Александр Островский - Том 4. Пьесы 1865-1867

Какой те суд! Вестимо, воевода
Своих людей оправит. Сам не кормит,
Харчей-то жаль, так воровским и сыты:
Чужой-то хлеб дешевле своего.

Ты, смерд, молчи!

А ты что за помещик?

Ой, ой, убил, убил, прошиб до мозгу,
Проклятый пес, паршивая собака!
Издохнуть бы тебе, как басурману!
И чтоб ни дна тебе и ни покрышки,
Поганому. У! Волк тебя заешь!

Что взлаялся, аль подзатыльник дали?

Тебе-то что, холопья образина!
И он туда ж

«Аль подзатыльник дали?»
Ай, батюшки! убил, убил, по темю.
Костыль сломал, собака!

Пожалеет.

Меня-то, что ль?

Нет, костыля-то.

Дьявол!

По лысине вот этак ошарашит,
И до смерти уходит.

Длинны руки
Поотрастил! Держал бы покороче;
Уж больно смел.

Кого ему бояться:
Немало он народу изувечил,
Да терпят все, дают ему повадку,
Не жалются в Москву

Не испужаешь:
На трех дубах сидит, четвертым подперт.

Что воешь-то? Какой детеныш малой!
Не все ль равно тебе, как псу издохнуть
Под палкой ли, иль пьяному под тыном!

Не приставай! Всего изъем зубами.

А вам-то что смешно, холопье стадо?
Самих дерут, как сидорову козу,
У вас самих увечья не проходят.

Влетело, брат!

Влилось!

Попало ловко!

Не привыкать!

Не в первый раз!

Еще бы!

Ты к носу три.

До свадьбы заживет!

Ну, подвернись который, изувечу!
Коль в волосы иль в бороду вцеплюсь,
Не выпущу; так вся в руках и будет,
Ни волоска живого не оставлю.

Ну, полно ты! Мы шутим. Ты подумал,
Взаправду, что ль?

Нам что!

Господь с тобой!

Обиды нет тебе.

Вестимо, в шутку
Язык чесать.

Не трожь его, робята!

А ты скажи нам, милый человек,
За что про что обиду терпишь?

Даром.
Жениться, черт, задумал…

Так. Ну что же?

Дюжова дочь облюбовал.

Ну, знаем.

Я сдуру-то сболтни ему неладно,
Мол, старому жениться ненадолго,
Да часто, мол, и не себе, а людям.
И я-то глуп, шутить связался.

Верно!
Ты с тем шути, кто любит. Ну, и что же?

Как вскочит он, затресся, ровно Каин,
Как волк стучит зубамн, словно угли
Глаза зажглись, седая грива дыбом…
Видал ли ты, как окаянных пишут
На папертях? Точь-в-точь.

Какой бедовой!

А вот пойти да скаредные речи
Боярину явить; так не пришлось бы
Свести тебя попарить, чтоб до свежих
Не забывал. У нас недолго!

Полно!
Доказчиком не будь. Доказчик первый
Под кнут идет.

Бросай, робята! Будет!

Братцы, схороните!

Беги скорей, покуда не схватили,
Валяй во все лопатки, не догонят!

Стрелой летит. Держи его, робята!

На лошади, да разве на хорошей,
А на плохой низа́что не догонишь.

Как шкуру-то, робята, соблюдает,
Диви бы бобр сибирской али соболь!

Ему своя-то, надо быть, дороже.

Ты говоришь, что местом вышло. Верно.
Воистину.

Здорово! Ты послушай!
Поехали мы зверя погонять,
Гляжу: лиса катит из мелколесья
По вырубке в сосняк, вот так и стелет,
Как желтый лист по ветру. Вижу, дело
Выходит дрянь: уйдет, сплутует. Надо
Заворотить, наперерез ударить.
Хлестнул коня по бедрам.

Что за парень
Особняком стоит? Коль наш — не трогай,
А кто чужой, так опроси построже.

Проехал я шагов не больше с сотню,
И вдруг мой конь, как вкопанный, ни с места.
Как в землю врос. Уж я его и плетью,
И лаской, нет, — дрожит, трясется, уши
Насторожил. Я вижу, дело плохо.

Какой-такой?

Из наших, из рыбацкой!

Ну ладно.

Вот я слез, перекрестился.
Обшел вокруг три раза, зачурался,
И ничего, — мой конь пошел, как надо.
Так вот и знай, что значит место.

Диво ль!
В большом лесу, где всяка нечисть бродит.
В своем саду я летось заблудился
Средь бела дня! Немало мы дивились:
Брожу кругом, а выходу не вижу.
Такая страсть, что Господи помилуй —
Не доведи вперед, умрешь со страху.
Уж и кричал, кричал, сошлись людишки
Да вывели.

Всего бывает! Что ты?

И бьет челом, боярин, и являет
Твой сирота, былой подьячий Жилка.

О чем еще, анафема?

О бое
И грабеже денном и об увечье!