будды пребудут среди живых существ до тех пор, пока существуют страдания. В этом не стоит даже сомневаться. Не надо никуда отправляться, чтобы встретить будду. Вы уже в санасаре - рядом всегда находятся страдающие существа. Возможно, вы сами имеете к ним отношение. А там, где есть страдание, автоматически присутствует сострадание. А если присутствует сострадание, присутствует и то, что мы называем природой Будды. Это одно и то же. Степень чистоты может быть разной, - природа будды от этого не меняется.

Что вы можете встретить чудеснее сострадания? Страдание – ад, сострадание – великое блаженство. Выбирайте. Одна и та же энергия, одно тело, один ум! Вся разница в том, куда вы тащите одеяло. Стремитесь спасти от холода всех существ - всех спасаете, и сами не забыты. Стремитесь затащить одеяло на свою голову, с вас его сдерут, да еще нашлепают: зачем спер чужое одеяло?

Не думайте, что великое сострадание не для вас, что он для «великих существ». Это глупость. Великое сострадание потому и великое, что принадлежит всем – от мала до велика. В тот же момент, когда в вас пробуждается искреннее сострадание, вам дается необходимая энергия, чтобы осуществить помощь. Таково благословение будд. В момент сострадания вы неотделимы от Будды, и для вас нет невозможного. Любое желание рано или поздно находит путь к реализации - сроки зависят от чистоты нашей мотивации. Сострадание находит путь мгновенно. Там, куда проникает великое сострадание, в одно мгновение все украшено цветами и голосами дакинь. Пусть не все это видят, но, поверьте, это так.

Когда мы страдаем, мы часто озлоблены, наши глаза не замечают цветов, уши не слышат песен дакинь, и уму может показаться, что сострадание – вещь ненужная. По крайней мере, ненужная для нас. «Отстань от меня», - говорим мы и даже грубо отталкиваем человека, который нам сострадает. Выполните, пожалуйста, одну просьбу старого ламы. Я очень редко о чем-либо прошу своих учеников, но вот это… Я прошу вас от всего сердца: не прогоняйте того, в ком зародилось сострадание. Пожалуйста, не прогоняйте. Как бы вам ни было тяжело, примите любого, кто приходит к вам с состраданием, как своего сына, как свою дочь. Пожалуйста, сделайте это ради меня.

Лучше откажите всем буддам и бодхисаттвам, но того, кто подарит вам сострадание, примите.

И с вами будут все будды и бодхисаттвы.

Пусть он не одет в парчу и не сидит на троне. Пусть, от него не будет никакой практической пользы. Понимаете, все будды и бодхисаттвы умрут, все постройки рухнут, все игрушки будут забыты, все смешается и возродится в незнакомом облике. Но сострадание… Оно не уйдет никуда. Оно не ходит, не летает, оно ближе, чем кровь и кость. Это все, чем мы живем. И тот, кто познал блаженство сострадания, падает в объятия девы-вселенной. Неужели, вы способны отрезать от блаженства сострадательного человека только потому, что у вас плохое настроение?